Конструирование языков: От эсперанто до дотракийского - Александр Чедович Пиперски
В букмоле под датским влиянием в XIX в. господствовала двухродовая система: средний род противопоставляется общему роду, в котором совпали мужской и женский род – en båt = en elv. Такая ситуация во многом сохраняется и до сих пор, хотя определенный артикль, который ставится после существительного, сейчас все же часто употребляется в форме женского рода: båten ' (эта) лодка', но elva ' (эта) река'.
Кроме того, в букмоле и нюнорске различаются многие часто употребляемые слова: 'я' на букмоле – jeg [йей], а на нюнорске – eg [эг]; 'какой-то' на букмоле – noen [нуэн], а на нюнорске – nokon [нокун], и т. д.
Многочисленные языковые реформы, происходившие в Норвегии на протяжении XX в., преследовали самые разные цели. Одни из них сближали букмол и нюнорск, а другие, наоборот, разрешали им разойтись подальше. Впрочем, было у них и нечто общее: все они вызывали недовольство широкой публики, как почти всегда и бывает с языковыми реформами{75}. Например, в 1959 г. была предпринята попытка выработать единый язык для школьных учебников, который включал бы в себя формы, допустимые и в букмоле, и в нюнорске. Этот вариант норвежского языка получил название læreboknormalen 'стандарт для учебников'. В появившемся спустя несколько лет норвежском переводе мюзикла «Моя прекрасная леди» саркастическая реплика профессора Хиггинса, направленная против языка Элизы Дулиттл: This is what the British population / Calls an elementary education 'Вот что британское население называет начальным образованием' – переведена так: Her i landet kalles denne talen / For den nye læreboknormalen 'В этой стране такой язык называется новым стандартом для учебников'. Едва ли это можно счесть проявлением любви к реформе. Таких примеров можно было бы привести десятки, ведь в Норвегии и по сей день продолжается непростое, но интересное сосуществование датско-норвежского в своей основе букмола и нюнорска, сконструированного Иваром Осеном.
Иврит
Древнееврейский язык (иврит) – один из семитских языков, близкий родственник арабского и амхарского (это государственный язык Эфиопии). Сюда же относятся аккадский, арамейский и финикийский языки. Семитские языки обычно включаются в более крупную семью, которая носит название афразийской, – на этом уровне родства они оказываются связаны, в частности, с древнеегипетским языком.
Первые памятники древнееврейского языка восходят к X в. до н. э. На нем написана большая часть Ветхого завета, за исключением некоторых частей Книги Ездры и Книги пророка Даниила, язык которых – арамейский. Именно этот язык и начал постепенно вытеснять древнееврейский из употребления начиная с середины I тыс. до н. э. При чтении «Мастера и Маргариты» можно заметить, что Булгаков очень четко отмечает, на каких языках общаются между собой Пилат и Иешуа, и этих языков три – арамейский, греческий и латынь:
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
– Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески.
Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни:
– Как ты узнал, что я хотел позвать собаку?
«Мастер и Маргарита», конечно, не научный источник, и довольно сомнительно, что Иисус знал латынь, а Пилат говорил по-арамейски. Но тем не менее эти цитаты отражают тот факт, что в I в. на древнееврейском языке в Палестине уже мало кто говорил. Сложно точно сказать, когда его перестали использовать как родной язык, но в конечном счете он стал языком учености; в частности, на нем была написана «Мишна» – свод иудейских религиозных предписаний, который принял свою окончательную форму в начале III в.
Как книжный язык древнееврейский продолжал сохраняться и в Средневековье. Во-первых, он был очень важен для еврейской традиции, а во-вторых, к нему с почтением относились и христианские богословы, ведь именно на этом языке в оригинале была написана Библия, и высказывалось мнение, что на иврите общались между собой Адам и Ева в раю. Правда, почтительное отношение к древнееврейскому языку совершенно не противоречило тому, что его мало кто знал, – но, например, Мартин Лютер специально освоил его для того, чтобы точнее перевести Библию на немецкий.
Тем временем европейские евреи говорили на других языках, позаимствованных у местного населения. На юге Европы таким языком стал относящийся к романской группе сефардский, или ладино (это название восходит к названию латыни). После изгнания евреев из Испании в 1492 г. он распространился далеко на восток, вплоть до Турции. На севере Европы языком евреев стал германский диалект, который получил название идиш (от средневерхненемецкого jüdisch 'еврейский'). К XIX в. он распространился вплоть до западных областей Российской империи. Говорил на нем и создатель эсперанто Людвик Заменгоф, который в 1879 г. даже написал одну из первых грамматик идиша.
В конце XIX в. евреи начали активно переселяться на историческую родину – в Палестину, и перед ними встал острый вопрос: каким языком они должны пользоваться?{76} Палестина в то время входила в Османскую империю, однако местным языком межнационального общения был арабский. Для евреев с разными родными языками наиболее удобным общим языком был иврит, хотя большинство европейских евреев и говорили на идише.
Но первый человек, для кого этот язык спустя почти два тысячелетия вновь стал родным, появился на свет в 1882 г. (собственно, с этого момента и можно уверенно отбросить часть «древне-» в слове «древнееврейский» и называть этот язык уже не иначе как ивритом). За год до этого его отец Элиезер Бен-Йехуда (1858–1922) эмигрировал из Российской империи в Иерусалим. Бен-Йехуда был видным деятелем еврейского национального возрождения, и поэтому, когда у него родился сын Бен-Цион, он решил, что тот будет с раннего детства говорить только на древнееврейском языке. Иерусалим был (да и сейчас остается) многоэтническим городом, в котором было распространено множество других языков, и очевидно, что для того, чтобы вырастить носителя иврита, пришлось постараться: Бен-Йехуда изолировал сына от других детей, а жене запрещал петь ему русскоязычные колыбельные. Едва ли можно назвать такое воспитание гуманным – но цели своей Бен-Йехуда добился.
Впрочем, не стоит переоценивать роль Бен-Йехуды в возрождении современного иврита. Разумеется, это был интересный эксперимент, но если бы он остался единичным примером, то это не привело бы к возрождению иврита, а только испортило бы жизнь одному ребенку. Большую роль сыграло то, что в начале XX в. в Палестине начали появляться сельскохозяйственные коммуны – небольшие замкнутые сообщества, члены которых часто
