Ирина Левонтина - О чём речь

Многие обратили внимание на странное ударение трусы вместо трусы. Народ очень веселился, шутил, что, мол, с бель ем все очень логично выходит – трусы обнажили догола свой развращенный ум. В общем, поэта каждый может обидеть, но Корпус говорит нам, что та кой вариант ударения у этого слова был:

Фелицы слава, слава Бога,Который брани усмирил,…………………………………Который оком лучезарнымШутам, трусам, неблагодарнымИ праведным свой свет дарит.

Что забывших про долг и про честьБеглецов и предателей многоУ несчастной их родины есть;Что трусов малодушных не счесть;Но что больше всего равнодушных,Беззаботно насилью послушных

Разумеется, это не ответ на вопрос, почему у Демьяна Бедного такое ударение: тут надо было бы подробнее смотреть диалекты, исследовать его язык, надо изучить историю этого слова. Но мы можем сразу сказать, что не то чтобы тут поэт переставил ударение, чтобы слово влезло в стих, не станем дразнить его, как у Горького Настя Барона: «Не было этого! Ничего не было!» Я ужасно не люблю, когда в сети такие Насти авторитетно заявляют: так, мол, никогда не говорили, такого не бывает, да еще и объясняют почему. У меня всегда в таких случаях рука сама так и тянется к закладке «НКРЯ». Хорошо, что она есть.

Задачи и загадки

Когда-то давно я придумала лингвистическую задачу, которую до сих пор нескромно нахожу весьма изящной. Звучит она так: требуется перевести с древнерусского на латынь слово инде. Только это задача не для лингвистов. А то я тогда же загадала ее своему коллеге и другу Сереже Крылову, и он, разумеется, не затруднился с ответом, но и не оценил красоту игры. Когда же я стала объяснять, в чем тут дело, он сказал: «Да я просто перевел…» Имеется, конечно, в виду, что перевести надо аналитическим путем, не зная ни одного языка, ни другого. Тут ничего не требуется, кроме знакомства с русским языком и некоторых общекультурных сведений.

Для начала надо догадаться, что значит инде. Сообразить нетрудно, потому что слово это, подобно многим другим местоименным словечкам, сложено, как из конструктора, из вполне вычленимых элементов. Посмотрим на вопросительные слова русского языка: к-то, к-акой, к-уда, к-огда, с-к-олько, к-оторый. Все это к-слова. Правда, в некоторых к замаскировано: чей (тут чередование к/ч, как рука/ручной), где (к-де, тут просто на письме передано озвончение нашего к перед д). А вот многие указательные слова – те на т: тот, такой, туда, тогда и т. п. Кстати, по-английски похоже: вопросительные wh-слова и указательные th-слова (what? why? where? which? this, there и т. п.). Теперь сравним пары: куда – туда, когда – тогда, какой – такой. Ясно, что вторые части у них одинаковые. Немного менее очевидно это в случае где (как мы уже знаем, это кде) и здесь (это сь-де-сь). З – это на самом деле передается на письме озвончение с перед д. Это то же указательное сь, что в слове сей. Ну, и конец немного запутывает, но все равно мы теперь видим, что -де – это на тему места. И, взглянув на наше инде, понимаем, что оно состоит из уже понятного нам -де и ин-, вообще совершенно ясного. Ин- – это как в словах иной, иначе. Итак, инде значит в другом месте. Скажем, в итальянском очень похоже: dove – «где», а altrove – «инде». В другом месте то есть.

Очень жаль, что в современном русском языке нет слова инде. Из-за этого совершенно невозможно нормально перевести на русский название романа М. Кундеры, которое по-английски звучит как Life is elsewhere. По-немецки здесь будет слово anderswo, по-итальянски уже знакомое нам altrove. Мы же совершенные сироты – а ведь как славно было бы: «Жизнь инде».

Теперь перейдем ко второй части задачи: как же перевести это на латынь? Здесь подобный способ рассуждения нам не поможет, если мы незнакомы с латинскими местоимениями. Тут надо танцевать от того, что многие латинские слова используются в разных языках. И вот есть такое очень известное слово, которое как раз буквально означает «в другом месте». В другом месте человек был, когда совершалось преступление, поэтому он не мог его совершить. Догадались? Конечно, это алиби. Слово alibi, кстати, тоже хорошо распадается на части.

Я вспомнила старую задачу, потому что опять задумалась о разного рода играх с местоименными словами. А задумалась я из-за подруги, которая гостила у меня на даче. Подруга стала жаловаться на то, как ее раздражает новое слово по-любому. Я садистически поинтересовалась, как она относится к вариантам полюбас и полюбэ. Ее аж передернуло.

Ну, полюбас и полюбэ – это ладно, это действительно чисто сленговые варианты. Но вот слово по-любому (есть еще орфоргафический вариант полюбому, однако он противоречит правилам русской орфографии, поскольку слова на по-…ому/ему или -ски пишутся через дефис: по-моему, по-дружески) ставит меня в тупик. Дело в том, что, если разобраться, по смыслу это слово очень нужное, полезное. Оно соответствует популярному английскому anyway, без которого по-английски вообще трудно говорить и которое часто используется в качестве слова-паразита. В этом качестве оно помогает как бы отсечь предыдущую часть разговора и дает возможность не особо заботиться о том, насколько то, что ты собираешься сказать, логически связано с предшествующим. В полнозначном же своем употреблении anyway близко к русским оборотам как бы то ни было, так или иначе, в любом случае, но гораздо компактнее и выразительнее. И вот я думаю, что это самое по-любому появилось как аналог подобных громоздких сочетаний. Вообще русское любой по смыслу близко к английскому any. Смысл их состоит в указании на неограниченный спектр допущений.

Часто по-любому и полюбас переводят как «обязательно», «непременно» («Отзвонюсь полюбас» – то есть «Позвоню обязательно»). Однако обязательно содержит намек на некое обещание. Здесь же модальность немного другая, скорее эпистемическая: как бы ни развивались события, это будет так.

Итак. Слово нужное. Кстати, косвенно это подтверждается тем, что чуть ранее (вроде бы) появилось слово всяко в очень близком значении («Ну, к пяти я всяко успею»). Кажется, с некоторым питерским оттенком. Сейчас по-любому, видимо, совсем победило всяко. Я говорю «кажется», «вроде бы», поскольку за такими вещами уследить очень трудно. Впрочем, есть бесценный источник подобных сведений – форум «Городские диалекты», где, между прочим, про по-любому и всяко тоже написано (http://forum.lingvo.ru/actualthread.aspx?tid=91705).

Итак, меня интересует вот что. Слово по-любому, появившееся не меньше десяти – пятнадцати, а то и двадцать лет назад, очень распространилось, и это мне понятно. Но для меня загадка, почему из него никак не выветрится вульгарный душок (со всеми возможными реверансами по поводу региональных вариантов литературной нормы). Ведь моя подруга не одинока: я постоянно слышу от интеллигентных знакомых заявления типа: если составить мой личный словарь слов, которые я ненавижу, то первым в нем будет слово по-любому. Вот нам пишет некто Юрий Рябинин в газете, извините, «Завтра» (статья так и называется: «Не по-любому, а по-русски!»):

Довольно многие стали употреблять выражение «по-любому» вместо «в любом случае», «во всяком случае», «непременно». Диктор говорит: «„Зениту“ еще один гол нужен по-любому». Девица с голым животом в метро кричит подруге: «По-любому завтра встретимся!» – вот он настоящий, победно шествующий по нашей необъятной одной шестой американо-офенский диалект бывшего русского!

Признаюсь, я и сама это слово не то что ненавижу, но не употребляю. Почему же налет вульгарности так прочно к нему прилип, хотя в его смысле, как мы видим, ничего такого нет? Слова ведь меняют окраску. Так, словцо типа вообще пришло чуть ли не из речи братков, а интеллектуалами подхвачено за милую душу, сначала цитатно, а потом и от себя. А тут поди ж ты. В общем, это науке не известно. Наука пока не в курсе дела.