Александр Ужанков - О специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII века: Стадии и формации
Святослав указывает и на причину, побудившую князей отправиться в этот поход: «Ваю храбрая сердца (этого у них не отнимешь. – А. У.) въ жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена» (с. 20). Сам автор неоднократно величает Игоря как «буего Святъславича», а Всеволода называет «буй туром».
В Древней Руси слово «буесть» чаще всего употреблялось в значении «заносчивость, дерзость, необузданность». Например, в Лаврентьевской летописи под 1096 г.: «О, Владычице Богородице, отыми от убогого сердца моего гордость и буесть, да не възношюся суетою мира сего».
Обращает на себя внимание, что «буесть» в этой просьбе следует за «гордостью» – гордынею, первейшим и наисильнейшим грехом.
Именно гордыня и стремление к славе и повели Игоря Святославича в этот завоевательный поход: «Нъ рекосте: «Мужаимеся сами: преднюю славу сами похитимъ, а заднюю си сами поделимъ!»» (с. 21).
По гордыне своей захотели молодые князья похитить «переднюю славу» русских князей, двумя годами ранее разбивших половцев, и «испити шеломомь Дону», как когда-то Владимир Мономах.
Предваряя рассказ об этом походе, один из составителей Ипатьевской летописи заметил под 1184 г.: «Всемилостивый Господь Богъ гордымъ противиться и светы (планы, замыслы. – А. У.) ихъ разруши (разрушает. – А. У.)».
Итак, причиной похода была гордыня, а наказание Божие за нее – плен!
Господь предупреждал Игоря затмением солнца, но князь, по гордыне своей, пренебрег и знамением.
Гордыня – затмение души. А в природе – затмение солнца. Автор тонко уловил эту символическую параллель и развивает ее в своем творении и строит великолепный художественный образ, развернутый на все повествование: весь поход Игоря после перехода через пограничную реку Донец, когда, собственно, и произошло затмение солнца, происходит во тьме!
Затмение в «Слове» описано иносказательно, а не прямо: взглянул князь Игорь «на светлое солнце и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты» (с. 10). Получается весьма редкий в древнерусской литературе оксюморон: светлое солнце тьмою воинов покрывает! Сведущему читателю понятно было, что не светило тьмою войско покрыло, а Господь Промыслом своим.[198] И не суждено им уже обратно вернуться на землю Русскую, покроет земля тела их («Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла» (с. 17) – напишет автор «Слова» в конце описания битвы русских с половцами…).
Да и «летописный» Игорь понимал, что этому «знамению творець Богъ», и мог догадываться (по аналогии с предками своими) о его значении, чего не скажешь об Игоре «Слова», у которого желание «искусити Дону великаго», т. е. восхитить славу Владимира Мономаха, знамение заступило. Не внемлет предупреждению новгород-северский князь: «.въступи. въ златъ стремень и поеха по чистому полю» (с. 12). Тогда вторично (!) «солнце ему тъмою путь заступаше; нощь стонущи ему грозою птичь убуди; свистъ зверинъ въста, збися дивъ – кличетъ връху древа…» (с. 12).
Такое ощущение, будто князь Игорь из светлого пространства шагнул в темное[199] – против чьей-то воли, потому-то солнце ему тьмою путь заступало, как бы – удерживало.
В реальном затмении день потемнел и ночь настала, а в художественном описании затмение превратилось в развернутую поэтическую метафору. Автор воспользовался подсказанным самой природой (и Промыслом) образом ночи и стал его усиленно развивать: «А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону великому: крычать телеги полунощы, рци, лебеди роспущени» (с. 12). Грозен в ночи волчий вой по оврагам, да орлиный клекот, зовущий зверей на кости («влъци грозу [в грозу все темнеет. – А. У.] въсрожатъ по яругамъ; орли клектомъ на кости звери зовутъ…»)(с. 12).
«Длъго ночь мрькнетъ. Заря светъ запала, мъгла поля покрыла. Щекотъ славий успе» (с. 13). Ночь днем, погасший свет зари, спустившийся на поле мрак, стихшие голоса птиц, – нагнетают тревогу.
А «русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы» (с. 13).
Природа пердчувствует, точнее, уже знает исход битвы (ибо орлы на кости позвали зверей) и замерла в тревожном ожидании полной гибели света! Замерли в ожидании и воины.
Действие как бы приостановилось.
«Длъго ночь мрькнетъ» – природа как бы оттягивает развязку, будто бы еще можно что-то изменить в судьбе русских воинов, но для этого необходимо князю принять волевое решение – повернуть назад.
Однако Игорь, стрелой летящей устремлен к достижению своей цели. И, вроде бы, достигает ее. Утром в пятницу – взрыв событий. Чрезмерная активность – достижение желанной цели: «Съ зараниявъ пятокъ (т. е. – с зарей, но не в светлый день! – А. У.) потопташа поганыя плъкы половецкыя, и рассупясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя (откуда они взялись на поле брани? Явно половцы не ожидали этого вторжения русских и нападение было на их селения. – А. У.), а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты (совершенно очевидно, что половецкие воины, если бы выступили против русских, женские драгоценности с собою не брали бы. – А. У.)» (с.13).
И опять – затишье. Но это затишье перед бурей, определяющей судьбу Игоря и его воинов в битве: «Дремлетъ въ поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было оно обиде порождено, ни соколу, ни кречету, ни тебе, чръный воронъ, поганый половчине!»
Изначально – да! Адам сотворен был для рая. Но совершил проступок. Повредилась божественная природа в человеке. Из-за ослушания Адам изгнан из рая. Из-за ослушания (нарушает ряд заповедей и не внемлет предупреждающему о том знамению) терпит поражение Игорь. И происходит это в воскресенье, на малую Пасху! Он, как и Адам, уже обречен, но пока об этом еще не знает. Но о том знает другое Божие творение – природа, которая символизирует своего Творца.[200]
«Другаго дни велми рано кровавыя зори светъ поведаютъ (кровавые, т. е. темные, зори свет предвещают, но света дня – нет! – А. У.); чръныя тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца, а въ нихъ трепещуть синии млънии. Быти грому великому» (с. 14).
Назревает кульминация. В природе это гроза; в походе – битва.
«Се ветри, Стрибожи внуци, веють съ моря стрелами на храбрыя плъкы Игоревы. Земля тутнетъ, рекы мутно текутъ, пороси поля прикрываютъ» (с. 14).
Обилием глаголов передана динамика действия и мгновенная реакция природы на происходящее.
«Съ зарания до вечера (а дня вроде бы и нет! – А. У.), съ вечера до света (а день как бы и не наступал! – А. У.) летятъ стрелы каленыя… Третьяго дни къ полудню падоша стязи Игоревы… Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось» (с. 16).
Битва проиграна князем Игорем в полдень, т. е. в самое светлое время дня, но автор создает тот же образ тьмы, как и в начале описания похода: «Темно бо бе въ 3 день: два солнца померкоста (Игорь и Всеволод Святославичи. – А. У.), оба багряная стлъпа погасоста, и съ нима молодая месяца… тьмою ся поволокоста… На реце на Каяле тьма светъ покрыла…» (с. 19–20). Так и не явленный во всей полноте свет дня битвы сменяется для Игоря тьмою плена.
Почувствовав беду, «Ярославна рано плачетъ въ Путивле на забрале».
Княгиня трижды обращается к силам природы – ветру, реке, солнцу – за помощью своему мужу. Трижды употребляет автор слово «рано», и трижды описана природа ясным днем.
Русская земля ассоциируется у автора с солнцем, светом. Половецкое поле, как земля чужая, неприветливая – с ночью, тьмою. Граница между ними – Донец, как река (или огненная река), отделяющая рай от ада («О всей твари», «Хождение апостола Павла по мукам») или земли («Хождение Зосимы к Рахманам», духовные стихи).[201]
Ярославна описана средь бела дня, а Игорь – во тьме. К нему, в ночь, возвращается автор.
«Прысну море полунощи, идуть сморци мьглами… Погасоша вечеру зори. Игорь спитъ. Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля меритъ от великаго Дону до малого Донца» (с. 27–28).
С вечера погасли зори, природа как бы успокаивается. Но в полночь ожило («прысну») море, поднялись смерчи. Начинается то ли новое действие, то ли наступает развязка.
Поход Игоря за пределы Русской земли начинался с Донца. Вожделенным итогом его был Дон великий. Теперь от Дона великого мыслью мерит князь путь к малому Донцу – границе Русской земли. И не случайно этот обратный путь начинается не только географически от Дона, но и символически – во времени – в полночь: «Комонь вь полуночи. Овлуръ свисну за рекою; велить князю разумети: князю Игорю не быть (в плену. – А. У.)» (с. 28).
Из тьмы – полночи и Половецкой земли – стремится князь Игорь к свету – на Русскую землю. И «соловии веселыми песньми светъ поведаютъ» (с. 30) ему.
Побег из ночи во свет удался: «Солнце светится на небесе – Игорь князь въ Руской земли» (с. 30).
И что удивительно, до побега Игоря в «Слове» ни разу не был упомянут Бог (что, собственно, и дало повод исследователям видетьв «Слове» языческую поэму, поскольку языческие божества в ней обильно присутствуют), а тут сразу: «Игореви князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу». Почему это стало возможным? Ведь Господь вначале противился этому походу (завоевательному походу!), а теперь помогает Игорю вернуться из плена?
