Игорь Милославский - Говорим правильно по смыслу или по форме?
О необходимости различать внешнее и внутреннее говорил и наш замечательный поэт Николай Заболоцкий: «Что есть красота? И почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?"
Стыдно и совестно обозначают «неприятное состояние человека, возникающее в результате совершения какого-либо дурного поступка». Однако по своему происхождению эти два слова не полностью совпадают по значению. Стыд – это состояние, а совесть – какой-то внутренний орган, наподобие сердца или печени, который может начать болеть, вызывая у человека страдания, причем идущие изнутри. Стыд же возникает скорее в результате внешнего воздействия: «Что люди скажут?» Согласитесь, что стыдно и совестно, хотя и очень похожие, но все-таки разные неприятные душевные состояния. Стыдно – это когда узнают другие люди. А если уверен, что никто не знает, то и не стыдно. А совестно не зависит от чужого знания или незнания. Ведь сам человек все знает о своих поступках, и какой-то орган (совесть) у него начинает болеть, если он поступил плохо. Хотя можно всячески убеждать себя в том, что все хорошо. Заглушая более или менее успешно голос (муки) совести.
Косвенное подтверждение содержательных различий между стыдно и совестно и в том, что за другого может быть только стыдно. А за себя самого – и стыдно, и совестно.
Замечательный ученый – профессор Ольга Ермакова собрала огромный материал о словах стыд, совесть и их производных. Она показала, что в русском языке есть немало устойчивых выражений, не только утверждающих моральную ценность стыда и совести, но и оправдывающих бессовестность и бесстыдство: совесть – это для богатых; стыд не дым, глаза не выест. Более того, по наблюдениям ученого, слова стыд и совесть даже у классиков русской литературы нередко не различаются в значении.
Разумеется, в тонкой дифференциации нуждаются только понятия актуальные. А если душевная боль после дурных поступков вообще не возникает, а в отсутствие общественного мнения осуждение «плохого» со стороны других вовсе никак не проявляется? Зачем же пытаться различать в языке то, чего нет в действительности.
2. Можно ли преодолеть противоречие между желанием быть точным и необходимостью соблюдать норму?
Агрессивная неодушевленность
Никогда не кончается спор о месте человека в мире. Является ли он одним из «винтиков-болтиков» или заслуживает к себе более уважительного отношения? Ряд последних изменений в русском языке говорит о том, что позиции сторонников особого отношения к человеку подвергаются серьезным атакам.
Мы часто слышим от современных руководителей, что они задействовали специалистов (молодежь, военных и т. д.). т. е. «сделали так, чтобы специалисты (молодежь, военные и т. д.) действовали». Такое полезное для руководителей словосочетание (поскольку за ним стоит их работа) возникло именно в административно-чиновничьей среде. Еще недавно глагол задействовать употреблялся только по отношению к предметам: задействовать скважину, оборудование, технику и т. п. Что-то мешало употреблять его по отношению к людям – последних можно было пригласить, попросить, привлечь, заинтересовать… И это несмотря на то, что глагол задействовать устроен так же, как и многие другие русские глаголы: накормить – «сделать так, чтобы был сыт», разбудить – «сделать так, чтобы не спал», вылечить – «сделать так, чтобы был здоров». И вот теперь задействовать употребляется по отношению и к предметам, и к лицам.
Перейдем от действий руководителей к ним самим. Почти отовсюду слышим и везде читаем, что NN – эффективный руководитель (менеджер, тренер, чиновник и т. п.). Эффективный значит «достигающий эффекта, т. е. результата, поставленной цели». Еще в конце прошлого века эффективным по-русски могло быть, например, лекарство, предприятие, мера, средство и т. п. Но не человек! Ведь «эффективность» не может быть постоянной характеристикой лица – она относится только к его конкретным действиям или функциям. Но тогда, наверное, точнее говорить: NN эффективно руководит, тренирует или, наконец, торгует (если он менеджер по продажам).
Продолжим о действиях. Совсем недавно, но уже прочно вошел в русский язык глагол грузить в значении «перекладывать на кого-то свои проблемы, заботы, обязанности». Раньше человек мог грузить вагон или баржу, лес или уголь, а его самого можно было только нагружать. Кроме того, он мог иметь нагрузку – например, педагогическую или общественную, большую или маленькую. Теперь же глагол грузить приобрел новое значение и не имеет ограничений в своей сочетаемости. Произошло это, на мой взгляд, потому, что широко распространился тип поведения людей, характеризующийся стремлением переложить свои дела и заботы на других. В середине прошлого века активно употреблялось слово спихотехника. Однако, оставаясь в пределах ограниченного употребления, оно не проявило жизнеспособности. А необходимость называть соответствующее явление осталась. Вот и принял глагол грузить на себя новую ношу.
А теперь от грузов – к пассажирам. Непосредственно перед посадкой в самолет, пройдя многочисленные проверки и отстояв разнообразные очереди, авиапассажир оказывается в накопителе, т. е. в «помещении, где людей постепенно накапливают (или они сами накапливаются?)». Отношение к пассажиру не как к человеку, а как к предмету не позволяет назвать соответствующее помещение, например, ожидальней (как читальня или спальня) или хотя бы предпосадочной, предвылетной (как парная или закусочная).
Нужно ли пытаться противостоять этим языковым новациям? Ведь они – отражение тех изменений, которые происходят в поведении и сознании говорящих по-русски людей. Рекомендации относительно языка не в силах изменить жизнь общества. Хотя и могут дать пищу для размышлений над тем, что с этим обществом происходит. Может быть, и этого не так уж мало.
Праздничное слово
Как поступить, если слово, наиболее точно отражающее вашу мысль, принадлежит к разговорным или просторечным? Что выбрать – точность или соблюдение нормы?
…Экзаменационная сессия в университете закончилась. Ученый совет на своем заседании обсуждает итоги учебного семестра. И вдруг из коридора доносятся звуки музыки и веселые крики. Председательствующий улыбается: «Это студенты, как говорится, оттягиваются». Сказано совершенно точно: именно оттягиваются – то есть «предаются разнообразным жизненным радостям после напряженной работы». Если бы было сказано веселятся, расслабляются, исчез бы важный содержательный компонент: «после напряженной работы». А говорящему очень важно было выразить то, что он не сердится на нарушителей тишины и думает, что их следует простить, поскольку они заслужили право на такие мелкие шалости.
В своей содержательной части многие глаголы имеют два пласта. Один обозначает то, что совершается, а другой – то, при каких предварительных обстоятельствах это происходит. Скажем, если человек устал, это означает, что его самочувствие неважное и это – результат того, что он много и/или напряженно работал. Если человек о чем-то забыл, это означает, что у него сейчас нет информации, которая прежде, однако, была. Если человека о чем-то информируют, то предполагается, что он узнает то, чего прежде не знал. И оттягиваться – в числе именно таких глаголов.
Однако, с другой стороны, оттягиваться – слово просторечное, разговорное. И председательствующий на ученом совете прекрасно это понимает, поэтому и вводит в свою реплику оборот «как говорится». Таким образом этот ученый муж пытается объяснить членам совета, что, употребляя слово оттягиваться, он просто цитирует то, что в русском языке присутствует, но не является строгой литературной нормой.
Без сомнения, всякий говорящий, а особенно пишущий не раз сталкивался с таким противоречием. С одной стороны – желание как можно более точно и кратко обозначить конкретную ситуацию. А с другой – необходимость ограничиваться нормами литературного языка, не выходить за его пределы, используя слова, которые в словарях имеют пометы разг. (разговорное), прост. (просторечное) и т. д.
