Татьяна Давыдова - Русский неореализм. Идеология, поэтика, творческая эволюция
С другой стороны, в романах Пришвина и Булгакова создан тип художника, противостоящего давлению социума своим творчеством, в котором утверждаются вечные ценности – родственного отношения к природе, милосердия. В «Биче Божьем» Замятина и романах Чапыгина и Шишкова есть интерес не только к жестокому герою дионисийствующего склада (Атилла, Разин, Пугачев), но и к типу «органического» человека, близкого положительным героям Л.Н. Толстого и А.И. Куприна (Зейнаб, Катерина из замятинских киносценариев, чапыгинский Сенька, шишковская Акулечка). Это обусловило становление новой манеры, сочетающей символико-мифологические (т. е. модернистские) и толстовские формы психологизма. Изменился и тип повествования в неореалистической прозе этих лет: сказ вытеснен книжно-письменными формами речи, но при этом проза осталась орнаментальной. Повествование то напоминает стиль исторической прозы, то приближается к эстетическому трактату. Писатели-неореалисты на последнем этапе существования неореализма явно искали новые формы художественности, в которых вымысел был бы ослаблен. Этого нельзя сказать только о «Мастере и Маргарите».
Заключение
Проведенный в книге анализ прозы, драматургии, а также частично критики и публицистики неореалистов показал, что в их творчестве своеобразно преломились традиции фольклора, древнерусской литературы и иконописи, а также ряд существенных тенденций отечественной литературной классики
XIX и XX вв. Как и у символистов, у неореалистов А.М. Ремизова, М.М. Пришвина, С.Н. Сергеева-Ценского, Е.И. Замятина, А.П. Чапыгина, В.Я. Шишкова, частично и у К.А. Тренева, А.Н. Толстого, М.А. Булгакова, А.П. Платонова нашли своеобразное воплощение идеи зарубежных и отечественных философов и психологов, повлиявших на духовную атмосферу в России в первой трети XX в. Это привело к созданию художественного сциентизма.
В творческий период 1900–1916 гг. революционные убеждения Ремизова, Пришвина, Замятина, Шишкова, сочувствие Шмелева и Тренева революционным идеям и стихийный демократизм Чапыгина обусловили их критико-активистскую позицию, проявившуюся в созданных в данный период рассказах и повестях о русской провинции («Пятая язва», «Уездное», «Белый скит», «Тайга»), В эти годы возникают два направления внутри неореализма: атеистическое (Замятин) и религиозное (все остальные). У Замятина формируется атеизм, который сочетается с частичным приятием моральной и эстетической сторон православного мировидения. Подобное противоречие отражено в наиболее значительном произведении данного этапа – повести «Уездное». В последующих повестях и рассказах писателя возникает восприятие жизни как трагедии, близкое мировидению Ф. Ницше, и полемика с шопенгауэровским призывом к аскетизму и пониманием любви у B.C. Соловьева как, в первую очередь, высокодуховного платонического чувства. Это сродни мировидению Зайцева. Мировоззрение Замятина, Пришвина, Чапыгина и Шишкова, поклонников «естественных» ценностей жизни, в эти годы наиболее близко идеям Розанова. Как и Бердяев, Ремизов, Шмелев, Пришвин, Замятин, Чапыгин и Шишков ставят проблемы национального своеобразия «русской души», которое объясняют религиозными, этнографическими и географическими условиями; личности и среды, состояния православной религии. В неореалистической прозе возникают литературные типы революционера-«еретика» и героя-консерватора, интеллигента, чьи дарования гасятся агрессивной пошлой средой, «органического» человека, близкого к природе и воплощающего как отрицательные, так и положительные черты (Сергеев-Ценский, Замятин, Чапыгин); бродяги (Чапыгин, Пришвин, Шишков), героя-праведника (Пришвин, Шмелев), беззаветно любящей героини (Замятин, Зайцев).
Неореалисты творят в данный период чаще всего в среднем и малых эпических жанрах, в их произведениях формируется модернистский художественный метод. При этом существенно, что между символизмом, реализмом, использовавшим поэтику модернизма, и собственно неореализмом («синтетизмом») границы были подвижными.
Ремизов, Замятин, Пришвин, Тренев, испытывавшие большой интерес к философии, творчески обрабатывали библейские тексты, апокрифы. Это сближало их с символистами. Вместе с тем и Ремизов, и его ученики были далеки от ортодоксального христианства. Произведения всех писателей-неореалистов объединяли философичность, наличие черт импрессионизма, экспрессионизма и порой примитивизма.
В дореволюционном творчестве Ремизова, Шмелева, Замятина и Пришвина существенна опора на национальные средневековые культурные традиции, а также рецепция и своеобразное преломление идей и художественных достижений реалистов – Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.С. Лескова и писателей-народников. Шмелев и Пришвин ориентируются на древнерусские жанры жития и хождения. В то же время уже в раннем творчестве некоторых неореалистов возникает установка на жанрово-стилевые эксперименты в духе художественных достижений, с одной стороны, А.П. Чехова, а с другой – символистов. Если Ремизов только колеблет жанровую традицию жития, то Чапыгин уже создает антирождественский рассказ, а Замятин – новаторскую повесть с чертами перевернутой притчи. В неореалистических произведениях первого творческого периода формируется самобытная сказово-орнаментальная манера, явившаяся основой для дальнейших стилевых исканий в русской прозе 1920-х гг.
Период 1917–1930 гг. отличается наибольшей творческой активностью неореалистов. Именно в эти годы окончательно складывается неореалистическое идейно-стилевое течение, теоретиками которого становятся Замятин и критики ОПОЯЗа. На данном этапе появляются неореалисты «второй волны» – А. Толстой, Платонов, Булгаков, «Серапионовы братья», Катаев, Эренбург, Беляев. В эти годы крупнейшими русскими писателями-философами являются Замятин, Булгаков и Платонов, удачно дебютирующие и в драме. Лучшие произведения этих писателей группируются в проблемно-тематические «триады»: у Замятина это две триады, посвященные проблемам интеллигенции и революции, личности и коллектива, возможности воспитания «нового человека» – рассказы «Дракон», «Мамай», «Пещера», повесть «Островитяне», роман-антиутопия «Мы», драма «Огни св. Доминика»; у Пришвина повести «Мирская чаша» и «Журавлиная родина», роман «Кащеева цепь» с проблематикой, близкой указанной выше; у Платонова сатирические повести «Город Градов» и «Котлован», роман «Чевенгур», в которых сочетаются утопизм и антиутопизм; у Булгакова научно– и социально-фантастические и одновременно мистические повести «Дьяволиада», «Роковые яйца» и «Собачье сердце», также ставящие проблемы существования интеллигенции в социалистическом мире, возможности вмешательства в тайны природы, права выдающейся личности на эксперимент.
В публицистике, сказках, рассказах и повестях Ремизов, Замятин, Пришвин и Булгаков осуждают «красный» террор, деятельность партии большевиков, гражданскую войну, реалии жизни первых послереволюционных лет. При этом Замятин и Толстой остаются сторонниками идеи революции. Концепция революции-энергии становится центральной в замятинском и платоновском сциентистском мифотворчестве, которое базируется на переработанных положениях из работ немецких ученых Ю.Р. Майера и В. Оствальда. Понятия второго начала термодинамики (энтропии и энергии) оригинально соединяются у Замятина с концепцией двух универсальных бытийных начал – аполлонического и дионисийского, воспринятой как из работы Ницше, так и через ее рецепцию в эстетике Серебряного века (у А. Белого и Вяч. Иванова). Для Платонова важны также идеи «философии общего дела» Н. Федорова, для Булгакова – положения книги Ницше «По ту сторону добра и зла» и работ Бердяева. Эти понятия воплощаются в произведениях Замятина, Пришвина, Платонова и Булгакова с помощью библейских мифологических и литературных мифопоэтических мотивов. Благодаря этому усиливается, по сравнению с 1910-ми гг., и полностью реализуется неореалистическая установка на создание произведений с обобщенной философской проблематикой.
Прозаики-неореалисты совершенствуют сказ, характерный элемент поэтики русской прозы первой половины 1920-х гг. Замятин, как правило, использует сказ для раскрытия национальных русских жизненных реалий. В то же время функция сказа у Замятина и Шишкова порой сближается с ролью комического сказа у М.М. Зощенко или комически-лирическо-го сказа у И.Э. Бабеля. В творчестве неореалистов 1920-х гг. появляются и иные манеры – основанная на повествовании книжного типа, а также сочетающая метафоризацию и деметафоризацию (Платонов).
Языковое богатство неореалистических произведений данного периода обусловлено использованием диалектных записей из блокнотов Замятина и лексики сибирских и алтайских народов в «Угрюм-реке» Шишкова, обилием архаизмов и историзмов у Чапыгина («Разин Степан»), В творчестве писателей в эти годы есть реалистические черты, но преобладает неореализм («синтетизм»), в котором ведущими являются символистские способы типизации и изобразительно-выразительные приемы и в котором есть также экспрессионистичность («Островитяне», рассказы и «Мы» Замятина, «Мирская чаша» Пришвина, «триады» произведений Платонова и Булгакова, булгаковские пьесы).
