Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Налюбовавшись природой, я стал глядеть вдаль, где пестрели барские волы, ослы и лошади, из которых многие имели аттестаты своего знатного происхождения. Они свободно ходили по прекрасному пастбищу, забегая иногда даже в хлеба бедных мужиков. Как вдруг издалека послышался гам, крик и лай собак. Шум все удалялся и удалялся. Я заинтересовался, встал и, пройдя небольшое расстояние, увидал на лугу такую сцену: шалуны мальчишки со всех сторон гнались за какою-то тощей, убогой клячей, натравливая собак и осыпая ее градом камней. Я как член «Общества покровительства животным» возмутился до глубины души.
— За что вы терзаете эту несчастную клячу? — спросил я, подходя к «босой команде».
Но нахалы не обратили на меня никакого внимания. Только некоторые захохотали в ответ на мои слова.
— Как же вам не жалко мучить божье создание? — повторил я.
— Странный вопрос. — возразили с насмешкой нахалы, — а почему эта красавица пасется здесь?
— Как почему?.. Да ведь здесь пасется весь городской скот.
— Городской скот — это дело другого рода, он имеет право, а она нет.
— Мерзавцы! — крикнул я. — Ведь она тоже имеет хозяина, который платит все требуемые налоги наравне со всеми горожанами, следовательно, она такая же городская скотина.
— Да вот в этом-то и главный вопрос: городская она или нет, — возразили мне.
— Да наконец, как бы там ни было, вы не должны забывать, что она голодна.
— Да черт с нею! Какое нам дело? Зачем она пристала к нам и обжирает городской скот!
— Разбойники! — вспылил я, потеряв всякое терпение. — Почему вы не обращаете внимание на городской скот, который жрет хлеба трудившихся в поте пахарей, а несчастной кляче жалеете немного травы?
— Ха, ха, ха! — захохотали громко наглецы. — Он еще сердится да вопросы какие-то странные задает! Пойдем, ребята! С ним и разговаривать не стоит.
И они снова бросились к кляче с камнями и с собаками. Долгое время ее гнали, терзали, травили собаками, пока наконец она не попала на зыбкое место, где и увязла в грязи.
Наступила лунная, тихая ночь, звезды сверкали на чистом небе, как бриллиантовые. Городское стадо давно уже выпило свое обыкновенное пойло и, после того как его выдоили, покоилось в хлевах, погруженное в сладкий сон. Я достал охапку свежего сена, чтобы отнести горемычной кляче как честный член «Общества покровительства животным». Она была так несчастна на вид, что можно было подумать, что это дохлая лошадь.
— Кось, кось! — сказал я ей на лошадином диалекте, погладил ей гриву и положил принесенное сено под самый нос.
Она подняла голову и с удивлением поглядела на меня.
— Кось, кось, кось! — повторил я на понятном для нее языке.
— Здравствуйте, молодой человек! — произнес кто-то глухим голосом.
Услышав такой внезапный привет, я чуть не умер от испуга; кто же мог со мной говорить, когда вокруг меня не было ни одной человеческой души?
— Не пугайтесь, молодой человек! — повторил неизвестный мне голос. — Не бойтесь и не теряйте присутствия духа. Это я, кляча, говорю с вами.
— Кляча?! — крикнул я не своим голосом, побледнев и застыв от страха, как статуя. — Как, разве кляча в состоянии говорить?
— Ничего тут нет удивительного, подобные случаи повторялись неоднократно; начиная от ослицы Валаама[84], лошади и ослы ораторствовали доныне.
— Ах, да! — воскликнул я, вспомнив о тех происшествиях, которые я зубрил для экзамена. — Но ведь ты кляча.
— Для вас безразлично, если бы и кляча… Но только будьте покойны, что с вами говорит не кляча.
— То есть как же это? Прежде ты уверяла, что ты кляча, а теперь сама себе противоречишь? Нет, должно быть, ты нечто иное, вроде…
— Вроде черта, вы хотите сказать, — прервала она. — Нет, мой друг, вы ошибаетесь, я не черт и не кляча, повторяю вам. По внешности я действительно кляча, но на самом деле не то. Если бы знали, что я пережила, то не удивлялись бы!
Говоря это, она смотрела прямо на меня, и лицо ее выражало столько муки, столько перенесенных напрасных обид, что у меня сжалось сердце! И вдруг, вместо мнимой клячи, передо мной, к великому моему изумлению, выросла какая-то странная человеческая фигура.
— И давно ты так страдаешь? — спросил я.
— О, давно уже! С тех пор, как брожу в изгнании.
— Как же это случилось, расскажи, пожалуйста, — стал я упрашивать.
После долгого размышления «кляча» тяжело вздохнула и начала:
— Жил некий прекрасный и умный принц, который обладал всеми хорошими качествами. Он был обращен врагами в
