Борис Казанский - В мире слов
Лев, тигр, пантера принадлежат к семейству кошачьих. На первый взгляд кажется, что кошке не место среди этих могучих хищников. Но анатомия доказывает, что строение кошки такое же, как и у них, и что эти гордые звери правильно носят фамилию кошачьих. Напротив, кит, хотя и живет в море и назывался в старину «рыба-кит», вовсе не принадлежит к классу рыб, а относится к более высокому классу млекопитающих.
Нечто подобное оказалось и с языками. Афганский, хотя и ближайший сосед индийских языков, является иранским. Армянский, который раньше считался одним из кавказских языков, оказался по своей основной структуре индоевропейским. Сначала его отнесли тоже к иранской группе, но теперь признано, что он представляет особую ветвь восточных индоевропейских языков.
Даже языки, давно вымершие и оставившие лишь жалкие следы в виде отдельных слов или даже только собственных имен, случайно сохранившихся в письменности соседних народов или в коротких надгробных надписях, могут быть определены, как зоолог умеет определить по одной кости, какому виду животного она принадлежит, даже если это кость ископаемая и порода давно вымершая. Так, удалось установить, что язык скифов, населявших наше Причерноморье две-две с половиной тысячи лет назад, являлся иранским языком. Осетинский я зык, который долго считался одним из кавказских, оказался потомком скифского.
Особенно блистательно проявила себя сравнительная грамматика, когда приходилось иметь дело с текстами неизвестного языка, например, при расшифровке древнеперсидской клинописи. Тут дело казалось безнадежным, так как даже значение клинописных знаков было неизвестно.
Острая догадка и логика позволили немецкому филологу Г. Ф. Гротефенду установить, что одна из надписей относилась к первому царю персидской династии Ахеменидов, другая — к его преемнику и сыну. Он угадал и смысл слов, составлявших эти надписи, — правда, они состояли почти целиком из царского титула. Но прочесть он мог — и то приблизительно — только имена этих двух царей, потому что они были известны (в неточной передаче) из греческих источников. По этим именам Гротефенд смог определить — более или менее верно — значение 7–8 знаков, а этого, конечно, было недостаточно, чтобы прочесть другие слова. Это было еще до открытия индоевропейских соответствий. И дело на этом остановилось.
Но с разработкой сравнительной грамматики стало возможно из санскритских и зендских форм заключить, какими должны быть древнеперсидские формы слов этих надписей, тогда удалось установить значение клинописных знаков — и тексты были не только прочтены, но наконец поняты.
В начале XX столетия найдены были в восточном (китайском) Туркестане буддийские тексты VII века нашей эры, написанные алфавитом, близким к индийскому, так что прочесть их удалось тотчас же. Но язык надписей был неизвестен. И не будь сравнительной грамматики, он бы и остался навсегда неизвестным. Теперь же лингвистика могла совершенно точно установить, что это — индоевропейский язык (его называют тохарским), какими-то судьбами — вероятно вследствие гонений со стороны арабов, завоевавших Иран, — попавший так далеко на Восток.
Любопытно, что этот язык относился не к индоиранской группе и даже не к восточной, а к европейской, западной группе. И формы этого новооткрытого языка уложились в клетки, предписанные сравнительной грамматикой, совершенно аккуратно. Это было блестящим подтверждением правильности таблицы соответствий.
Замечательным примером может служить и расшифровка хеттских клинописных надписей, открытых раскопками в Малой Азии. Все говорило за то, что язык этих надписей должен быть семитическим, да и клинопись была определенно вавилонская. Поэтому разгадкой этих надписей занимались семитологи, в том числе и чешский семитолог Б. Грозный. Однако ничего не получалось.
Но вот однажды Грозному бросилось в глаза сходство некоторых окончаний с индоевропейскими и даже сходство слова вадар с германским вотар, славянским вода. Мысль, что этот ископаемый малоазиатский язык второго тысячелетия до нашей эры может быть индоевропейским, была для ученого дикой. Но он сумел преодолеть предвзятую установку и подошел к надписям по-новому. И действительно, оказалось, что он прав. И как только была применена сравнительная грамматика, так загадочные тексты были прочтены и поняты. Форма за формой, слово за словом укладывались как раз в те графы, которые предуказаны были таблицами. Небеса оказались по-хеттски небисас, месяц — менулис (по-литовски менулас), долог — далугаш. Лингвисты только ахали от восторга.
Система соответствий, присущая и каждой семье языков, и каждому отдельному языку, и эпохам и районам языка, позволяет отличить собственное слово от заимствованного и даже определить, когда и из какого языка или наречия оно было заимствовано.
Возьмем, например, слово кролик: оно несомненно взято из польского — русская форма была бы королек (сравните польское кроль, русское король), южнославянская — кралик. А краля очевидно перешло к нам из чешского.
Причастия на — щий и слова с сочетанием жд вошли в русский язык из древнеболгарского. например, горящий (русские формы горячий, горючий), между, гражданин, сопровождаю (русские формы меж, горожанин, провожаю).
В славянской речи первоначально не было звука ф. Все слова, в которых есть ф, заимствованные, преимущественно греческие — физика, фитиль, София, иероглиф, телефон; латинские — факт, фальшь, фамилия, финал; новоевропейские — фетр, фанера, фасад или восточные — софа, сафьян, тюфяк, сарафан.
В славянских языках (кроме староболгарского) не было начального а (вместо него я или о), например, я вместо аз, ягненок вместо агнец, обр вместо авар. Поэтому все слова, начинающиеся на а, заимствованы: алый, аист, алмаз, алтын, артель, аршин, атаман, азбука, арбуз.
Тюркско-татарские языки склонны к уравнению гласных. Это тоже может служить приметой заимствования, например: базар, сарай, карандаш, барабан, набат, кизил, кибитка, чугун, чубук, сундук.
В старорусском языке (до XII века) заднеязычные к, г, х требовали после себя твердой гласной. Поэтому, когда мы находим в старой письменности такие слова, как ангел, херувим и т. д., то это объясняется заимствованием из греческого.
Латинское имя Кайсар, ставшее титулом главы римской империи, в позднейшее время произносилось последовательно: кесарь (в этой форме оно перешло в греческий язык), цесарь, цезарь (в итальянском уже чезаре, во французском сэзар). Отсюда легко установить, что славянское кесарь заимствовано из греческого, а позднейшая форма цезарь восходит непосредственно к латинскому титулу.
Лингвистика разбирается в этих отношениях необычайно тонко, с аптекарской точностью.
Славянское хлеб и готское хлайбс (того же значения) — одно и то же слово. Нигде больше его нет, как только в этих языках, исторически встретившихся, как известно, в районе Вислы и Днепра. Но славянское х никогда не соответствует германскому х, и ни в том, ни в другом языке этому слову не находится подходящего корня. Следовательно, надо предполагать общее заимствование из какого-то третьего, может быть кельтского языка.
Какая тонкость анализа!
Так химик заключает из отклонения от обычной реакции о присутствии постороннего вещества. Так французский астроном У. Леверье из отклонения Урана от своей математической орбиты заключил о наличии неизвестной планеты, своим притяжением нарушающей эту орбиту. И Леверье даже вычислил, где должна находиться эта планета, — и тогда ее действительно тотчас же нашли. Это было в 1846 году, и новую планету назвали Нептуном.
Все до сих пор нами рассмотренные примеры относятся к своего рода горизонтальным видам соответствий. Но конструируются также и вертикальные соответствия.
Мы знаем по историческим свидетельствам, что романские языки представляют развитие областных наречий древнеримского (латинского) языка. И вот допустим, что мы находим такое соответствие для существительного груша (пэра, пэра, пира, пейра) и наречия верно (вэро, вэро, вира, вейр).
Следовательно, итальянское э равно испанскому э, сицилийскому и, старофранцузскому эй. Но в сардинском языке этому ряду соответствует в первом случае и, во втором э: пира и вэру. Почему это различие?
