Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Наиболее высоких достижений в области прозы на иврите и идише, создававшейся в России во второй половине XIX в., добился Менделе Мойхер-Сфорим (Шолом Яаков Абрамович). Он родился в местечке Копыль, в Белоруссии, тринадцати лет потерял отца и юношей странствовал по всей Украине со своей теткой, которая искала пропавшего мужа. Описание этого путешествия находим в «Книге нищих», романе, представляющем вершину его творчества.
Менделе был одним из писателей, которые сознательно и активно работали над расширением лексики иврита, ставя себе целью создание речевых средств не только для отражения социальной современности и человека, но и для пластических изображений животных и растений. Он переводил с немецкого на иврит и книги по ботанике и зоологии. В начале шестидесятых годов Менделе переехал в Бердичев, здесь занимался общественной работой и познакомился близко с миром еврейской нищеты. Первое его беллетристическое произведение — написанный библейским ивритом автобиографический роман «Отцы и дети», своим названием указывающий на известный роман Тургенева. В середине шестидесятых годов Менделе стал переходить на идиш, «поскольку, — по его словам, — потребность полезного преодолела во мне ложное почтение». Его первый роман на идише, «Маленький человечек», написан в форме сказа, а рассказчик по имени Менделе — продавец еврейских книг, странствующий из местечка в местечко и слушающий рассказы различных людей. Отсюда и псевдоним — Менделе Мойхер-Сфорим, или Менделе-Книгоноша.
Менделе превратил идиш из народного разговорного языка в язык художественного творчества. Его романы на идише «Такса» и «Фишке-Хромой» знаменуют новую, по отношению к прозе еврейского Просвещения на иврите, эстетическую ориентацию: в них содержится острое, дерзкое описание социальных аномалий, еврейского преступного мира, но писатель не обвиняет религиозную верхушку и не ищет в Просвещении панацеи от всех бед, но представляет еврейскую жизнь как занимательную человеческую действительность, абсурдную и взывающую к милосердию, чем немного напоминает Гоголя. Влияние гоголевских «Записок сумасшедшего» чувствуется в романе «Кляча», отрывок из которого, в переводе Ивана Бунина, однофамильца русского писателя, мы здесь приводим. Его герой, молодой еврей, решивший поступить на медицинский факультет русского университета, сходит с ума во время подготовки к вступительным экзаменам. В помешательстве он ведет длинные беседы с заморенной голодом клячей, чья судьба символизирует потерянность и бесправное положение евреев в царской России. Другой роман Менделе, «Путешествие Беньямина Третьего», написан в духе романов-путешествий, таких, к примеру, как «Дон Кихот» и «Мертвые души». Изображение еврейской действительности в этом произведении, а также в «Книге нищих» подчеркивает ее уродство, грязь и отталкивающие черты, чем напоминает натурализм Салтыкова-Щедрина (в рассказах и романах Менделе тоже есть город Глупов, город дураков). В своих произведениях Менделе стремился выразить душу еврейского народа, прибегая порой к язвительной иронии, но всегда милосердно и солидарно с ним, и выделяя роль антисемитизма как причины еврейской аномальности.
В 1881 году Менделе переехал из Житомира в Одессу, центр ивритской литературы того времени. В 1886 он вернулся к ивриту и писал, в основном, короткие рассказы, которые вышли сборником в 1900 году. Эти рассказы произвели революцию в языке ивритской прозы: чтобы отразить идиш средствами иврита, Менделе синтезировал библейский иврит с постбиблейским языком раввинистической литературы, языком анекдотов и бесед о правилах повседневного поведения. Менделе (а вслед за ним и другие писатели того времени) пользовался и арамейским языком, главным образом, в роли эквивалента народной украинской речи. В конце девяностых годов Менделе перевел на иврит все свои произведения, написанные на идише, причем оттенил натуралистические тенденции.
В семидесятые годы XIX в. в России усугубился антисемитизм, и еврейские писатели стремились показать несправедливость гонений, передать страдания еврея — и по-русски (Семен Фруг), и на иврите (палестинофильская поэзия), в стилистике поэзии Надсона. То был период формирования еврейского национального сознания в России, пробудившегося вслед за волной погромов 1881 года, после убийства царя Александра Второго и откровенных проявлений антисемитизма со стороны властей, печати и русской интеллигенции.
В восьмидесятые годы XIX в. еврейское национальное движение стало фактом общественного развития, как в Европе, так и в Палестине. Что важнее: воскрешение национального духа еврейства или решение экономических и социальных проблем евреев? Эта дилемма волновала еврейскую интеллигенцию в последнее десятилетие века, в то самое время, когда в русской культуре западный либерализм отступил перед вопросом: что принесет избавление русскому народу — социалистическая революция или духовно-мистическое обновление?
Знаменосцем духовного сионизма был публицист, мыслитель и литературный критик Ахад Ха-Ам (псевдоним Ушера Гирша Гинцберга). Центральным моментом в мировоззрении Ахад Ха-Ама является определение еврейства не как вероисповедания, а как национального характера, одаренного высоким нравственным чувством, чуждым как европейскому нигилизму, так и христианской морали. Еврейская мораль на протяжении всей истории не базировалась ни на альтруизме, ни на эгоизме, но лишь на объективной справедливости. Ахад Ха-Ам связывает развитие национальной культуры с деятельностью «пророков». Это слово означает у него духовных вождей, поставивших перед народом радикальные цели (подобно Моисею, Иисусу, Толстому). Осуществление этих целей передается в руки «священников» (политических деятелей), а результат — в лучшем случае — компромисс между идеалом и действительностью. Эту идеалистическую историософию он подкрепляет примерами из области физики, биологии и анатомии.
Ахад Ха-Ам продолжил давнюю интеллектуальную традицию реабилитации еврейской морали, которая развивалась на фоне
