Мариан Ткачёв - Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей
– Но-о…
– Не увиливайте. От фотоглаза никому не скрыться. У академика Кьяра улыбка превысила дозволенный «оскал учтивости» на целых восемь зубов.
Я оторопело взглянул на него.
– Извольте полюбоваться…
На стене зажегся экран: в номере отеля я наливал художнику вино и что-то оживленно ему рассказывал. Слушая меня, он улыбался грустной еле заметной улыбкой. В нижнем углу экрана вспыхнуло табло с цифрами.
– С лауреатом все ясно, – бодро продолжал Эсдэкр, – четыре секунды смеха по хронометру. Нас интересует мадам Кьяр. Фотоглаз, увы, ее проморгал, а звукозапись нечеткая, потому что вы говорили слишком громко. Не вздумайте обманывать, это бесполезно! Вспомните, смеялась мадам вместе с мужем или не смеялась?
– Нет.
– Вы уверены?
– Уверен…
– А их сын Глукк шести лет?
– Нет, и он не смеялся.
– Вы уверены?
– Уверен. Он плакал, потому что ему не дали вина.
– Вообще-то на фонограмме есть детский плач. Но бывает и смех сквозь слезы. Недурная форма конспирации, как по-вашему?
– Не знаю.
– Не знаете чего?
– Ничего не знаю.
– Бросьте, вы гораздо умнее, чем кажетесь!
– У меня это – врожденное.
– Хм… Ну а с кем вы смеялись до отъезда в заповедник.
– До отъезда я хохотал в одиночестве.
– Неправда!..
Снова вспыхнул экран. Я показывал двум глюэнским писателям свои старые карикатуры. Они ухмылялись – тоже чуть заметно, но все равно шире, чем узаконенный «оскал учтивости», сказал дегустатор.
– Сколько раз они смеялись?
– Я не считаю это смехом!
– Хорошо. Сколько раз они делали то, что вы не считаете смехом?
– Один-единственный.
– Неправда!
И опять засветился экран… Я покрылся холодным потом.
– Над чем они смеялись?
– Я не могу назвать это смехом!
– Ладно… Над чем они делали то, что вы не можете назвать смехом?
– Они… Я думаю, над моими карикатурами.
– Карикатуры, это вон те рисунки?
– Да.
– А что в них смешного?
– Видите ли, карикатуры и рисуют-то, чтобы смешить людей.
– Почему вы не заявили о них на таможне?
– Я предъявил свой багаж для досмотра.
– Да, но вы не указали, в чем их назначение. И таможенники решили, это – реалистические изображения землян. В протоколе прямо сказано, – он взял со стола какой-то листок и прочитал вслух: – «Портреты землян, индивидуальные и групповые, архитектурные пейзажи»…
– Моя вина, если у ваших таможенников нет чувства юмора?
– У них есть все чувства, положенные мужчине и офицеру! – Дегустаторский голос постепенно наливался металлом. – Вернемся-ка лучше к делу. От души ли смеялись ваши собеседники?
– Что такое вообще душа? Я атеист.
– Не надейтесь сбить меня с толку! Ставлю вопрос по-другому. – Он постукивал костяшками пальцев по столу в такт слогам. – Ис-крен-не ли сме-я-лись ва-ши со-бе-сед-ни-ки?
– Я не считаю…
– Хорошо, – перебил он. – Искренне ли они делали то, что вы не счи…
– Черт подери! – заорал я. – Землянин я! Понимаете, зем-ля-нин! И не знаю ваших порядков! Объясните наконец, в чем дело?
– Что ж, – сказал Эсдэкр, – теперь можно и объяснить. Год назад у нас началось всеобщее публичное обсуждение законопроекта о реформе смеха.
– Ничего не слыхал об этом.
– Разумеется! Все публичные обсуждения у нас всегда проходят тайно. На время обсуждения смех был объявлен нежелательным, и гражданам вменялось в обязанность от него воздерживаться. А две недели назад законопроект был утвержден и обрел юридическую силу.
– Но я сидел в заповеднике и ничего не знал!
– Они знали.
– Это же я, я их смешил! Понимаете – Я?!
– Каждому – свое. Вы за подстрекательство к смеху подлежите немедленной высылке.
– Скажите, – силы меня покидали, – что вы имеете против смеха?
– Имею! – возмутился Вург. – Я вообще бессребренник! Просто смех, как и любая реакция индивидуума, должен быть коллективным. – Он говорил резво, будто по писаному. – Представляете, если люди станут смеяться над чем угодно, с кем вздумается и когда попало?! Само собой, мы консультировались с наукой и знаем, смех способствует важным биохимическим процессам в организме. Закон гарантирует каждому необходимую дозу здорового смеха. Но это уже качественно новый смех: во-первых, он узаконенный, – Вург загнул палец, – во-вторых, – организованный, и, в-третьих, как бы это вам объяснить… У нас нет разрыва в смехе между разными слоями народа. Простой рабочий смеется теперь по тем же дням, в те самые часы и ровно столько же времени, сколько министр или сам Великий Гордр.
– В те же часы… и ровно столько?..
Да. Два раза в неделю, в восемь часов вечера, по всей Глюэне проводится Всеобщий порыв смеха. Смех – индивидуальный или коллективный, осуществляемый в любое другое время – незаконный и карается со всей строгостью. – Он внушительно посмотрел на меня. – Что представляет собой Всеобщий порыв смеха?.. Перед началом Порыва народ выходит на улицы – все без исключения. Появляется смеющийся лик Великого Гордра. Люди приступают к смеху, каждый мо…
«Нет, – почувствовал я, – больше не выдержу!» И встал. Дегустатор запнулся, потом сказал:
– Впрочем, сегодня вечером вы сами увидите Всеобщий порыв. И не забудьте, завтра утром вы должны покинуть Глюэну. Билет и паспорт для вас заказаны.
Я рассмеялся ему в лицо, поклонился и направился к двери.
* * *Без десяти восемь я вышел из гостиницы. Улицы были затоплены народом. Все глядели на небо. Я с трудом протолкался в середину сквера и тоже стал смотреть вверх.
Пророкотали фанфары. В воцарившейся тишине на небе фосфорическим светом засиял лик Великого Гордра. Он усмехнулся…
И вдруг, как разорвавшаяся бомба, грохнул смех.
Смеялись по-всякому: со вкусом, зажмурив глаза и поглаживая себя по животу; визжали, содрогаясь всем телом и утирая слезы; хихикали тоненько и сладострастно; ржали громоподобно, побагровев от натуги. В колыбелях блаженно улыбались младенцы, пуская радужные пузыри слюны. А из-за угла, с плаца, где были построены войска, доносился мощный лающий хохот.
Миллиарды глюэнтян сливались воедино с Великим Гордром во Всеобщем порыве смеха. От гула гогочущих глоток шатались дома. Стрелки моих часов дрожали, как былинки на ветру.
Через тринадцать минут все кончилось. Погас портрет, и, словно отрезанный бритвой, умолк смех. Но никто не расходился. Началась передача «В мире Великого Гордра». Глюэнские психологи открыли, что, насмеявшись вволю, люди с особой серьезностью воспринимают официальные сообщения.
По небу бежали серебристые буквы: «Новости науки и искусства»…
…ИДЕИ ВЕЛИКОГО ГОРДРА – ДВИЖЕТЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ!!! Ученые Эльерской обсерватории имени ВЕЛИКОГО ГОРДРА в соавторстве с ветеринарами-конногвардейцами доказали: подлинной причиной разбегания галактик является непрерывная эманация Мысли ВЕЛИКОГО ГОРДРА, распространяющейся по вселенной со скоростью света. Все же идущие к нам из космоса излучения суть избытки Мысли ВЕЛИКОГО ГОРДРА, возвращаемые мирами, не способными пока воспринять Учение ВЕЛИКОГО ГОРДРА в полном его объеме. Совершено параллельное открытие: корень землетрясений, извержений вулканов, тайфунов и прочих катаклизмов на нашей планете в том, что Глюэна давно уже слишком тесна для Гения ВЕЛИКОГО ГОРДРА…
…Ознакомившись с этими открытиями, Сенат обратился к народу с призывом: «Откажемся еще на 200 лет от излишней одежды и пищи, чтобы предоставить Министерству Справедливых войн средства, необходимые для утверждения Идеалов ВЕЛИКОГО ГОРДРА во всех мирах!..
…ЗАСЛУЖЕННАЯ НАГРАДА!!! Вчера на исходе дня ВЕЛИКИЙ ГОРДР наградил Эльерскую обсерваторию имени ВЕЛИКОГО ГОРДРА Орденом ВЕЛИКОГО ГОРДРА самой первой степени…
…ЧИСЛЕННОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ИНТЕЛЛЕКТА ВЕЛИКОГО ГОРДРА!!! Главный биохимик Гмор, пользуясь методом патологической алгебры, запрограммировал «Слово ВЕЛИКОГО ГОРДРА о Самом Себе» и вычислил: Мудрость ВЕЛИКОГО ГОРДРА равна 10317 умов обыкновенных вождей…»
Вдруг каким-то боковым зрением я заметил отделившуюся от толпы фигуру. Обернулся и увидел человека, полускрытого растениями, украшавшими вход в гостиницу.
Он смеялся! Смеялся, глядя на небо… Блики от серебристых букв скользили по его белым зубам. Я не верил своим глазам: он смеялся почти на виду у всех, в двух шагах от сцементированной темной массы, по краю которой зияли разинутые рты и глубокие отблескивающие стеклом глазницы.
Я шагнул к дверям и заслонил собою смеющегося. Минуту спустя он поднял на меня усталые глаза, отсвечивающие озорными искорками, поклонился, быстро сошел на тротуар и слился с толпой.
* * *– Шесть часов утра!.. Шесть часов утра! – дурным голосом завопил динамик. – Я – Воскресный вещатель.
Вспомните, что говорил Великий Гордр о шести часах утра!..
Потом, на всякий случай, вещатель провозгласил цитату о том, что шесть часов – это куда лучшее время, чем пять утра или семь, для того чтобы встать с постели и начать новый День. Далее Воскресный вещатель отечески произнес:
