Людмила Гоготишвили - Непрямое говорение
(от лица Смерти): Взгляни и припомни: я – жизнь, т. е. «Смерть есть жизнь» (3, 128);
«Познай меня», – так пела Смерть, – «я – страсть…», т. е. «Смерть есть страсть» (2, 403);
К Диотиме: Ты – родилась; / а я, в ночи, согретой / Зачатьем недр глухих, – / Я умер…, т. е. инверсивная конструкция «Умершая родилась, живущий умер» (2, 397);
Вещали мне отшедшие /Над огнищем твоим: /«Тревожились, тревожили, /Мы друга своего: /Но, радостные, ожили /И днесь живим его…, т. е. «Умершие ожили и живят живых» (4, 17);
И стал двоим тюрьмой твой дом. /Но Смерть веду я: / Умрешь ты, мертвый; вН ем, живом, / Тебя найду я… т. е. «Мертвый умрет» (3, 550);
(умершая) плакала не раз /Над тем, кто мертв…, т. е. инверсивы «Мертвая жива, живой мертв» (2, 405);
от лица Любви: Со Мной умерший жив со Мной, т. е. «Умерший жив» (1. 89);
В ночь зимнюю пасхальный звон ловлю, / Стучусь в гроба и мертвых тороплю, /Пока себя в гробу не примечаю…, т. е. «Живой мертв» (2, 139); Стала в небе кликом ранним / Будить человека: / «Скоро ль, мертвые, мы встанем /Для юного века!», т. е. «Живые мертвы, но оживут» (4, 33); встанем – контекстуальный заменитель оживем; здесь вычленим также каркас живые оживут, т. е. инверсив к мертвый умрет. Смерть – повитуха; в земле – новая нам колыбель…, т. е. «Смерть рождает» (3,30).
По приведенной серии предикативных сочетаний из одной пары антонимов отчетливо видно, что в комбинации с синтаксическими Иванов стремился антиномизировать и грамматические взаимоотношения лексем. В частности, Иванов, как того и следовало ожидать, стремился антиномизировать в соответствии с метафизической установкой символизма на преодоление «владычества» времени взаимоотношения между языковыми временами. Аналитическое течение языковых времен может обращаться Ивановым вспять, времена могут обмениваться векторами своего соотносительного движения, останавливаться, отождествляться и – в пределе – «сниматься» в безвременной вечности (Совьются времена – в ничто; замрут часы – 2, 289; К своим верховьям хлынут времена – 3, 224).
Требуемая метафизической установкой игра с временами велась и в непредикативных конструкциях, но там она осуществлялась в основном за счет собственно лексических средств, в частности, за счет антиномического заполнения валентностей. См., например, трансформацию непредикативного сочетания с аналитическим заполнением валентности проститься до завтра в символически-антиномичное по временному параметру сочетание проститься до вчера, в котором как бы сменен вектор аналитического движения времени: …Прости! /До тесной прости колыбели, /До тесного в дугах двора, – / Прости до заветной цели, /Прости до всего, что – вчера» (2, 275). Вместе с конструкцией прости до вчера здесь одновременно даны и антиномизированные конструкции прости до сейчас (до тесного в дугах двора) и прости до рождения (до колыбели), т. е. использовано характерно ивановское нанизывание нескольких антиномических конструкций на единый синтаксический стержень. Дана здесь и аналитическая норма – прости до цели, создающая фон для антиномического звучания всего фрагмента.
В сфере же предикативных конструкций Иванов присоединяет к лексическим способам игры с временами синтаксические и грамматические средства. Применяется, в частности, комбинация из лексических и синтаксических средств. Так, в целях искомого отождествления времен Иванов часто использует специфические синтаксические свойства тождественного суждения, которое за счет особенностей временного функционирования в нем глагола «быть» и само существует, и сводит свои антиномические компоненты в неком условно-вечном настоящем. Стремясь взрастить этот глагольный дар тождественного суждения до абсолютной атемпоральности, Иванов подпитывает его лексически: создавая, например, тождественные суждения из лексем, семантически антиномичных именно по временному параметру, т. е. как бы отождествляет времена за счет объединения семантических свойств лексем с синтаксическими средствами тождественного суждения. Такова, например, трансформация непредикативного сочетания Ora е Sempre в символическое тождественное суждение Ora – Sempre. Во вступлении к циклу «Голубой покров» дается эпиграф Ora е Sempre (ныне и вечно), а в первой же строке из компонентов этого эпиграфа, содержащего с формальной точки зрения два однородных, т. е. предикативно не скрещенных, члена, создает тождественное суждение, где эти антиномичные по временному параметру компоненты предикативно скрещены в тождественном суждении через тире (подобно Аз-Есмь) и, следовательно, отождествлены: Был Ora – Sempre тайный наш обет…» (2, 424). Отождествляя временные лексические антонимы в тождественном суждении, Иванов стремится антиномизировать полюса временной аналитической оси, а тем самым отождествить и сами времена.
Использует Иванов для антиномизации конструкций за счет игры с временами и тройную комбинацию лексических, синтаксических и грамматических средств. См., например, объединение лексической антиномики, синтаксических потенций предикативного суждения и временных глагольных суффиксов в строке: Со Мной умерший жив со Мной. В основе здесь лежит условно вычленяемое при восстановлении копулы тождественное суждение из антонимов – умерший (прошедшее) есть живущий (настоящее). [84]
Такого рода подключения к арсеналу способов придания конструкциям антиномического звучания суффиксальных средств и свидетельствует о том, что Иванов, по всей видимости, мыслил распространить экстенсивно наращиваемую им энергию антиномической идеи не только во внутреннее семантическое строение имен (вглубь лексики) и не только на субъект-предикативную синтаксическую структуру, но и на отношения между грамматическими категориями. Радикализирующим тему подтверждением этого направления ивановской мысли является то, что Иванов стремится антиномизировать не только отношения между грамматическими формами разных лексем, но и отношения между грамматическими категориями, взятыми безотносительно к их лексическому наполнению, т. е. стремится вывести энергию антиномической идеи за лексические берега и направить ее в десемантизированное грамматическое пространство языка.
Наиболее отчетливо идея антиномичности грамматических структур языка безотносительно к их лексическому наполнению просматривается в тех ивановских конструкциях, которые построены из однокорневых грамматических форм. Сами по себе однокорневые конструкции столь же стандартны, как и антиномические, [85] но в ивановской поэзии они маркированы особо, и это также известный факт. Объяснить же эту особость можно тем, что Иванов стремился придать однокорневым конструкциям антиномическое звучание. В приведенной серии примеров подразумеваемое Мертвый умрет (из Умрешь ты, мертвый) столь же очевидно антиномично, как и мертвый живет. Антиномическое звучание конструкции мертвый умрет опирается на введенный в нее за счет смены временного вектора антианалитический (абсурдный) налет, «в норме» же однокорневые конструкции аналитичны: мертвый умер, и даже – в тавтологиях – супераналитичны: живой живет (Иванов антиномизирует не только антианалитические по смыслу сочетания, но и аналитические, и даже супераналитические, т. е. тавтологии, но об этом позже).
Приведем еще характерно ивановские многосоставные однокорневые конструкции с отчетливым антианалитическим и антиномическим звучанием: Вы веру, верные, проверили, /Вы правду, правые, исправили (3, 525). Если учитывать, что стихотворение называется «Оправданные», то вторая из приведенных конструкций получает еще один, дополнительный этаж антиномичности: Вы правду, правые, исправили, и тем – оправданы. Несомненная (и часто критикуемая) пристрастность ивановской поэзии к однокорневым конструкциям объясняется, по-видимому, их эффективностью в достижении стратегической цели распредмечивания референта. Грамматическими силами однокорневых конструкций Иванов как бы раздваивает (растраивает) именующую потенцию одной лексемы и вводит полученные разнонаправленные референцирующие энергии в конфликтные отношения, придавая тем самым однокорневой конструкции антиномичное звучание. Мы называем семантический эффект такого рода конструкций «антиномическим» потому, что в этом отношении ивановская идея обратима: тезис, что за антиномической конструкцией стоит расшатываемый в своем монолитно-предметном понимании референт, в своем обращенном виде означает, что та конструкция, за которой стоит расшатываемый в своем монолитно-предметном понимании референт, антиномична.