Александр Ужанков - О специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII века: Стадии и формации
Несмотря на господство провиденциализма в сознании, прагматизм, тем не менее, стал обнаруживаться в трактовке отдельных исторических фактов («По убьеньи же герьцюкове, рекомаго Фридриха,…мятежю же бывшу межу силними людьми о честь и о волость герьцюкову убьеного»), и принятии князьями решения («Время есть християномь на поганее [идти], яко сами имеють рать межи собою») и т. д.
Так через причину находят объяснения некоторые исторические события – следствие. Но все же чаще поступки князя и явления жизни трактуются с позиции традиционного провиденциализма: «Божиим повелениемъ прислаша князи Литовьскии к великой княгини Романове…». «Спас Богъ отъ иноплеменьникъ… тако бо милость от Бога Руской земле».
Отношение к окружающему миру, и в частности, к природе, также претерпело изменения. Относиться к ней стали на бытовом потребительском уровне. Появилась ее оценка, например, с точки зрения удобства ландшафта для строительства города (например, Холма кн. Даниилом Романовичем) или монастыря (Кириллом Белозерским) и т. д. Но еще не «научились» любоваться ее красотой – нет и оценочных ее описаний.
К концу периода, к середине XIV в., прагматизм стал играть весьма заметную роль в мышлении древнерусских писателей, а религиозно-прагматический метод познания-отражения полностью вытеснил религиозно-символический.
2.1.2.2. Осмысление творчества и писательского труда
Такой же подход к творчеству, как и в XI–XII вв. – по Благодати, отметая собственную волю, – присутствует и в памятниках XIII века, например, в «Повести о житии и о храбрости благовернаго и великаго князя Александра»: «О Господе нашемъ Исусе Христе, Сыне Божии. Азъ худый и многогрешный, мало съмысля, покушаюся писати житие святого князя Александра… Но яко же Приточникъ рече: В злохытру душю не внидеть премудрость: на вышнихъ бо краих есть, посреди стезь стояше, при вратех же сильных приседит. Аще и грубъ есмь, но молитвою святыа Богородица и поспешениемь святого князя Александра начатокъ положю»[213].
По моим исследованиям, «Повесть о житии Александра Невского» создал митрополит Кирилл.[214] Как видим, владыка в предпосланных основному тексту словах полностью отразил представление о писательском творчестве, присущее предыдущим векам. Самое главное в момент творчества – отсечение собственной воли!
Характерны в этом плане слова преподобного (обратите внимание: преподобного, то есть уподобившегося своей жизнь Богу!) священноинока Епифания Премудрого: «Сего ради прекланяю колене мои ко Отцю Господа нашего Иисуса Христа, от Него же «всяко дание благо и всяк даръ свершен свыше есть сходя», и Превечному руце простираю безначальному Сыну Божию и Слову, искыи Дародавца, призываю Господа нашего Иисуса Христа, от Негоже и «Им же вся быша», и «вся Тем быша, без Него же не бысть ничтоже, еже бысть». Тъй бо рече: «Без Мене не можете творити ничтоже» (Ин.: 18.5). «Просите и дасться вам». Прошю же, да ми подасть благодать и «даръ Святаго Духа»» (Деян.: 2.38).[215]
По сути дела, преподобный Епифаний выразил, используя цитаты Священного Писания, точку зрения всех предшествовавших ему древнерусских тружеников слова.
Итак, писательское творчество в XI в. – первой половине XIV в. воспринималось писателями и, что существенно, читателями как Божественный акт: творения создаются по Благодати Святого Духа (при авторском смирении), а человеческая воля проявляется в устроении (творении) жизни по заповедям Божиим. Чем праведнее жизнь, чем больше самоограничений, тем больше свобода духа, тем истиннее сочинение.
Не случайно, что подавляющее большинство древнерусских писателей этого периода за свою праведную жизнь удостоены святости: митрополит Иларион Киевский, игумен Феодосий Печерский, епископ Кирилл Туровский, епископ Серапион Владимирский, князь Владимир Мономах и многие другие. А преподобный Нестор канонизирован за свои писательские труды! Писатель – святой, это вообще удивительно! Но если внимательно разобраться, то получится, что в большей своей части древнерусская литература домосковского периода и, отчасти, Московского – является по своей сути святоотеческой, и ее нельзя изучать, используя приемы, применяемые для литературы Нового времени.
2.1.2.3. Древнерусские творения
«Галицко-Волынская летопись» в первой части представляет собой единственное в древнерусской литературе описание истории становления личности князя с младых лет и до смерти. Именно поэтому «Галицкую летопись» предпочтительнее было бы называть «Жизнеописанием Даниила Галицкого».[216]
Девятилетнего ребенка Даниила впервые сажают на княжеский престол в Галиче крамольные бояре с надеждой, что будут править сами при малолетнем князе, а потому выпроваживают из города его княгиню-мать. Описывая трогательную сцену прощания сына с матерью, автор в небольшом эпизоде передал и отчаяние юного князя, бессильного что-либо изменить, и решительность в ситуации, затрагивающей его достоинство, когда управитель Александр силой попытался отвести за узду лошадь с Даниилом.
Твердость в принятом решении и уверенность в достижении поставленной цели звучат в устах 13-летнего князя: «Так или иначе, а Владимир будет наш, с Божьей помощью!»
Воля и решительность были главными союзниками Даниила. Он никогда не отступал, демонстрируя поразительное мужество в бою, Так, во время битвы с монголо-татарами на реке Калке в 1223 году в пылу боя 22-летний Даниил не ощутил ран на теле своем и, только выйдя из боя и утолив жажду, почувствовал их: «Был ибо отважен и храбр, от головы и до ног не было на нем пороков», – характеризует его писатель цитатой из библейской Книги Царств.
Значительных усилий – выдержки, целеустремленности, дипломатического такта, полководческого искусства – потребовала от него борьба с боярством за отчий престол. Только в 1245 году, нанеся поражение Ростиславу Черниговскому, Даниил окончательно утвердился в столице своего княжества Галиче. Однако уже на следующий год он вынужден был отстаивать свое право и добывать ярлык на княжение у Батыя в Орде.
Интересы Даниила не ограничивались одними русскими проблемами, и автор показывает рост с годами международного авторитета князя. Он выступил инициатором союза европейских правителей в организации похода против татар, и не его вина, что этот поход не состоялся. Со своей стороны он сделал все от него зависящее. Признанием его заслуг и авторитета были присланные папой Иннокентием IV знаки королевской власти и коронация Даниила в 1253 году.
Дружбой с братом дорожил он превыше всего. В «Жизнеописании» нет даже намека, на какую бы то ни было размолвку между ними.
Был он верен данному слову, отстаивал справедливость и того же требовал от сыновей. Прощал он врагов своих и даже щедро одаривал их: отдал Киев Михаилу Черниговскому. Своими победами и походами снискал славу и в Русской земле, и в Европе. Был искусным полководцем, признававшим победу или смерть. С малой дружиной побеждал многочисленные полки. Даже монголо-татарам пришлось считаться с ним и сделать его своим союзником, а не подданным.
Умер Даниил Романович в 1264 году и был похоронен в воздвигнутой им новой столице – Холме.
Галицкие литературные традиции нашли отражение и в другом княжеском жизнеописании XIII века – «Повести о житии Александра Невского», написанной, скорее всего, тем же автором, предположительно митрополитом Кириллом,[217] после того как он перебрался из Холма во Владимиро-Суздальскую землю.
В «Повести о житии Александра Невского» прославляются героические подвиги Александра Ярославича (1220–1263), защитника русских земель от шведских и немецких рыцарей. За победу над шведами в 1240 г. на р. Неве молодой князь и получил почетное прозвище Невский.
Жизненный путь Александра Ярославича – это путь благочестивого православного князя. Автор подчеркивает, что «без Божьего повеления не было бы княжения его, но княжение князя Александра Ярославича Богом благословенно».
Князь защищает Новгородскую землю и православную веру от врагов, отстаивает народ свой у монгольского хана, проявляя при этом смирение и расплачиваясь за это собственной жизнью.
Наглядным примером развития религиозно-прагматического метода служат произведения литературы второй половины XIV в. Казалось бы, автор «Задонщины» использовал некоторую символику «Слова о полку Игореве», то есть старый метод отражения. Однако образы «Задонщины» совершенно утратили свое символическое значение, что свидетельствует об ином литературном методе. Часть из них стала малопонятна не только читателям, но и книжным людям – переписчикам (оттого появились и «темные» места в «Слове»), а часть превратилась в реальные сравнения в «Задонщине». Скажем, не к Бояну-соловью, воспарявшему под небеса (соловей-то под небесами не поет!), обращается автор «Задонщины», а к реальным птицам – соловью, жаворонку (поющему как раз высоко в небе); не тучи, символизирующие половцев, с моря идут, а реальная гроза собирается, и т. д. Правда, вторая половина XIV в. – это начало новой стадии – миропонимания. Однако господствующим в ней становится именно религиозно-прагматический метод, формировавшийся в рассмотренный нами сейчас переходный период XIII – первой половины XIV в. – на стадии средневекового миросозерцания.
