Като Ломб - Как я изучаю языки

Перевести-то его воздыхания можно, но вот понять их в наше время, по-моему, нельзя или по крайней мере трудно. Ныне, когда туризм составляет значительную часть национального дохода многих стран, местные власти наверняка окружили бы иностранца заботой и попытались бы на родном языке путника предложить ему ночлег.

Как изучать языки?

Думаю, что, наверное, самый надежный и самый безболезненный путь, «совершеннейший способ» овладения, скажем, английским языком – это родиться англичанином…

Ну, можно сказать, этого уже не наверстаешь! Кто десять, кто двадцать, кто тридцать, а все мы вместе много лет назад, так сказать, упустили эту возможность.

Впрочем, возможно, что некий человек с самого юного возраста и максимально долго будет жить на территории Англии.

Это уже более доступный, но тоже нелегко осуществимый путь.

Можно, прилежно и регулярно занимаясь языком два, три и более раз в неделю, через 4-5 лет достигнуть уровня, удовлетворяющего нашим требованиям.

Этот самый обычный, классический способ изучения языка я стремлюсь своей книгой лишь дополнить. Свои соображения я ни за что на свете не назвала бы ни советами, ни рецептами. Мне бы хотелось только рассказать, как практически за 25 лет я достигла в 10 языках уровня, на котором я могу говорить, а в 6 языках – переводить специальную литературу и наслаждаться художественной литературой.

Если бы шла речь только о первой возможности овладения языком, мне бы понадобилось рождаться 10 раз. Среди первых десяти названных мною языков фигурируют и такие «сложные», как китайский и японский. (Слово «сложный» я поставила в кавычки не потому, что эти два языка якобы просты, а потому, что «легких» языков нет. В лучшем случае на некоторых языках человек легко научится плохо говорить.)

Волшебного «Сезам, отворись!» для иностранных языков и знания вообще я не нашла. Не нашла, потому что его не существует. И если я все-таки хочу рассказать о своем опыте, то делаю это исключительно потому, что более чем за четверть века учеба никогда не была для меня грузом, а скорее неиссякаемым источником радости. Никогда не взялась бы я за эту книгу, если бы знала, что мое отношение к изучению языков носит только и сугубо индивидуальный характер. Пишу эти строки потому, что глубоко убеждена: по моему пути может пойти всякий, кто стремится к знанию, для кого приключения на поле логики мышления не наказание, а радость.

Есть учащиеся, цели которых позволяют, а распределение времени требует продвигаться вперед темпом более медленным. Моя книга обращена не к ним. Обучение их, я знаю, в руках профессиональных педагогов – в хороших руках. Делясь своим опытом, я хотела бы только сделать процесс изучения языков более радостным и рассеять разочарования тех, кого обычный темп не удовлетворяет.

К кому обращена и к кому не обращена эта книга

Книга моя обращена к несуществующему на самом деле типу человека – к Среднему Учащемуся.

«Усредненность» – это самая отвлеченная вещь в мире. Всякий раз, читая статистические сводки, я пытаюсь представить себе моего несчастного современника, Среднего Человека, у которого имеется, скажем, 0,66 ребенка, 0,032 автомашины и 0,046 телевизора.

Вот и сейчас перед моими глазами парит такой Средний Учащийся. Именно ввиду его неопределенности хотелось бы рассмотреть его поближе.

Его возраст – между 16 и 96 годами. Род занятий самый разнообразный – студент, садовник, зубной врач, портной, пенсионерка, главный бухгалтер. Два обстоятельства характеризуют его – у него не может быть слишком много или слишком мало свободного времени.

Если кто-то может посвятить изучению языка неограниченное количество часов, то плотность материала и темп могут быть сколь угодно большими, а, следовательно, их обсуждение в задачу моей книги не входит. Если же кто-то не в состоянии пожертвовать для этого и час-полтора в день, то предлагаемым способом (впрочем, и никаким иным способом) желаемого результата он не достигнет. Так что эти крайние случаи в характеристику Среднего Учащегося не входят.

Желательно иметь некоторую заинтересованность по отношению к общим вопросам, выходящим за пределы практических проблем изучения языка, и небольшое здоровое недовольство тем темпом, который диктуется старыми, солидными и правильными методами.

Хочу заметить, что более высоких темпов требует, по-моему, и сама эпоха, в которую мы живем. Ведь метод обучения должен отвечать требованиям соответствующей эпохи.

Я не хочу вдаваться в сложные философские и социологические рассуждения. К теме моей книги они относятся только косвенно. Позвольте мне перевести вышеприведенный тезис на язык педагогики в такой вот редакции: во всякую эпоху на передний план выходили такие методы изучения, которые соответствовали социальным потребностям данной эпохи.

В кратком обзоре истории изучения языка я начинаю с первого века до нашей эры, и делаю так не потому, что, как писал немецкий писатель-юморист Курт Тухольски, нельзя считать серьезным такое исследование, которое не начинается словами «Еще древние римляне…». Нет, не поэтому. О римлянах пойдет сейчас речь потому, что именно в эпоху Древнего Рима наша профессия лингвиста покрыла себя вечной славой.

Римляне, опьяненные успехом первых завоевательских походов, бросили свои военные силы на Грецию, стоявшую на более высоком культурном уровне и говорившую на более развитом языке:

Graecia capta ferum cepit captorem et artesIntulit agristi Latio… (Horatius)

Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,В Лаций суровый внеся искусства…

Победившие римляне с жадностью накинулись на древнюю культуру эллинов. И для ее усвоения они избрали способ, носящий отпечаток той эпохи. На повозках, груженных награбленным добром, которое завоеватели отправляли в свой Лациум, сидели – а то и тащились вслед за ними – греческие пленники, будущие наставники римской молодежи.

Судьба первых преподавателей языка была незавидной. Своим господам они нужны были лишь до тех пор, пока из них можно было что-то «выдоить». Как только римский юноша, «adolescens romanus» с черными локонами и орлиным носом, начинал томиться учением, его учитель греческого языка сразу же превращался в «instrumentum vocale», говорящее орудие, пригодное для любого другого рабского труда.

С течением времени обогащенный латинский язык в свою очередь обогатил мир не менее прекрасными произведениями литературы, чем греческий. А в феодальную эпоху знание латыни стало признаком принадлежности к особой касте, тем, что по-английски называется ныне «status-symbol». Как орудие социального расслоения, знание латыни было использовано для оттеснения и подавления всех социальных групп, прослоек и классов, у которых не было привилегий образования. Женщина, знавшая по-латыни и по-гречески, была редкостью, и обучение женщин этим иностранным языкам считалось извращением нравов. В Венгрии, где до середины прошлого века латынь была официальным языком, такое положение сохранялось еще дольше, чем в других странах Европы. Жены высокопоставленных дворян в романах Миксата выходят из себя, когда их мужья «дискутируют» между собой на латыни, как бы указывая тем самым своим супругам, где должно быть их место. Ясно, таким образом, что «неблагородные» горожане, стремящиеся пробить себе дорогу, использовали и такое средство, как знание двух классических языков. Овладевая ими, молодая буржуазия стремилась, с одной стороны, возвыситься до феодального дворянства, а с другой – отгородиться от всех тех, кто ни латыни, ни греческого не знал. Родился новый тип школы – гимназия. Система преподавания в ней была построена на изучении этих двух языков. Духовный мир, основанный на зубрежке языковых правил и закономерностей, очень даже отвечал и казарменной атмосфере немецких интернатов, и системе воспитания в английских «public-school», вырождаясь зачастую в садизм. Может быть, не случайно слово «disciplina» (дисциплина) имеет два значения: учебный предмет и установленные рамки поведения?..

Сам факт, что первоначально предметом по-настоящему массового изучения иностранных языков были два мертвых языка, определил на долгое время и самый способ преподавания. И понадобилось целое столетие, чтобы освободиться от его засилья.

Латынь и греческий мало способствовали развитию общения. Не могло быть и речи о том, чтобы учащийся смог почувствовать, как элементы этих языков превращаются в строительные кубики, которые так и льнут к его рукам, словно испрашивая позволения помочь выражению каприза мысли или настроения. Не могло быть и речи о том, что мы сейчас так старательно подчеркиваем и чего добиваемся.