Что думают ученые о "Велесовой книге" - Творогов Олег Викторович
После рассказанного читатель уже не удивится, узнав, что «Оповедь» не исчезла как важное «свидетельство» древности Валаамского монастыря. В 1841 г. ее данные вошли в «Материалы для статистики Российской империи», в 1852 г. в книге «Остров Валаам и тамошний монастырь» она преподнесена как зафиксировавшая достоверное «местное предание» о существовании на острове уже в X в. иноческой обители, основанной преподобным Сергием, греком по происхождению, от которого принял крещение Герман, в язычестве называвшийся Мунгом.[387] В четырех первых изданиях «Описания Валаамского монастыря», начиная с 1864 г. и вплоть до 1904 г., когда вышло пятое издание, «Оповедь» использовалась как подлинный исторический источник. А не так давно ее опять попытались ввести в круг исторических свидетельств: «Журнал Московской Патриархии» со ссылкой на нее упомянул о пребывании в Карелии Андрея Первозванного,[388] советский историк В. Б. Вилинбахов сослался на это сочинение как подтверждающее путешествие Андрея Первозванного на Валаам.
«Опыт» Сулакадзева, написанный им, очевидно, накануне прибытия в Валаамскую обитель в 1819 г. Александра I, пришелся по сердцу церковнослужителям, особенно Валаамского монастыря. Во-первых, в нем «документально» подтверждалась легенда о приходе на Русь Андрея Первозванного. Вокруг легенды бушевали страсти, причем ее опровержение рассматривалось подчас, говоря словами известного публициста и общественного деятеля начала XIX в. В. Н. Каразина, как «легкомысленные усмешки кощунов над религией». Во-вторых, сочинение Сулакадзева подтверждало древность Валаамского монастыря, его знатность и богатство в прошлом. С помощью фальсифицированных источников Сулакадзев доказывал в своем труде, что Валаам издревле был заселен не карелами и финнами, а славянами, создавшими здесь государство двенадцати князей по типу новгородского, имевшее связи даже с римским императором Каракаллой. «Опыт» имел вполне определенную идейную направленность. Он оказался несвободным и от примитивного угодничества. Об этом свидетельствует тот факт, что в выдуманном маршруте путешествия Андрея Первозванного Сулакадзев упомянул о местечке Дроузино, трактуя его как «Грузино».
В селе Грузино находилось имение графа А. А. Аракчеева. Легендарное известие Степенной книги о путешествии Андрея Первозванного с упоминанием «Друзина» (оно было приведено еще в 1784 г. в книге Манкиева) с имением всесильного временщика попытался соединить не только Сулакадзев, но и Каразин. В 1816 г. он в письме к Аракчееву сообщал об этом «великой важности» известии, полагая, что оно дает «селу сему преимущество пред всеми селами и городами Российской империи». «Не говорю, — заключал Каразин, — чтобы оный (анекдот, как назвал автор письма известие Степенной книги. — В. К.) был для нас в нынешнее время столько же достоверен, как, например, события при Петре Великом и при Екатерине Второй, — историческая истина не бывает математическою. Довольно, что он весьма вероятен, что он не противоречит ни разуму, ни истории…, что его нельзя проходить молчанием или отвергать, яко очевидное изобретение».[389] Как видим, льстя Аракчееву, Каразин все же счел необходимым как-то оговориться относительно достоверности этих данных. Сулакадзеву даже таких оговорок не требовалось — он смело использовал недостоверное известие Степенной книги в «поведи», превратив его в древнее сообщение.
«Аппетит приходит во время еды» — эта поговорка точно характеризует не только масштабы, но и характер подделок Сулакадзева: «аппетит» будоражил его фантазию, подталкивая на новые фальсификации, подчас чрезвычайно оригинальные. В последние годы жизни Сулакадзев уже не мог удовлетвориться составлением отдельных подделок — его едва ли не болезненная страсть требовала большего размаха. Так, в его воображении постепенно созревает замысел подделки целого корпуса источников — их коллекций.
Этот путь был подсказан Сулакадзеву самим развитием исторической науки. Именно в период расцвета его «творчества» в России появляются справочные пособия по рукописным и книжным собраниям. В 1825 г. издается и первое печатное описание частной коллекции рукописей, принадлежавших графу Ф. А. Толстому, а в последующие годы — продолжение этого описания.[390] Подготовленное известными археографами и библиографами того времени К. Ф. Калайдовичем и П. М. Строевым, оно было составлено по всем требованиям науки — здесь указывались важнейшие палеографические признаки рукописей и книг, время их создания, названия произведений и т. д.
Описание библиотеки Толстого, ряд других ценнейших печатных описаний стали для фальсификатора незаменимыми источниками всевозможных сведений.
Под их воздействием у Сулакадзева созрел замысел создания каталога или реестра, в котором можно было бы назвать рукописные и печатные редкости, неизвестные ни собирателям, ни ученым. Так возникло его сочинение под названием «Книгорек, то есть каталог древним книгам как письменным, так и печатным, из числа коих по суеверию многие были прокляты на соборах, а иные в копиях созжены, хотя бы оные одной истории касались; большая часть оных писаны на пергамине, иные на кожах, на буковых досках, берестяных листах, на холсте толстом, напитанном составом, и другие».[391]
Таким образом, «Книгорек» обещал перечень потрясающих по древности и уникальности содержания произведений, написанных на пергаменте, холсте, бересте и буковых досках (мы знаем, как позднее трансформировались эти самые «буковые доски» в одну из подделок другого лица, принадлежащего другому времени). Фантастическая ценность таких памятников подчеркивалась и разделами «Книгорека»: «Книги непризнаваемые, коих ни читать, ни держать в домах не дозволено», «Книги, называемые еретические», «Книги отреченные» и т. д.
«Книгорек» упоминал ряд реально существовавших, но не известных в оригиналах или списках произведений отечественной и славянской письменности. Ученые мечтали разыскать их. О них Сулакадзев узнал из Стоглава, «Истории» Карамзина, книги Калайдовича «Иоанн, экзарх Болгарский» (1824 г.), впервые включавшей сочинения С. Медведева «Оглавление книг, кто их сложил» и «О книгах истинных и ложных».[392] Кстати, именно последние и подтолкнули Сулакадзева на использование этой жанровой разновидности в своих подделках. Но фантазия фальсификатора оставила позади «Оглавление книг, кто их сложил» и «О книгах истинных и ложных».
При знакомстве с «Книгореком» читатель неизбежно должен был быть повергнут в состояние даже не столько восторга, сколько нервного потрясения. Здесь назывались:
«1) Синадик, или Синодик, на доске вырезанной, был в Иове городе в Софийском соборе, всех посадников и вклады их, предревней;
2) Даниил, игумен черниговский, книга Странница 1105 года;
3) Криница 9 века, Чердыня, леха вишерца, о переселениях старожилых людей и первой вере;
4) Жидовин, рукопись одиннадцатого века киевлянина Радивоя о жидах-самарянах и других, кто от кого произошел;
5) Патриарси. Вся вырезана на буковых досках числом 45 и довольно мелко: Ягипа Гана смерда в Ладоге IX века о переселенцах варяжских и жрецах и писменах, в Моравию увезено;
6) Адам. Заключает: жития святых Новгороде [ких] замучен[ных] от идолопоклонник[ов]: холмоградскых XIII века в Сюзиомках, сочине[ние] Деревской пятины купца Дымки;
7) Ексох. Рукопись VIII века о видениях и чудесах, есть с нее и копия у расколь[ников] волховских;
8) Исаино видение, рукоп[ись] 14 века, Плотинского конца тысячника Янкаря Оленича, множество чудес, видений Древнего и Нового Завета;
9) Лоб Адамль, X века, рукоп[ись] смерда Внездилища, о холмах новгородских, тризнах Злогора, Коляде вандаловой и округе Буривоя и Владимира, на коже белой;
10) Молниянник, 7 века Яна Окулы, о чудных сновидениях и наветы о доброй жизни;
11) Месяц окружится, псковита Лиха;
12) Коледник V века дунайца Яновца, писанный в Киеве о поклонениях Тройским горам, о гаданиях в печерах и Днепровских порогах русалами и кикимрами;
13) Волховник… рукопись VI века колота Путисила, жившего в Русе граде, в печере;
14) Путник IV века;
15) Поточник VIII века, Солцеслава;
16) О Китоврасе, басни и кощуны… на буковых досках вырезано и связаны кольцами железными числом 143 доски, 5 века на славенском…».[393]