Владимир Аннушкин - История русской риторики. Хрестоматия
В сожалении же о чесом или в сокрушении сердечном о повсечасных человеческих согрешениих воспоминаний – жалостно, печальным гласом повествоваше, и о оном аще когда Бога и Пресвятую Богородицу, ангелов и всех святых или и простых по случаю человеков о спомошествовании во спасение прошаше, тогда весма и гладкосвободным радостным гласом изглашаше. В лишении же оных, или конечно потерянии напротив сего зело скорбно и печално, печальным гласом беседоваше.
Наблюдал же он всегда непреложно в произношении гласа нижеследующия сии правила:
1. Дабы последния слоги в речениях чисто произносилися.
2. Чтобы говорити не вельми косно и не вельми борзо, но посредственно.
3. Не зело бы кричливо, напротив же и не весма бы тихо, и не единообразно по подобию секиры, секущей лес, но по выше объявленному в периодах разуму.
4. Не опускал тогда по странам во иныя вещи своих мыслей, но мужественно оныя содержал в надлежащем деле и от сего никогда не шатался по стремнинам глас его.
5. В сем, аще и мало от естества был и недостаточен, однако искуством, сколько можно, униженно, тонко, тихим, благопокорным, умиленным гласом всесмиренно моляше.
К подвижению в мужество или в том бывших повествовании и о оном разсуждении – мужественным гласом мужественно глаголаше.
Про творящих же разныя сладчайших добродетелей в сказании и ко оным подражанию слышателей сердца сладко разлиянным, любезно приятным, чистым гласом привлачаше.
Егда же радостное что и веселое предлагаше, яко о наследствии праведных, прекрасном раю, и о восприятии безконечнаго всерадостнаго небеснаго царствия и за маловременныя нынешния труды вечнаго тамо награждения, коего в пребезмерных количествах и неизреченно пресладчайшаго качества ничие здесь никогда око не видало и ухо не слыхало, да и на сердце человеческое взойти не могло, или иныя какия веселорадостныя вещи, яко небесныя, тако земныя, весма светло веселым востягал себя, дабы не изглашати в ноздри.
6. Воздержался от частых одышек и еже б кашляньми, сморканиями, иканиями и безвременными харканиями и плеваньми не растлити гласа.
7. Определял всегда глаголания количество разсудительне по времени и по своей силе.
8. Опасался вельми частаго отдохновения, а особливо на непериодных окончаниях.
9. Искусно различал гласом не токмо периоды и двоеточия, но и самыя запятыя.
10. Крепко содержал всегда во уме грамматическия правила, то есть по силе просодии во всяком речении ударения, и чтобы речения свойственными кончать слогами, а не странными, например, рещи Богъ, а не Бохъ; во множественном числе: Боговъ, а не Богофъ; мужъ, а не мушъ; весь день, а не везь день; плодъ, а не плотъ; сладко, а не слатко; хорошая надпись, а не харошая натпись; добръ, а не допръ; возбранителю нашъ, а не воспранителю нас; сохраняй нас, а не сограняй нашъ.<…>
11. Частое всему оному имел обучение не токмо при людех, но и наедине будучи.
12. Во всем своем риторстве тщался всегда подражать славным православныя нашея веры духовным ритором, а наипаче пресладчайшему риторов отцу Златоусту.
К сему же украшен он был и богодарованною естественною к риторству добротою, имел доволный мужественный возраст и сановитость всего тела, главу, аки бисером, чинными кудрями светлорусыми и в полъ сединою украшену, острый ум, белостию чистою светло удобрено лице, ясныя очи и зрением по чернилу скорозрительны, и румяностию цветущия ланиты и оною же помазаныя уста, окруженную браду, свободный и легкий язык, крепкую грудь, долгий дух, твердый, хотя и истухла голос, той ко продолжительныя умеренныя по естеству персты, подобно же и прочия члены чинно во всем красотою благолепия согласовали с его благолепотным составом.
И сим естественным своим удобрением в действии движения немало оживлял он свои в произношении приятныя слышателем словеса, ибо по разуму глаголания искусно изменял лице и очи, по подобию гласа в ласковых разговорах казался ласковым и взором, во устрашенных – страшным, в печалных – печалным, во умиленных – умиленным, в приятных – приятным, в веселых – веселым и в радостных – радостным. Мыщцы временем иногда возвышая, иногда же опущая, такожде и рукама благочинно при оном действоваше: аще когда помянет небо или ино что от горних, тогда искусно десницу свою горе воздвизаше; аще землю или что‑либо подножных, долу паки тую спустив показоваше; аще весь мир или об нем обстоящих, руки совокупив и разводаше, или иногда единою десницею от шуйныя десныя страны обвождаше. Ежели же что любезно приимаше, то к персем руку прилагаше; аще же что отрицаше, оттуду паки тую отношаше; аще дерзость показоваше, руки привоздвиг мало в передь наклоняшеся; аще страх подобие, на задняя восклоняшеся, и от прилежнаго испытания светлым ума его оком опасно силу и естество каждаго речения весма удобно ко оживлению слова оное творяше. Вся же сия и во всех сих и в целом звании своем красоту, пристойность и разсуждение в разсмотрении обстояния всегда непременно (яко за главное оному всему дело почитал и) сохранял, си есть разсуждая себе самого, слышателей или когда собеседующих, время, место, образ и художество глаголания, различие действ, такожде и знаменования вещей, о которых слово надлежит. Слава Богу, вин помощнику, концем дело увенчавшему 1764 году.
Вопросы и задания
1. В статье «О памяти» описаны способы воспитания ритора у старообрядцев. Каждый из пунктов риторического обучения, описанный в статье, имеет точный методический смысл. Прокомментируйте эти пункты с точки зрения советов к воспитанию идеального ритора.
2. Каким было отношение к книгам (книжному учению) у риторов-старообрядцев?
3. Каким было общение с «учеными людьми» и учениками у риторов-старообрядцев?
4. Какие качества человека и образа поведения проявлены в данном описании? Как они влияют на «образ ритора»?
5. Насколько богат и выразителен образ ритора в разных речах у Семена Денисова?
6. Какие правила соблюдал Семен Денисов в произношении и телодвижении? Какие из этих правил могут быть универсальными рекомендациями к ведению речи?
7. Разберите каждое правило отдельно. Например, как вы понимаете замечание: «опасался вельми частаго отдохновения, особливо на непериодных окончаниях»?
8. Со всеми ли правилами можно безоговорочно согласиться? Например, «рещи Богъ, а не Бохъ; мужъ, а не мушъ»?
9. Прочитайте внимательно описание портрета Семена Денисова. Что в этом описании представляется вам особенно впечатляющим?
Старообрядческие речи
Старообрядцы Выговской литературной школы, овладевая риторикой, писали «слова» по канонам тогдашнего риторического искусства. Сохранившиеся сборники таких речей и проповедей показывают, что тематика их была как религиозно-догматической (слова о покаянии, о молитве, о вере, о кресте и др.), так и нравственно-этической (слова о чистоте, о смирении, о воздержании, о лености и слабости, о пиянстве, о наказании и т. д.). В начале слова указывалось название, затем объявлялась «тема» как основная мысль, к которой привязывалось все содержание речи. Например: «О любомудрии. Ему же фема: Имущему бо везде дано будет и преизбудет».
Публикуем два «слова»: «Сотове медовни (медовии?) – словеса добра» (своеобразный гимн словесной «доброте» и «сладости») и «Слово о человеце: человек есть вещь дивна…» (текст, поражающий глубиной философического осмысления и богатством образных выражений). Публикация осуществляется по сборнику РГБ, собр. Егорова, № 1961, л. 150–157, 113–135 (в сокращении).
Сотове медовни словеса добра, сласть же их – исцеление души
Словеса сия у премудраго Соломона в притчах в главе 16 реченная суть.
Не вся словеса, яже глаголют человецы, добра суть, не вся премудрости медом помазана, не вся исцеление души творящая, паче же многажды износим суетная и праздная словеса и никоея же пользы, но вред души соделовающая, и не сладость умную, но паче горесть вечную и помрачение совестное источающая, мужей же мудрых, разумом светлости учения просвещенных словеса, тая суть словеса сладости исполненная, тая скорбь неразумия исцеляющая, тая пелыни услаждающая.<… >
Разсмотрим убо, колика полезная источают словеса добрая, колика дивная, колика благодати исполненная, ибо многажды сердца неких человек бывают жесточайшая, гневом возбуренная, камени каменнейшая, гордынею воспаленная, огнем ярости палящая, страха ради прочим неприступная, и толика суща несклонная к милости, многажды слово благоизречено всю жестокость тех умягчает, весь огнь гнева погашает, немилостиваго к милости скланяет.
Колико Артаксеркс царь страшен бяше, колико огнь ярости от очию испущаше, яко же писано в книзе Есфири в главе 5: и бяше страшен зело, и возведе лице свое огневидно и зелною яростию возре. И паде царица, и измени лице свое и прочая. Что же ли сицевое сердце умягчи? Что таковый огнь яростный погаси? – Словеса добра царицы Есфири. Егда бо рече ему: Вижу тя, господине мой яко ангела Божия, и смятеся сердце мое от страха славы твоея, яко дивен еси, господине, и лице твое благодать имать. И егда беседовати ей к нему, паде от ослабления ея‑толико возмогоша добрая словеса царицы Есфири толь жестокаго царя умягчити, толь яростнаго умилостивити, зверя во агньца преложити, камень в елей обратити. Иже умягчен словесы, рече Есфири: что хощеши, Есфирь, и что прошение твое будет? – Даже и до полуцарствия моего.
