Личность в истории и художественной литературе - Коллектив авторов
Скотт придерживался просветительской точки зрения, согласно которой для Византии были характерны косность и застой, считал, что «греки давно уже переродились и забыли свои древние доблести» [11, т. 20, с. 26], и удостаивал греков лишь презрительной иронии. Характерная для Европы первой трети XIX века проблема влияния личности на политику государства, связанная с Наполеоном, по-своему освещала и судьбу Алексея I. В характере Наполеона Скотт видел «гений и таланты восточного владыки [19, vol. 2, p. 60]. С приходом к власти Алексея I возродились военные успехи Византии. Люди, подобные Алексею I и Наполеону, приходят к власти тогда, когда исчезают веками освященные традиции, такие как вассальная верность своему сеньору.
Ко времени вступления на престол Алексея I в Византии широко распространились христианские еретические движения, и прежде всего павликианство, имевшее демократический и антифеодальный характер. Оно возникло в XIII веке на Востоке Византийской империи. В IX веке павликиане создали в Малой Азии свое государство, разгромленное византийскими войсками в 878 году. Религиозно-философское учение павликиан основывалось на существовании двух несводимых к единству противоположных субстанций – видимой и невидимой, относя к невидимому миру бесплотных духов и Бога, а к видимому – царство мертвой материи, в котором обитают животные, а также люди, наделенные грязной смертной плотью и бессмертной душой. Анна Комнин много места уделила в «Алексиаде» описаниям дискуссий, которые Алексей I вел с павликианами. На самом деле Алексей I жестоко подавлял еретические движения. Как отмечал Скотт в «Графе Роберте Парижском», «император не знал снисхождения к тем, кто неверно истолковывал таинства церкви или ее учение» [11, т. 20, с. 14]. В павликианах Скотт видел лишь «несчастных» сектантов, отстаивавших собственные ложные выводы на фоне своей «полезной мирской деятельности» [11, т. 20, с. 14]. Тем самым Скотт обеднил павликианское движение, направленное против государственного и церковного гнета. Вместе с тем точка зрения Скотта на павликианское движение подтверждала его негативное отношение к религиозному энтузиазму. Скотт, много размышлявший о причинах религиозных конфликтов в Шотландии и Англии, развивал в своих романах концепцию Юма, полагавшего, что религиозный энтузиазм извращает истинную религию и способствует общественным потрясениям [17, р. 10, 83].
Скотта интересовала проблема соприкосновения в результате крестовых походов двух разных цивилизаций – восточной и европейской. В «Айвенго» и «Обрученной» Скотт разрабатывает тему возвращения крестоносца с малоизвестного Востока. В «Талисмане» приключения Ричарда I были описаны на фоне восточных нравов. «Граф Роберт Парижский» – рассказ о столкновении двух культур.
Как известно, тема Востока в европейской историографии XVIII века заняла особое место. Показательной в этой смысле явилась «История падения и разрушения Римской империи» Гиббона, на которую как свой источник сведений указал Скотт. На Востоке Гиббон стремился найти приметы образцового общественно-политического устройства. Особый интерес он проявил к труду тюрколога Жозефа Дегиня «Всеобщая история гуннов, турок и монголов» (1756). Дегинь считал политически актуальным знакомство с историей восточных народов, способствовавших гибели Римской империи, а крестовые походы рассматривал как пагубное порождение религиозного фанатизма, сочетающеюся с низменными мирскими мотивами. Подобная трактовка была близка к гиббоновской. Вместе с тем Гиббон пошел дальше других европейских просветителей (Монтескьё, Вольтера), для которых государственное устройство Востока являлось орудием критики европейского общества. Гиббон же, проявляя глубокий интерес к нравам восточных народов, считал европейский феодализм более прогрессивным, чем восточный. Согласно Гиббону, деспотический Восток в результате крестовых походов получил «модель политической свободы», под которой историк понимал английское государственное устройство [1, с. 497]. Европейские же страны познакомились с достижениями науки и искусства Востока. При этом для Гиббона характерна идеализация ряда восточных деспотов, в том числе Саладина (около 1138–1193), о котором Скотт писал в «Талисмане». Курд по происхождению, основатель династии Айюбидов в Египте, он нанес крестоносцам ряд поражений. Просветители, рисуя в своих трудах его образ, развивали традиции, заложенные еще Данте («Божественная комедия», Ад, Песнь четвертая) и Боккаччо («Декамерон») и в связи с этим приписывали характеру Саладина такие свойства, как надежность, благородство, великодушие. Гиббон трактовал деяния этого восточного деспота в соответствии с концепцией «просвещенного монарха» и в сочетании с идеей веротерпимости. Скотт в «Талисмане» вкладывал в уста негодяя Конрада Монсерратского похвальные слова «восточной форме правления». В беседе с главой ордена тамплиеров он утверждал, что «чистая и простая монархия должна состоять лишь из короля и подданных… Король должен править свободно, а не под контролем [11, т. 19, с. 194–496].
Комментируя данное суждение коварного интригана Конрада Монсерратского, стремящегося занять престол в Иерусалимском королевстве и потому отвергающего иерусалимский Кодекс феодальных законов как ограничивающий его будущие королевские права, Скотт сочетает его утверждение со словами «историка Гиббона» о том, что этот кодекс, составленный при участии патриарха и баронов, является ценным памятником феодального законодательства, основанного на принципах свободы, характерных для этой системы [11, т. 19, с. 135]. Сочетание двух разноплановых суждений несопоставимых исторических личностей придавало их высказываниям явно иронический характер, что, по всей видимости, и являлось целью авторской экспликации.
Скотту несомненно была близка и идея веротерпимости, которую настойчиво проводил Гиббон в «Истории», отрицая традиционные аргументы о «справедливой» и целесообразной войне ислама с христианством в XI–XIII веков. Лишь невежество и ханжество, полагал Гиббон, возвели на мусульман обвинение, будто бы они придерживались принципа Корана, согласно которому должны были мечами искоренить все другие религии [18, р. 368]. Этот довод надуман, чтобы прикрыть истинные цели крестовых походов. Суры 5 и 9 Корана призывали к борьбе против язычников, – писал Гиббон, – а не христиан, и лишь последующие жестокие войны заставили мусульман соединить понятие врага с именем христианина и в каждом христианине видеть смертельного врага.
Скотт не упрощает событий крестовых походов и не сводит их только к борьбе христианства с исламом. Он был убежден в том, что люди не должны враждовать из-за религии. Устранить непонимание помогает общение представителей разный религий. И потому в «Талисмане» Скотт рассказывает об исторически неподтвержденной мирной встрече Ричарда с Саладином.
Просветители видели в Византии «оплот застоя, феодализма, церковности и деспотизма» [8, с.
