Джон Клеланд - Кельт-Друидистская Этимология

И Иврит, и известный нам, как Эллинский, язык Гомера, есть радикальные производные того самого Вселенского прото-Языка, главный ключ к которому – в руках у кельтолога. Враз, в этаком свете, приходящий на ум диалог из «Кратила» Платона13, в касательстве «Илиады», весьма подходяще свидетельствует о том, что люди и «боги, дающие верные имена в природе вещей», именуют одну и ту же вещь по-разному. (Сократ.) К сему, в термах слогостроения находимая разница между прото-Кельтским и тем Гомеровым, который доступен Европе, непосредственно, из лит. источника, вполне возможно (этак, по Клеланду) явившегося уже продуктом пересказа или переписки, опять-таки с языка пра-архаичного (Кельтского, также, корня!), – таковое, конечно же, оттоль устремляет перспективу всех предположимо-углублённых лингво-этимологических исследований в область, поистине, чего-то невероятного. – В целом, в отличии от Санскритически-Арийской линии, Клеланд изображает, предельно-контрастно, Северно-Кельтскую линию пути Великого Переселения и великих культурных охватов. Норманская линия, в том, не более, как одно из зауряднейших сему воспоследований. (К примеру, новейшие влиятельные альтер-теории истоков Гомеритства, как это, допустим, у того же «балтийца» Феличе Винчи, 1995, «Балтийские истоки эпических песен Гомера», и др., в добрую половину сходятся на рассмотрении концепции «северной диспозиции»; к чему, однако, изъяснение Клеландом самого слова «датч-ане», как послужного имени меньшего Кельт-Друидистского милитарного чина, скорее, может стать плюсом для Кельтийского преображения динамической теории Б. Г. Тилака14 -«The Arctic Home in Vedas», 1903; «Арктическая родина в ведах», пер. с англ. Н. Р. Гусевой. М., Гранд; Фаир-Пресс. 2001; – с тем, ведь, и античные Инды гласят о великих Северянах, и Кельтский Круг представляется быть в ряду наиболее древних сакральных смыслов и символов. – Сюда, сразу же хочется прибавить лингвистически-выводимую Клеландом гипотезу о знании древних Кельтов о шарообразном строении Земли. – ЭС, «Парламентские Мантии», стр. 62/48.)

Прошлые и современные академические исследования вполне аргументированно свидетельствуют о фактах, в той или иной части, сделанной переписки литературной Истории Общества и Государств; ко всем же поздним версиям о факте всеобщей таковой фальсификации, факте абсолютно-сознательной переделки исторического Знания, – как это, к прим., у тех же уважаемых профессоров Фоменко и Носовского в России, – Джон Клеланд, при всей актуальной аргументабельности всего соответствующего литерационного подхода, предуготовляет нас, со своей стороны, (ещё) по изъяснению перво-предшествующей сему и не менее умышленно-сделанной «пересказке Истории», или фальшь-ретрансляции в переводах Архи-Знания. Именно с такой позиции, в изложении сути дисторции исконного Диалекта, его труд, в своём роде, объясняет перво-причину всей той нравственно-этимологической дуальности в людском мире, каковая издавна была принципом воззрений многих эзотеристов-герметиков: – именно так подменяются понятия в смысловых корнях Добра и Зла, где Дьявол, в Князьях Мира сего и, с тем, его Оговора [Diaboli, Columny], оказывается как раз таки в каждой из Колонн [Column], будь этак Храма или же Колонно-Тронного Зала, или же Дворца Съездов. (Не даром ЭС, следом за Былиной, изъясняет Дьявола.) – Но та исконная Справедливость, понятие коей, вместе с восстановлением архи-силлабической системы Вселенского прото-языка, выводит для нас Клеланд, – оная архи-диалектическая Правда показывает, что Злу в Друидизме отказано в месте, в том характере бытийства, где только есть Суд и Школа, и сама суть Веры в Закон есть ничто иное, как Образованный Дух (Educated Spirit), т.е. доброе, или совершенное Знание Образа, или Круга. Архи-Друид, в роли Великого Судьи (Див, или Маг), действительно, судил по злу, т.е. по выявленному «неверию» или, практически сказать, по нарушению, в ряду актов, той связи, что между Словом и его предметно-деянным Смыслом (в отношении отдельного лица и его общества), но оный заведомо судил оправдательно, т.е. изыскуя ту степень добра, каковая могла бы быть присуща поступку осуждаемого, и в том никогда, и не под каким предлогом, не смея оправдывать само свершённое зло. (Что доброго, какая угода, заслуга – и есть ли таковая, вообще – в том, что он совершил? Что бы он ни совершил.) Так, если взять наших нынешних адвокатов «наиболее справедливой Судейской системы в мире», то разве что наиболее выдающиеся из них способны вполне определённо использовать известную формулу: – «Я ни в коем разе не оправдываю тот поступок, который совершил подсудимый…", и, однако, ещё ни Резники, ни Кучерены, или, взять, уровня пусть будет, этак, и более превосходного, мастера адвокатуры едва ли в силах не воззвать к тем самым пресловутым смягчающим обстоятельствам, каковые, дескать, должны оправдывать…, alas, свершённое зло. Т.е., изначально, в этической своей основе, аспект оправдания Зла, на сегодня, повсеместно (и уж верно, не только в России) превалирует в Суде, коего-таки первоявленная суть – это изыскание и, с тем, возвеличивание Добра. Изыскание Добра к его утверждённому приоритету, совершенно обратно изысканию Зла к онего уменьшению, или смягчению – таковой была мера истинной правоты в Архи-Судье Друидов; таковым было всецело-этическое направление развития Общества; – на уровне же сравнительно-подобных практик общей Юстициарной Системы, это могло бы, по меньшей мере, означать замещение всех тех сегодняшних законодательно-юридических формулировок «Не в ущерб», на то, что не иначе, как «Во благо».15 Во благо – и поощрение, во благо – и наказание. И, этак, и в самом наказании – не менее, благо.

Нечто подобное, по всему соответствию тому, чему наш гуманизируемый юстициарный принцип, на сегодня, противостоит в идее приуменьшения, или смягчения искомого зла, было практикуемо в позднее сложившейся милитарно-Христианской Папской Европе, когда самые суровые наказания и мучения, спосылаемые инквизицией, провозглашались быть, дескать, на благо и во спасение мучимых и терзаемых. Но таковое явилось, как раз-таки, следствием тех самых псевдо-диалектических казусов, каковые, со многой этимологической убедительностью, изобличает метод Клеланда. Коль скоро само слово «религия», по его ретривируемому смыслу, возникло по причастности, именно, т.н. «порочному кругу» – [очерченному кругу арестуемых; чёртову кругу?], т.е. кругу обвиняемых, если ещё не вполне осуждённых (ЭС, «Маг», стр. 95/81), то Друидист-Кельтолог, а с ним и сам Дух Прото-Диалекта, по воле зла исторически-общественных смен, оказывающийся вдруг в необходимости ответствовать всем вокруг «суевериям», т.е., собственно, всем предосудительно-делаемым обвинениям по вменяемой неправоте, просто не может не обращаться к смыслам, предстоящим этакой диалектической несправедливости. Сие, по раскрытию и разложению структурной синкретической связи в тексте, в особенности, позволяет Клеланду сделать вполне определённый этимологический вывод о Евангелической пра-истории: здесь, этак и то, что дошедшие до нас Евангелия есть всё, суть, знание исконне Кельтского истока, – переведённое, а после, быть может, и не раз переписанное, – и кое всё, также, представляет собой лишь малую часть из того, что было претворено в дошедших до нас описанных былинах (habul – bible (?); былина – библия) о Жизни и Пути Слова в истории Круга от момента зарождения Речи. (ЭС, «Конвенты») [Вначале – Слово; Христос – Слово; и т.д.]

Этакие ретривационные пробы, аж и по первому взгляду, заметно преображают не только, подчас, доселе устоявшийся смысл эзотерического и эклезиастического Христианского учения, но, также, способны предстать своего рода артифактом более научно-образованной парадигмы, составлявшей основу всего, в переложениях дошедшего до нас, Знания. – Слишком фантастичным было бы представить такое, чтобы Древние Кельты могли б всерьёз обладать сведениями об атомно-молекулярной структуре материи, или знать об оптических свойствах воздуха и атмосферы, и т. п. пр., кое, по восстановлению архи-силлабов, внезапно вдруг открывается в ряду некоторых метафор и аллегорий из Священных текстов; – легче, таки, допустить мысль о том, что оние архи-терминации, по сохранению их в транспонированной форме в азах всех последующих учёных языков, продолжали нести свою ключевую функцию, – если и подсознательно, и интуитивно, всё же, в том, не менее парадигмично в отношении процесса Вселенского миропознания.– В категорично-эволюционном свете уни-лингвистического перехода, обще-сформулированный Клеландом Кельт-Эллинизм, способный демонстрировать всё же какой-никакой, но учёный задаток библианства (сравнительно скрытому в нём Архи-Кельтийскому сверх-логическому коду Системы Цивилизации), в раскрытой структуре пользуемых метафор и переданных аллегорий, существенно обнаруживает, и по сегодня, единственно-намеченное направление развития всей современно-научной парадигмы: не потому ли всякая предвестная образность в сакральной Библеистике является в своём роде директивой для всех последующих материально-делаемых открытий?…