Роман Пересветов - Тайны выцветших строк

«В прошлом де во 179 (1671) году вор, ызменник Стенька Разин, как привезен был к Москве, — сообщалось в грамоте, — и в то число говорил с пытки» измене и в воровстве на кадомского татарина на Асайку Карачурина, а в какой измене говорил и что ево, Асайкина, измена, и то писано в деле вора Стеньки Разина, а те его расспросные речи в Приказе Казанского дворца и по тем де ево расспросным речам ево, Асайку, по указу отца нашего, блаженной памяти великого государя, велено сыскать».

В грамоте также говорилось, что для розыска Асая Карачурина был послан из Москвы в Кадом и в Керенск и в иные низовые города из Приказа Казанского дворца сыщик, стрелецкий полуголова Алексей Лужин. Тут же в подкрепление выставленных Александром Вешняковым доводов приводились и выдержки розыскного дела Асая Карачурина, являвшиеся одновременно выписками из сгоревшего потом следственного дела Степана Разина.

«В расспросе и с пытки вор, ызменник Стенька Разин сказал, — гласил текст одной выписки, — приходил де к нему под Синбирском татарин, пожиточный человек, Асайком зовут, и говорил ему, чтоб итить под Казань, а в Казани де сидеть не будут, а которого города тот татарин, того он не ведает, а ростом де он не мал, борода черна, щека перерублена». Степан Разин также показал, что именно Асай Карачурин переводил разинское письмо к казанским татарам, в котором Степан звал их «быть заодно» и предостерегал: «а буде заодно не будете, и вам бы не пенять». И Карачурин сам подтверждал в этом письме: «Я, Асай Айбулатов, состою при Степане Тимофеевиче».

Разыскивая чернобородого татарина с перерубленной щекой, сыщик Алексей Лужин побывал в девяти городах: Алатыре, Арзамасе, Кадоме, Касимове, Керенске, Саранске, Свияжске, Симбирске и Темникове, и, не найдя его, отправил в Москву под конвоем одиннадцать других татар и даже одного русского священника отца Алексея. На расспросе и с пытки они показали, что Асай Карачурин имел связь со своим племянником Уразкою, а куда сам девался, этого они не ведают. Отпирался во всем и несколько раз пытанный Уразка, и в конце концов всех задержанных пришлось отпустить. Сыну же Карачурина Онашке в восстановлении его прав на землю было отказано.

Такими необычными путями удалось приблизительно установить содержание некоторых расспросныгх и пыточных речей Степана Разина по трем, пусть не самым главным вопросам, заданным ему во время следствия.

В бумагах Тайного приказа была найдена написанная собственноручно царем Алексеем Михайловичем коротенькая, но очень интересная записка. Она была адресована боярам, руководившим следствием по делу Разина, и состояла из вопросов, по которым должен был быть допрошен и, конечно, допрашивался Степан Разин. Вопросов было десять. Первый из них гласил:

О князе Иване Прозоровском и о дьяках, за што побил и какая шюба?

Боярин князь Иван Семенович Прозоровский был назначен воеводой в Астрахань в июле 1667 года после того, как в Москву стали поступать тревожные известия о занятии восставшими казаками Гурьева и о намерении их идти на Астрахань. Но вместо этого разинская вольница поплыла на стругах в Персию, опустошая ее берега своими набегами. Когда изнуренные этим походом казаки вернулись назад, князь Прозоровский послал им навстречу своего подручного воеводу князя Львова. Не сумев разбить восставших, Львов договорился с Разиным, что казаки вернутся на Дон. А за то, что князь Прозоровский не принудил казаков к присяге, он получил от Разина богатые подарки. Но этих подарков Прозоровскому показалось мало. Сохранилось предание, что, приехав как-то раз в гости к Разину, жадный воевода увидел у него роскошную соболью шубу, покрытую дорогой персидской парчой, и стал вымогать ее у Разина. Разин отдал князю шубу со словами: «Бери эту шубу, лишь бы не наделала она шуму».

Но шуму наделала не шуба, а сам Разин, когда он через год снова подступил к Астрахани и сбросил корыстного воеводу с высокого раската. Тогда же он рассчитался и с ближайшими помощниками воеводы — приказными, ненавидимыми народом. Некоторые из них были зарублены, а подьячий астраханской приказной палаты Алексей Алексеев повешен за ребро.

Царь, очевидно, хотел своим вопросом уточнить мотивы суровой расправы разинцев с князем Прозоровским и другими начальными и служилыми людьми и узнать от самого Разина подробности вымогательства князем дорогой шубы, о чем царю могло быть известно по слухам и через Приказ тайных дел.

Второй вопрос был такой:

Как пошел на море, по какому случаю к митрополиту ясыръ присылал?

Царя очень интересовали взаимоотношения Разина с представителями власти не только светской, но и духовной. Из челобитной астраханского митрополита Иосифа он знал, что Разин, возвращаясь со своими казаками из персидского похода, нагрянул на принадлежавший митрополиту «учюг» — большое рыболовецкое хозяйство в устье Волги — и захватил все имевшиеся там запасы икры, рыбы, хлеба и жира, в которых он, видимо, нуждался, а также все имущество рыболовецкого стана: струги, лодки, неводы, багры. Но, увезя все это с собой, Разин в то же время оставил часть своей добычи, состоявшей из всякого имущества, в том числе церковного, и захваченных в Персии пленников (ясырь). Царь, по-видимому, хотел знать: что побудило Разина вознаградить митрополита за взятые им запасы?

Третий вопрос:

По какому умыслу, как вина смертная отдана, хотел их побить?

Царь добивался от Разина ответа, что заставило его поднять всенародное восстание после того, как астраханские воеводы князь Прозоровский и его помощник князь Львов отдали ему царскую «милостивую грамоту», избавлявшую его от смертной казни, которой он подлежал за самовольный поход в Персию.

Четвертый вопрос:

Для чего Черкасского вичил? По какой от него к себе милости?

Царь, видимо, располагал сведениями, что некоторые воеводы побаивались Разина, относились к нему снисходительно и делали разные поблажки. Из показаний оказавшегося в Астрахани во время восстания и находившегося три недели при Разине курского священника Ивана Колесникова и, возможно, также из других источников, царю было известно, что в той же речи перед казачьим кругом, в которой Разин перечислял имена неугодных казакам воевод, бояр и дьяков, он положительно отозвался о двух боярах. Один из них был бывший астраханский воевода князь Григорий Сунгалеевич Черкасский, уроженец Кавказа, умевший ладить с казаками. Царь требовал, чтобы Разин признался, почему он говорил с уважением о Черкасском, «вичил» его, то есть называл его «с вичем», по имени-отчеству: «Григорий Сунгалеевич». Не сделал ли князь Черкасский Разину тайно от царя какую-нибудь поблажку?

Пятый вопрос:

И кто приказ к вам сказал кому, что Долгорукий переведен?

Царь любопытствовал, от кого Разину удалось узнать, что на место медлительного князя Урусова главным воеводой всех действовавших против него сил был назначен князь Долгорукий.

Шестой вопрос:

За что Никона хвалил, а нынешнего бесчестил?

Вопрос этот касался отношения Разина к бывшему патриарху Никону. Царь допытывался, почему Разин распускал слухи, что Никон поддерживает его движение и даже едет вместе с ним на обитом черным сукном струге, и чем объясняется отрицательное отношение Разина к новому, избранному на место Никона патриарху.

Седьмой вопрос:

За что вселенских хотел побить, что они по правде извергли Никона и шъто он к ним приказывал и старец Сергий от Никона по зиме нынешней, прешедшей, приезжал ли?

Царь, очевидно, подозревал Разина в намерении расправиться с вселенскими патриархами Паисием и Макарием, участвовавшими в церковном суде над Никоном, и допытывался, не приказывал ли Разин напасть на них на обратном пути, когда они возвращались на Восток. Он хотел также выведать у Разина, приезжал ли к нему от Никона для тайной встречи тот самый чернец, старец Сергий, посылку которого к Разину Никон отрицал.

Восьмой вопрос:

О Кореле, грамота… За никоновою печатью, к царскому величеству шлют из-за рубежа?

Еще в ноябре 1660 года царь вместе с боярами слушал доклад вернувшегося из поездки в Швецию чужеземца полковника Николая фон Стадена об его беседах с шведскими министрами генералом Врангелем и Тотте.

Генерал Врангель сообщил Стадену тревожную новость: будто бы донской казак Степан Разин прислал карельским и ижорским крестьянам листы за подписью и печатью бывшего патриарха Никона. Царь просил после этого шведского короля, чтобы он «к его царскому величеству показал дружбу и любовь и те листы за рукою и печатью бывшего Никона патриарха и тех, с которыми те листы присланы, к великому государю прислал».

Недоволен был царь также и тем, что подданные шведского короля «печатные дворы держат» и на них «куранты», то есть придворно-дипломатические ведомости, печатают с ложными известиями о патриархе Никоне и Степане Разине и этим «между обоими государями чинят ссоры и нелюбовь».