Маруся Климова - Моя АНТИистория русской литературы
Коммунисты совершенно искренне, безо всякой задней мысли, злого умысла и малейшего циничного намерения со своей стороны, перепутали искусство с производством! Кроме Литинститута, у них еще было такое умопомрачительное количество подобных «оговорок», выдающих их истинное понимание искусства и литературы, что Платонов со своим «Котлованом» и копошащимися там людишками выглядит просто лишним и никому не нужным бумагомаракой, но уж никак не гением. Все и так понятно, без него! А его размазывание соплей по поводу невозможности окончательного завершения «стройки» в виду неясности архитектурного замысла и прочее только вносит еще больше путаницы во всю эту возню!
Короче говоря, коммунисты, несмотря на то, что их было так много, все вместе, включая опальных «гениев» вроде Платонова, на поверку оказались ненамного умнее и прозорливее Леонтьева, перепутавшего Россию с человеческим телом, а философию – с медициной… Вообще-то и Фрейд здесь не особо нужен. Сталинский «большой стиль» прекрасно прочитывается и без его копаний в бессознательном – все лежит прямо на поверхности, непосредственно в языке и искусствоведческой терминологии тех лет: во всех этих «пластах реальности», «поступательном движении истории», «кирпичиках мироздания» и прочее, прочее, прочее… И опять-таки, никогда не стоит недооценивать человеческую глупость: на смену «строителям коммунизма» пришли «прорабы перестройки»!
Безусловно, «Тихий Дон» мог бы служить замечательным образцом хорошего стиля, поскольку в нем явственно прослеживается метафора войны: казачьи сотни многократно под звуки рожка разворачиваются во фронт, хотя, к сожалению, главным образом, тоже до 13 года. Увы! Тем не менее в этом романе, как я уже сказала, очень много людей в форме – и это радует.
Однако лично меня всегда немного смущал затянувшийся до сегодняшних дней спор по поводу его авторства. И все бы ничего, но то, что этот спор фактически начался еще при жизни Шолохова, настораживает меня больше всего! Все-таки Шекспир и Гомер умерли уже очень-очень давно – естественно, их жизнь и творчество за время их отсутствия в этом мире успели обрасти всякими легендами и небылицами. А тут! Одни совершенно искренне полагают, что такую замечательную, красочную и пугающую своими размерами книгу не мог написать жалкий недоучка, вроде незаконнорожденного простого казака Шолохова, да еще в столь юном возрасте, когда ему едва перевалило за двадцать, поэтому он, скорее всего, стащил черновые наброски и дневники у какого-нибудь маститого писателя старой выучки, типа Крюкова, а потом наспех их перелатал, кое-что кое-где подогнал, в соответствии с требованиями времени и господствовавшей идеологии. Другие же, напротив, считают, что даже такую огромную книгу, больше даже, чем «Капитал» Маркса, запросто мог сочинить любой дурак, наподобие того, как явный дегенерат, инвалид детства, Циолковский смог сконструировать столь сложное техническое сооружение, как ракета. И вот это представление о произведении искусства, как о совершенно отчужденном от самого человека и его жизни сооружении, чуде техники, конструировать и сооружать которые обучают в «технических» вузах, типа Литинститута, так вот это представление и поныне господствует в умах большинства современных литературоведов и критиков, глупость которых, как я уже сказала, никогда не стоит недооценивать, ибо она воистину безмерна!
Боюсь, что и дискуссия по поводу авторства «Тихого Дона» закончится еще не скоро, так как победителей в ней просто не может быть вообще! Ведь эти споры – всего лишь иллюстрация одного из человеческих заблуждений насчет искусства, и не более того. Можно ведь сколь угодно долго упираться лбом в стену – от этого стена все равно вряд ли сдвинется с места, одного упорства тут явно недостаточно. Неплохо бы еще осознавать, во что ты упираешься, и вообще, для чего тебе это надо… В целом же данная бессмысленная дискуссия невольно свидетельствует о том, что и современники, и потомки вовсе не склонны видеть в авторе «Тихого Дона» казака, а судя по всему, он тоже представляется им кем-то вроде выпускника Литинститута.
Короче говоря, если кто-то еще до сих пор чего не понял, то могу подсказать: искусство – не производство и не стройка! Точнее, я бы даже сказала так: искусство – это метафора человеческой жизни. И если кто-либо принимает собственную жизнь за производство, а себя самого – за участника какого-то строительства или же там колхозника, то должна его огорчить – он очень сильно заблуждается. Если уж человеку что-нибудь и надо строить в этой жизни, то разве что укрепсооружения типа замков, дотов и цитаделей, чтобы обороняться от нападающих на него врагов. Иными словами, я хочу сказать, что жизнь – это война, ну а искусство и литература соответственно – ее метафоры…
Ближе всего к такому пониманию искусства подошел Ницше, который понимал жизнь как преступление, то есть войну одного против всех. И в этом отношении он даже несколько опередил свое идиллическое время, когда кавалерийские дивизии стройными рядами разворачивались во фронт под звуки рожка…
Но еще ближе к пониманию смысла искусства приблизился все тот же Селин. Точнее, пример Селина позволяет максимально приблизиться к пониманию смысла искусства и литературы – так, пожалуй, будет более правильно сказать. Потому что сам Селин, рассуждая о значении своих знаменитых многоточий, называя себя новатором и реформатором литературного языка, сумевшим передать «особенности письменной речи посредством устной», «схватить ускользающие эмоции», сравнивая себя с импрессионистами и т. д. и т. п., так вот, рассуждая подобным образом, Селин на самом деле демонстрирует свое откровенное непонимание смысла литературы. Кому они, в сущности, нужны все эти его «эмоции», «художественные открытия», «импрессионисты» и «особенности устной речи»?! И что за праздное занятие, в конце концов, – реформировать литературу?! Тем не менее пример Селина очень хорошо демонстрирует, что литература сама по себе вовсе не нуждается в каком-то особом понимании – вполне достаточно приблизиться к пониманию смысла собственной жизни! Так как искусство, как я уже сказала, – это всего лишь метафора жизни. Не случайно ведь Селина, в отличие от Шолохова, по крайней мере, никто не принимает за выпускника Литинститута, даже самые тупые селинисты или там селинологи. Мне, во всяком случае, такие не попадались!
Самая злая шутка в адрес Селина, которую мне когда-либо приходилось слышать, исходит от его наиболее ярых недоброжелателей и заключается в том, что все его творчество является следствием тяжелого ранения в голову, полученного как раз вскоре после рокового и поворотного в истории человечества 13 года: где-то так году в 18-м, в сражении под Поэлькапель. И действительно, на протяжении всей своей жизни, практически во всех своих книгах Селин постоянно жалуется на тяжелейшие головные боли, якобы являющиеся следствием этого ранения. Однако никаких документальных подтверждений этого ранения по сей день так и не найдено. А существует только единственная, но вполне официальная медицинская справка, свидетельствующая о том, что под Поэлькапель Селин был ранен в руку, ну разве что его еще слегка где-нибудь подбросило взрывной волной и все-таки стукнуло головой о дерево или же землю, но об этом остается только гадать…
Примерно то же можно сказать и про его знаменитые «многоточия». Скорее всего – и лично я почти в этом не сомневаюсь – Селин при помощи этих многоточий сумел выбить у своего издателя Гастона Галлимара лишние бабки, так как автору все-таки платят по количеству знаков, прямо пропорционально, короче говоря…
Не знаю даже, достаточно ли ясно я сумела выразить свою мысль, но без этих вот маленьких тонкостей, а возможно, даже и хитростей, Селин, по моему глубокому убеждению, сегодня был бы уже совершенно не актуальным и архаичным писателем. Точно таким же, как и все литературные реформаторы и новаторы ХХ века, творившие после 13 года, то есть находился бы вместе с ними на свалке истории, точнее, пылился бы на полках рядом с никем так толком и не прочитанными томами Пруста и Джойса. А так он преподносит урок совсем неплохого стиля, я бы даже сказала, «большого»!
Глава 33
Смысл истории
В последнее время я все чаще получаю послания, в которых выражается недоумение, ради чего я отложила на время в сторону собственное творчество и занялась историей литературы. Хороший вопрос! Пожалуй, мне не так уж и легко на него ответить; честно говоря, этот вопрос даже ставит меня в тупик… И прежде всего своей неожиданностью, потому что я совершенно к нему не готова. Ничего не поделаешь, но такой уж у меня склад ума – сначала я что-нибудь делаю, а уже потом думаю зачем. Вот так и с историей литературы: я уже практически покончила со всей отечественной классикой, все расставила по своим местам, а зачем, для чего – так до сих пор и не поняла. Ну ничего! В конце концов, лучше поздно, чем никогда!
