Юлия Черняховская - Братья Стругацкие. Письма о будущем

увидеть Полдень, – сбудется. Не успею. До XXII, а на «Таймыр», если бы вдруг и полетел – не взяли бы. Но думаю, что Полдень – будет. Будет «Возвращение». Может быть и раньше – но в XXII точно будет.

Наверное, что-то тогда подсказало – что будет перерыв. Но будет и Возвращение.

Желаю и Вам здоровья – от всей души.

Успехов!

Был такой писатель – «Аркадий и Борис Стругацкие». Писал на темы будущего коммунистического общества и многих проблем будущего и настоящего человечества. И оказалось, что его книги завладели вниманием многих людей, он стал сверхпопулярен и на становлении многих оказал огромное влияние.

Аркадий умирает осенью 1991 года. Одновременно с поражением социализма, распадом СССР и, как тогда казалось, крушением идеи коммунизма, в которую он так верил. И одновременно с тридцатилетием принятия Третьей программы КПСС – «Программы строительства коммунизма».

Борис Стругацкий умер в ноябре 2012 года, в год пятидесятилетия выхода в свет их исходной, базовой книги «Полдень, XXII век» – развернутой утопии, создав которую братья стали писать и о том, какие проблемы могут возникнуть в этом «мире Полдня» – мире построенного коммунизма.

Это – ход эволюции и изменения их взглядов под воздействием событий истории.

Но встает вопрос о том, каким оказался рубеж их эволюции. Какие идеалы остались для них верными – и остались ли.

Здесь основное. Что для них остается неизменным:

1. Идеалы и представление о будущем.

1.1. Это, в первую очередь, – коммунизм, как мир свободного труда. Мечта о нем вечна и вопрос лишь в путях и сроках ее реализации.

1.2. Мир Полдня, коммунизм – это не конец истории, в нем будут свои проблемы и перед ним станут проблемы своего возвышения и развития. И проблемы эти для нас могут оказаться неожиданными.

1.3. Но каковы альтернативы этим проблемам? – Отказ от движения к коммунизму – а это означает отказ от развития. И тогда либо мир потребления и духовной деградации, либо мир манипулирующей диктатуры, либо мир без цели и идеологии – мир «идеологического вакуума» и исторической деградации. «Миры-уроды». «Проклятые миры».

2. Проблемы исторического процесса и исторического прогресса. Отказ от прогресса – смерть общества.

2.1. Взгляды Стругацких на исторический процесс, по сути дела, стыкуются с историческим материализмом и научным коммунизмом. Прогресс неизбежен. Вопрос в сроках и в цене. Прогресс – вне морали. Тот, кто этого не поймет – отстанет от истории и обречен.

2.2. Социальная фантастика – это история будущего. Увы, многие предсказания и предупреждения Стругацких сбылись. И то, что определенные группы выдавали тогда как «пародию на советскую действительность», сегодня воспринимается как умело написанная картина современного российского общества: и «Обитаемый остров» с его манипулируемым населением и Неизвестными Отцами, спасшими остатки страны после крушения великой империи, и «Град обреченный» в своей последней фазе – Фриц Гейгер, положивший конец разложению города, стабилизировавший ситуацию и накормивший страну, давший ей благополучие, но не знающий, каковы цели и каково будущее, к которому он эту страну ведет. Кстати, в одном из последних интервью такое сравнение привел сам Борис Стругацкий.

2.3. Роль личности в истории. Кто прав: борющийся за справедливость и готовый к разрушению или медленно подготавливающий спасение? И Стругацкие не дают окончательного ответа, но чувствуется в общем контексте, что склоняются ко второму варианту. Прогрессор – это человек, который принимает вызов, соглашаясь на попытку ускорить прогресс и сознающий при этом как малы его шансы и каковы его риски. А еще – понимающий, что если ему что-либо и удастся, то это будет достигнуто такими средствами, которые могут оказаться никогда не одобренными его современниками – и все равно идущий на это для спасения чужих миров.

3. Проблем власти и свободы в произведениях Стругацких.

3.1. Стругацкие почти с самого начала своих произведений и до конца своего творчества ставят вопрос о том, что власть, располагающая самыми мощными средствами принуждения бессильна в исторической перспективе, если она не ведома стратегическими целями. Но и власть, верная великим целям, но боящаяся омрачить их негодными средствами, обрекает свои цели на гибель. По их мнению нужен баланс. Баланс целей и средств. Совесть, по их мнению, ставит цели. Разум – предлагает средства. И совесть не должна быть слишком привередливой, когда окажется, что ее коробит от тех средств, которые нужны для достижения ее целей.

3.2. Особой темой для Стругацких становится проблема цивилизационной безопасности. И вывод, что ответственность за безопасность – это самая большая ноша. Потому что ты всегда обязан предполагать самый худший вариант. Они формулируют тезис о том, что даже самое идеальное общество, вынужденное, по тем или иным причинам, пойти на создание тайной полиции, даже если оно поставит во главе ее самых честных, бескорыстных и ответственных людей, должно примириться с тем, что эта тайная полиция будет убивать абсолютно невиновных людей. Это для них ужасный парадокс и ужасный вывод – но либо рухнет цивилизация, либо будут невинные жертвы.

3.3. И, тем не менее, главным для них и в коммунизме, и в их идеалах остается одно – Свобода. Свобода человека. Без свободы не может быть коммунизма – его нельзя без нее ни создать, ни удержать.

Без свободы – нет развития. Нет движения вперед.

Свободы нет без идеологии. Свобода может отчасти быть сохранена в мире манипулируемого управления, но свобода абсолютно уничтожается в мире идеологического вакуума, хотя внешне он может представляться самым свободным из миров.

И самое главное в свободе – и в коммунизме, как мире свободы, это – свобода труда. Стругацкие не отказываются от этого до конца, Три компонента свободы: заниматься любимым трудом, заниматься им свободно (свобода творчества), быть свободным в занятии им и от этого получать самое большое удовольствие в жизни. Это и их общий вывод, и их общий рефрен.

Таков концептуальный абрис работы. Разумеется – здесь невозможно было охватить все видящиеся повороты, в частности, ту или иную связь появления их работ и эволюции их взглядов под воздействием событий, но применительно к каждой идее и каждому роману так или иначе это обрисовать можно.

Я не останавливаюсь и на некоторых нюансах, достаточно важных, например, некоторые романы к изданию тормозили не потому, что в них имелся политически неблагонадежный материал, а потому что считали излишне сложными (некоторые рецензенты полагали, что читатели не поймут слова «кибер»). Или – классический роман «Трудно быть богом» был задержан потому, что одна инстанция усмотрела наличие пропаганды экспорта революции, а при коллективном рассмотрении другая заявила, что экспорта недостаточно. Это было в середине 1960-х и отразило борьбу разных течений в руководстве КПСС – условно говоря, Шелепинской и Брежневской групп. Таких моментов много.

Научная фантастика как вид литературы и новая историческая форма утопии, представляющая альтернативу существующему миру в рамках допущений, не выходящих за рамки научного восприятия действительности, также выполняет функции познания и идеального конструирования действительности, как и другие формы политической мысли, а также и формы научного сознания. Она отличается от строго научных произведений использованием образной формы и метафор – то есть приемами, а не природой анализа, поскольку одной из определяющих ее характеристик является отсутствие противоречия между существующими научными представлениями, выступая как инструментом научного познания в определенных ситуациях – так и способом его осмысления, рефлексии.

По сути признанной можно считать исполнение ею социально-конструирующей роли. Тем более это относится к социальной и философской научной фантастике и ее отношениям с политическим сознанием, как одной из своеобразных форм политической мысли.

Использование образов и метафор не снижает ее ценности, а является приемом совместимого с научными данными познания в условиях, когда анализируется относительно новое явление или новые стороны действительности, не имеющие для своего отражения устоявшейся и общепринятой терминологии.

Подобная ситуация складывается, в частности, в условиях тех или иных переходных периодов, например – переходов между историческими эпохами. Очевидно, что это имело место в эпоху смены Средневековья Новым временем, наступления эпохи индустриального производства, ставшей временем появления ряда классических утопических произведений – время Первого утопического запроса. Утопии, являясь формой концептуально-упорядоченного осмысления действительности, в том числе и политической действительности, определенной формой развития политической мысли, соединяющей черты протонаучного образа с чертами теоретической модели, отражают определенные социальные и познавательные запросы, особенно межэпохальных переходов, но и сами меняют свои формы в зависимости от условий и накопленного обществом научно-познавательного багажа.