Владимир Пропп - Проблемы комизма и смеха
В статье «Ритуальный смех в фольклоре», впервые опубликованной в 1939 г., порядок сносок приведен к тому же принципу.
С. 8 * Очевидно, эта глава писалась позже основного текста, где Пропп действительно ссылается на Белинского.
С. 15 * У Чернышевского — «простонародные игры». Кроме того связь у него иная: он говорит о комическом в его фарсовом виде и отсылает к его массовому примеру — к этим самым «играм».
С. 103 * В отличие от варианта Проппа текст советского издания гласит: «Во всем, что вызывает веселый неудержимый смех, должно быть что-то нелепое» (а не «противное разуму»).
С. 103 **: «…Части смешного, т. е. чувственно созерцаемого бесконечного безрассудства». В этой версии и определяемое, и определяющее — другие понятия, нежели у Проппа.
С. 103 *** У Добролюбова иначе. Начало фразы: «Общего между трагедиею и комедиею то, что содержание обеих почерпывается из ненормального положения вещей… Но трагедия… изображает положения, зависящие от понятий внешних… Комедия выставляет на посмеяние» (а не на посрамление) и т. д.
С. 103 **** У Д.П. Николаева не так. Он соглашается с более широким, чем полагает Пропп, положением Добролюбова, но не согласен с его узким пониманием «Ревизора»: по Николаеву, городничий не столько глуп, сколько в «глупом положении» (Николаев, 129), что не значит еще — «социально-отрицательный тип», Впрочем, Николаев, как и Пропп в этом же абзаце, имеет в виду именно это последнее толкование.
С. 103 ***** Начало фразы: «Главное, что кое-что в глупости, нелогичности и т. д. выглядит сначала как благоразумие и продуманность, ибо комично…». Продолжение фразы так же шире пропповской версии.
С. 139 * Имеется в виду пассаж о единичном герое: «Отсюда возникает комическое противоречие… Дон-Кихот — это душа, которая в своем безумии вполне уверена в себе и своем деле; вернее, его сумасшествие в том и состоит, что он уверен и остается уверенным в себе и своем деле».
С. 156 * Видимо, Пропп пользовался следующим источником: Kanzler F.V. MueIIer. UnterhaItungen mit Goethe. Weimar, 1959.
С. 180 * Видимо, тут пересказ следующего места: «Феномен смеха означает таким образом всегда внезапное понимание несоответствия между таким понятием и мыслимым в нем реальным объектом» (Шопенгауэр, И, 181).
Учитывая контекст (там же и: I, 196) о вторичности «случайных наименований» для смеха, надо отметить, что понятие «реплика» не уместно.
С. 185 * Это замечание было высказано Белинским по поводу городничего из «Ревизора».
С. 191 * На самом деле Д.П. Николаев считает «социально-комическое» всего лишь важнее «элементарно-комического» для общества.
С. 192 * У З. Вулиса противопоставление сатиры и юмора начинается со с. 18, оборот на с. 13 противопоставляет шутника в жизни и профессионала, сатирика. «Схема комического явления» введена еще раньше (с. 11), и это понятие в другом своем контексте Пропп вполне одобрял (см. с. 145 данного издания).
С. 225 * У О.М. Фрейденберг: «…"смех", «улыбка» семантизируются сперва как новое сияние солнца…» Дальше речь идет о земледельческой «Семантике смеха». Это выпадение выделенного нами разрядкой слова и игнорирование дальнейшего существенно, если помнить, что все рассуждение Проппа о ритуальном смехе есть развернутый парафраз и приложение к сказке названного параграфа из книги Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра».
Ю. Рассказов
Ю. Рассказов
Проба смеха
(О морфологии комического В.Я. Проппа)Работа «Проблемы комизма и смеха» по теме, на первый взгляд, кажется совсем не типичной для Проппа.[38] На протяжении всей своей жизни он так или иначе занимался фольклором: широко известны его эмпирико-теоретические исследования о сказке, эпосе, обрядах. И вдруг — чистая теория, одна из общих категорий эстетики, пусть, по существующему представлению и не основная, — комическое. Однако это «вдруг» возникает только при поверхностном знакомстве с изысканиями Проппа.
Круг его занятий не ограничивался фольклором. Точнее, хоть и парадоксальнее сказать, что занимался он народным творчеством. И не столько теоретически, сколько практически. Сюда входят его увлечения древнерусским искусством (включая намерение написать книгу о древнерусской архитектуре), русской живописью (включая занятия фотографией), классической музыкой (как ценитель и пианист), литературой (как читатель-писатель автобиографических и дневниковых[39] опытов в прозе, а в стихах — на первом родном, немецком языке). Собственно, практическая частная погруженность во все эти виды творчества, так сказать, в свободное от основной работы и специальности время и делает его творцом народными,[40] в этих сферах анонимным и дописьменным. Другими словами, теоретически исследуя исторический социальный фольклор, практически он создает образцы со-временного индивидуального фольклора.[41] При этом очевидна тенденция: практическое творчество становится с течением времени теоретическим, грубо говоря, хобби переходит в исследование, умение — в знание, а знание — в познание. Способ этого перехода один — осознание, то есть индукции и сопровождающее ее обобщение.
Нетрудно заметить, что каждая новая работа Проппа переходит к новой ступени индукции. От логической структуры («морфологии», «композиции») волшебной сказки к историческим корням (т. е. к ритуальным прообразам ее основных образов — не только композиционных), далее — от ритуальных прообразов сказки к систематическо-му циклу обрядов. Параллельно с этим, чисто индуктивньви, эмпирическим движением к основам форм, в глубь содержания, совершается расширение — захватываются другие фольклорные жанры, сначала — эпос (чисто экстенсивно, без ясного сознания, что расширение должно быть обобщением содержания),[42] и вырабатываются наметки теории жанров, костяк «Поэтики фольклора». Совершенно логично и завершение: систематизирующая работа о познании (от собирания до тол-кования), структуре, исторических образах и идейном содержании, бытовании, или творении, сказки — модель, «теория» эмпирического предмета («Русская сказка»), и параллельное с ней эмпирическое описание эстетико-психологических, «теоретических» корней всех жанров словесности, то есть чувства комического, костяка идейного содержания. Как видим, одна сторона есть расширяющаяся систематизация единственного предмета, возможная благодаря переходу ко все более широкому основанию,[43] другая — исследование все более широкого основания, возможное благодаря отвлечению от конкретных предметов. Но в любом случае это философия задом наперед: к сущности он под-ходит в конце, точнее, натыкается на нее опытным путем.
Важно, что Пропп очень хорошо осознавал только первую часть, индукцию, без конца описывая ее как метод своего исследования.[44] И в этом исследовании он действительно мастер — мастер сбора и обработки фактов, мастер каталога, школьной систематизации, проведенной с немецкой педантичностью, мастер того, что немцы любят называть пропедевтикой, введением, подготавливающим настоящее изучение, теорию. В этом деле и требуется то, чем Пропп как раз и обладал: простота, доходчивость, наглядность, арифметическая посчитан-ность предмета — свойства, провоцирующие читателей-учеников на очередной естественный шаг, на собственное обобщение, на теорию. Это и есть главная причина последующей популярности Проппа[45] у русской семиотической школы и особенно у западных структуралистов, все сводящих к простым схемам,[46] а науку — к обнаружению заданных схем в конкретном явлении. По сути же, ни к какому формализму и структурализму исследования Проппа относить нельзя. Он руководствуется одним крепким здравым смыслом,[47] способным все поименовать, маркировать, разложить по полочкам, наконец, в целях наглядности и экономии исследовательских усилий — формализовать систему, то есть сгруппированные факты заменить понятиями, а понятия— символами, знаками. Во всем этом нет никакого специфического структурализма и семиотики (к сожалению, они сами обычно сводят себя к этому). В противном случае и того, кто первым придумал числа, а Аристотеля уж подавно, нужно считать структуралистом. В работах о сказке Пропп всегда занят описанием и систематизацией совершенно конкретного эмпирического материала, и назвать эти работы теорией сказки[48] — совершенно неправомочная подмена действительных существенных заслуг ложными. Приняв грамматическую (морфологическую) аналогию как композицию сказки (дав теорию композиции), Пропп занимается конструированием генетических связей в области фольклора, то есть на основе правильно прочитанных текстов выводит условия их возникновения.
