Светлана Бурлак - Происхождение языка: Факты, исследования, гипотезы
Во-вторых, в человеческом языке принципиально иначе устроена реакция на сигнал. Если у верветок восприятие сигнала жестко задает поведение, то у человека восприятие сигнала задает лишь начало деятельности по его интерпретации (по мнению Т. Дикона, это вызвано наличием огромного количества ассоциативных связей между словами-символами в мозге64), результаты же этой интерпретации могут зависеть от личного опыта, от индивидуальных особенностей характера, от отношения к подавшему сигнал, от сиюминутных намерений и предпочтений и т.д. и т.п. Поэтому нередко оказывается, что реакция на один и тот же текст у разных слушателей (или читателей) резко различается.
Подобная разница между людьми и верветками вполне объяснима. У верветок функция данного фрагмента коммуникативной системы состоит в том, чтобы обеспечить быстрый запуск правильной поведенческой программы спасения от соответствующего хищника, поэтому любые отклонения от стандартной реакции подавляются отбором. Человек же, в значительной степени вышедший из-под контроля естественного отбора, может себе позволить долгие размышления о смысле услышанного сообщения. Таким образом, хотя верветки относятся, как и мы, к отряду приматов, между их коммуникативной системой и языком нет гомологии, а есть лишь аналогия.
У других представителей церкопитековых, больших белоносых мартышек (Cercopithecus nicticans, см. фото 23 на вклейке), можно наблюдать еще одну аналогию с человеческим языком65. У этих мартышек, как и у верветок, есть разные сигналы для разных типов опасностей — крик «пяу» (в англоязычных работах — pyow) означает «леопард», крик «хак» (hack) — «орел». Но у них, как установили Кейт Арнольд и Клаус Цубербюлер, есть также возможность комбинирования сигналов, и при этом получается, как в человеческом языке, нетривиальное приращение смысла (не сводящееся к простой сумме смыслов составных частей). Когда самец произносит последовательность «пяу-хак» (или, чаще, повторяет каждый из этих криков несколько раз — но именно в такой последовательности), это вызывает не реакцию спасения от леопарда или орла, а перемещение всей группы на достаточно значительное расстояние — более значительное, чем без сигнала «пяу-хак». Некоторые исследователи склонны видеть в этом сходство с человеческим синтаксисом (два «слова» составляют «предложение»), другие полагают, что это больше напоминает морфологию (сложное слово типа кресло-качалка), но это не более чем спор об аналогии. В качестве же гомологии с языком здесь можно рассматривать лишь когнитивную возможность получать при комбинировании сигналов нетривиальное приращение значения (ср. вечер — вечерник «студент вечернего отделения института», но утро — утренник «праздник или представление, устраиваемое утром»: один и тот же суффикс в сочетании с названиями разных частей дня добавляет совершенно разный смысл).
Еще более развернутую аналогию с человеческим языком можно усмотреть в коммуникативной системе мартышек Кемпбелла (Cercopithecus campbelli campbelli, см. фото 24 на вклейке), живущих в национальном парке Таи (Берег Слоновой Кости). Самцы этих обезьян употребляют шесть видов сигналов, которые исследователи (К. Цубербюлер и его соавторы) записывают как «бум», «крак», «крак-у», «хок», «хок-у» и «вак-у»66. Элемент «-у», выделяемый в трех из этих сигналов, авторы интерпретируют как суффикс. Он, подобно, например, русскому суффиксу -ств(о) (ср. братство) или английскому -hood (ср. brotherhood «братство» от brother «брат»), не употребляется отдельно, но определенным образом изменяет значение той основы, к которой присоединяется. Так, сигнал «крак» обозначает леопарда, а сигнал «крак-у» — опасность вообще.
Комбинирование знаков дает, как и у больших белоносых мартышек, нетривиальные приращения смысла. Например, серия криков «крак-у» может быть издана, когда мартышка слышит голос леопарда или крик мартышек диан, предупреждающий о появлении леопарда, но если этому сигналу предшествует дважды повторенный сигнал «бум», то вся «фраза» интерпретируется как «падает дерево или большая ветка». Если в серию криков «крак-у», которой предшествует пара криков «бум», иногда вставлять крик «хок-у», получится территориальный сигнал, который самцы издают при встрече на границе участка с другой группой мартышек Кемпбелла. Просто двукратное повторение крика «бум» означает, что самец потерял из виду свою группу (самки, слыша такой сигнал, подходят к самцу). Всего авторы выделили девять возможных «фраз», скомбинированных из этих шести криков.
Рис. 4.9. Звуковые сигналы мартышек Кемпбелла (сонограммы). Черная стрелка показывает движение формант; пунктирной рамкой обведен «суффикс» «-у»67.
В коммуникативной системе мартышек Кемпбелла представлены и правила «порядка слов»: например, сигнал «бум» употребляется только в начале цепочки криков и всегда повторяется дважды, сигнал «хок» предшествует сигналу «хок-у», если они встречаются вместе, серия криков, предупреждающая об орле, начинается обычно с нескольких криков «хок», а заканчивается несколькими криками «крак-у» и т.д.
По мнению авторов исследования, в некоторых аспектах эта коммуникативная система приближается к человеческому языку даже больше, чем успехи человекообразных обезьян, обученных языкам-посредникам и умеющих составлять комбинации типа «ВОДА» + «ПТИЦА», хотя настоящей грамматикой она все же не обладает68. И дело здесь не только в том, что правила достаточно просты, а их число невелико. Главное, на мой взгляд, отличие этой системы от человеческого языка — отсутствие в ней достраиваемости: есть шесть криков и девять возможных «предложений», и этим все ограничивается, новые знаки и новые сообщения не строятся.
Ограниченность исследованного материала не дает возможности судить о том, являются ли все эти сигналы (в том числе содержащие суффикс «-у») и их комбинации врожденными, присущими всем представителям Cercopithecus campbelli campbelli, или же, по крайней мере, некоторая часть этой системы является культурной традицией данной конкретной популяции. По наблюдениям авторов, верно скорее первое: сигналы издаются без волевого контроля, самцы не демонстрируют намерения информировать сородичей, они просто испытывают эмоции — и на этом фоне у них издаются соответствующие крики. В то же время эти данные показывают, что даже при отсутствии волевого контроля за звукопроизводством жизнь вида, ведущего групповой образ жизни, в лесу, в условиях низкой видимости и большого количества хищников располагает к формированию коммуникативной системы, которая использует комбинации звуковых сигналов (как друг с другом, так и с элементами, не являющимися отдельными сигналами), чтобы из небольшого количества доступных врожденных криков произвести больше различных сообщений.
Если рассмотреть коммуникативные системы различных видов позвоночных, можно увидеть еще одну общую тенденцию — уменьшение степени врожденности. У низших животных, обладающих коммуникативной системой, врожденной является как внешняя форма сигнала, так и его «смысл» (то, что так или иначе будет определять поведение животного, воспринявшего данный сигнал); реакция на сигнал так же врожденна и стереотипна, как и реакция на несигнальные раздражители (поэтому такие сигналы называются релизерными). Например, птенец серебристой чайки, выпрашивая пищу, клюет красное пятно на клюве родителя, и это побуждает родителя покормить птенца, — в этом примере врожденными, инстинктивными, являются как действия птенца, так и реакция взрослой птицы. Сигналы такого рода, разумеется, могут до некоторой степени совершенствоваться в ходе развития отдельной особи (так, птенец чайки с течением времени «натренировывается» более метко попадать в красное пятно), но не более, чем любые другие инстинктивные действия.
У животных, обладающих более высоким уровнем когнитивного развития, появляются так называемые «иерархические» сигналы. Этот термин, введенный этологом В.С. Фридманом, подчеркивает, что основная функция этих сигналов — обслуживание иерархических отношений между особями в пределах группировки. Форма иерархических сигналов еще является врожденной, но «смысл» устанавливается в каждой группировке отдельно. Например, предъявление большим пестрым дятлом своему сородичу крайних рулевых перьев обозначает «это я», смысл же «эта особь выше меня по иерархии» (или «эта особь ниже меня по иерархии») сородич, увидевший этот сигнал, достраивает, исходя из опыта предыдущих взаимодействий с данной птицей. Такой смысл не может быть врожденным, поскольку невозможно предугадать заранее место конкретной особи в конкретной группировке. Кроме того, такой смысл может меняться по итогам взаимодействия особей друг с другом.
