Александр Кондратов - Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды

В 1953 году в Софии на русском языке была опубликована книга, называвшаяся «Проблемы минойского языка». Ее автор, академик Владимир Георгиев представил свой вариант прочтения глиняных табличек. Он считал, что большинство табличек написано по-гречески (мысль, как это было доказано впоследствии, сама по себе правильная), но в своих чтениях Георгиев допускал большие натяжки. Чэдуик приводит сочетание слов, которое Георгиев прочитал как «великому орлу — бабушке». На самом деле это сочетание читается так: «в месяце караэфиосе».

И все же, несмотря на неудачи, еще до окончательной дешифровки ученым удалось провести кое-какие предварительные исследования, облегчившие дешифровку линейного Б. Мы уже говорили о важных достижениях Эванса; были опубликованы и другие интересные работы.

В 1943—1950 годах доктор математики Алиса Кобер провела исследование загадочных письмен Микен и Крита под новым углом зрения: составив таблицу из устойчивых сочетаний знаков, она смогла обнаружить окончания мужского и женского рода и некоторые другие грамматические окончания. И хотя Алисе Кобер так и не удалось прочитать с полной уверенностью хотя бы один слог, ее вклад в дешифровку линейного письма значителен.

Как отмечает Чэдуик, Алиса Кобер «первой начала систематическое исследование с целью проникнуть в природу языка, скрытого за барьером письменности». Путь к дешифровке был расчищен работой Алисы Кобер. Пройти по этому пути было суждено другому человеку. Сделал это тридцатилетний Майкл Вентрис, чье имя ныне ставится в один ряд с именем Шампольона. Уже к 1953 году Вентрис дешифровал линейное письмо Б, а через несколько лет, в 1956 году, весь мир облетела трагическая весть: Вентрис погиб в автомобильной катастрофе. Ему было тогда 34 года.

В книге «Дешифровка линейного Б» академик Чэдуик пишет: «В 1936 году в музее Барлингтон-хауз, в Лондоне, на выставке, посвященной пятнадцатилетию Британской Археологической школы в Афинах, в числе экскурсантов был четырнадцатилетний школьник. Вместе с другими он слушал лекцию седого старца — сэра Артура Эванса, великого археолога, который рассказывал о своем открытии давно забытой цивилизации на греческом острове Крит и о загадочной письменности, которой пользовался легендарный доисторический народ. В этот час и было посеяно семя, которому суждено было потрясти мир своими плодами шестнадцать лет спустя. Мальчика, о котором идет речь, уже тогда глубоко интересовали древние письменности и языки. Когда ему было семь лет, он купил и изучил книгу о египетских иероглифах, написанную на немецком языке. Теперь же он поклялся принять вызов, брошенный недоступным для чтения критским письмом, он начал читать книги о нем и даже переписываться со специалистами. И впоследствии он добился успеха там, где им не повезло. Имя его было Майкл Вентрис».

Майклу легко давались языки. С детства он знал польский: родом из Польши была мать Майкла, красивая одаренная женщина, очень много занимавшаяся воспитанием мальчика. Начальный курс обучения Майкл прошел в Швейцарии, где он овладел немецким и французским языками. Тогда же он научился говорить и на швейцарском диалекте немецкого языка, чем впоследствии снискал особое расположение швейцарских ученых. В средней школе в Лондоне Майкл Вентрис изучил древнегреческий и латинский языки, позднее он обучился новогреческому, итальянскому и шведскому языкам. Некоторые языки он учил «на слух». Так он занимался, например, русским языком: научился говорить, не умея писать. Советский ученый С. Я. Лурье вспоминал, как Вентрис прислал ему письмо, написанное по-русски, но не русскими, а латинскими буквами (впрочем, может быть, все объясняется тем, что у Вентриса не было машинки с русским шрифтом).

Для овладения очередным языком Вентрису было достаточно нескольких недель.

Интереса к непонятному критскому письму, который пробудил в нем Эванс, Вентрис никогда не терял. Будучи школьником, Вентрис написал статью об этом письме и послал ее в крупнейший американский археологический журнал. Статья была напечатана, однако Вентрису пришлось скрыть от редактора свой возраст: дело происходило в 1940 году, когда Вентрису было восемнадцать лет, а это слишком несолидный возраст для авторов столь серьезного журнала. И все же к своим занятиям критским письмом Вентрис не относился серьезно. Это было для него своего рода хобби. Поэтому после школы Вентрис пошел не в университет, где он мог бы заниматься критским письмом, обучаясь на филологическом факультете, а в архитектурный институт.

Занятия в институте Вентрису пришлось прервать из-за войны. Он записался добровольцем в армию, где прослужил четыре года авиационным штурманом. И здесь он не расставался с копиями критских глиняных табличек, исписанных линейным письмом.

Вернувшись в 1945 году из Германии, где он служил в британских оккупационных войсках, Вентрис с головой окунается в студенческую жизнь. Он участвует в студенческих мероприятиях, чертит интересные архитектурные проекты, которые дают ему право на стипендию (стипендии удостаивались лишь студенты, обладающие выдающимися способностями). Окончив институт, Вентрис быстро приобретает известность в архитектурных кругах. Вскоре ему поручают редактирование научного отдела в крупном архитектурном журнале.

Работу над расшифровкой критского письма Вентрис не прекращает. Он засиживается по вечерам, вновь и вновь просматривая копии надписей, производя подсчеты, составляя таблицы, штудируя специальную литературу. Отчеты о результатах своих работ он размножает на машинке и рассылает свои рабочие заметки ведущим ученым. Какой язык скрывают критские таблички? Не этрусский ли? Эта мысль давно не дает ему покоя — еще в первой, школьной статье Вентрис пытался доказать, что язык табличек — этрусский. Но постепенно

Вентрису становится ясно, что это не так. И вот наконец приходит решение. Решение настолько убедительное, что Вентрис выступает по радио с рассказом о результатах своей работы. Линейное письмо Б расшифровано — язык табличек оказался древнейшим греческим диалектом! Нужно ли говорить, какое потрясающее впечатление произвело сообщение Вентриса на весь ученый мир.

Вернемся, однако, к тем результатам исследования линейного письма, которые получила Алиса Кобер; это их использовал Вентрис при построении своей знаменитой «сетки». Кобер установила, что слова в табличках могли определенным образом изменяться, они обладали окончаниями. Это были окончания разных падежей и чисел (единственного и множественного). Понятно, почему это были в основном окончания имен существительных, а не глаголов: инвентарные списки, какими являлись таблички, представляли перечни различных предметов, животных и т. д.

Вентрис не только уточнил результаты Кобер — он вдохнул в них жизнь. Кобер произвела лишь формальный анализ: она не предлагала чтений каких-либо знаков, хотя и сознавала, что, работая последовательно в указанном ею направлении, исследователи научатся со временем читать глиняные книги. Вентрис первым правильно прочел таблички.

Поясним результаты исследований Кобер и Вентриса таким примером.

Представьте себе, что мы пишем по-русски, пользуясь слоговым письмом. Слова вроде xo-po-ша-я, хо-ро-шо, хо-ро-ши-е, хо-ро-ше-го и другие будут содержать основу хо-ро, которая пишется без изменения, и «окончания» ша-я, шо, ши-е, ше-го, которые каждый раз пишутся по-разному (ведь ша, ши, ше — это разные слоговые знаки!)[5] 

Но вот мы встречаем слово хо-ро-ше-му: оно содержит знак ше, как и хо-ро-ше-го. Тот же знак ше содержит хо-ро-ше-е.[6]

Отсюда мы можем сделать предположение (которое в дальнейшем будет либо подтверждено, либо отвергнуто), что основа нашего слова была не просто хо-ро, а хо-ро- плюс согласный, который присутствует не только в словах хо-ро-ше-го, хо-ро-ше-му, но и в других словах от той же основы — хо-ро-ша-я, хо-ро-ши-е и т. д. Иными словами, мы устанавливаем, что знаки ше, ши, ша, шу (например, в слове хо-ро-шу-ю) обозначают слоги, начинающиеся с одного и того же согласного! Соответственно и окончаниями будут не формы -ше-го, ши-е и т. д., а гласные слогов ше, ша плюс последние знаки слов, т. е. -его, -ие, и т. д. Но если в cловах хо-ро-ша-я, но-ва-я, зо-ло-та-я одинаков последний знак, то, видимо, слоги ша, ва, та содержат один и тот же конечный гласный? Такое предположение весьма вероятно. Результат нашего опыта можно представить в виде таблички: