Ю Откупщиков - К истокам слова. Рассказы о науке этимологии
Слово зодчий относится к зьдати ‘строить’ и зьдъ ‘глина; стена’ так же, как ловчий относится к. ловить и лов. Суффикс действующего лица — чий, утративший в современном русском языке свою продуктивность, сохранился в таких древних словах, как певчий, кравчий (‘боярин, ведавший царским столом’), стряпчий и т. п.
Однако внимательный читатель, вероятно, уже заметил, что в приведённых выше сопоставлениях далеко не всё убеждает до конца. В самом деле, если мы возьмём слова ловчий, ловить и лов, то в корне каждого из них выступает один и тот же гласный о. Поэтому наличие связи между этими словами ни у кого не вызывает никаких сомнений. А вот у древнерусских слов зьдъ. зьдати, зежду (зижду) ‘строю’, а также у современных русских слов созидать и зодчий мы встречаем в корне различные гласные: ь, е, и, о. Более того, в современной форме корня у слова здание (зд-) вообще нет никакого гласного. Как же можно объяснить столь явное, казалось бы, противоречие?
Дело здесь в том, что корневые гласные русских слов обладают способностью чередоваться друг с другом (сравните несу — носить, везу — воз, беру — сбор и т. д.). Так, например, в корне современного русского слова брать, как и у слов здание и создать, нет никакого гласного. А древнерусская форма бьрати и современные русские слова беру, убирать, сбор содержат те же самые гласные ь, е, и, о, которые нам встретились при рассмотрении слова зодчий.
Приведённый пример наглядно показывает, какое важное место в исследованиях по этимологии русских слов принадлежит истории языка, анализу тех слов, которые в современном русском языке или совсем не сохранились, или же существенно изменили своё первоначальное значение.
О врачах и знахарях
Но даже и в древнейших памятниках русской письменности далеко не всегда удаётся найти те «исходные» значения слова, которые позволяют решить вопрос о его этимологии. И здесь языковеды вынуждены обратиться к материалу родственных языков, в которых нередко сохраняются этимологические связи, утраченные в русском языке.
Возьмём в качестве примера этимологию таких слов, как лекарь, доктор, врач. Первое из этих слов в настоящее время является устаревшим. Этимология его (связь с глаголом лечить) не вызывает никаких сомнений. Слово доктор — латинское по своему происхождению. Оно было образовано от латинского глагола doceo [дóкео:][7] ‘учу, обучаю’ и буквально значит ‘учёный’ (сравните в русском языке: доктор математических наук). Отсюда слово доктор приобрело в разговорном языке значение ‘врач’, то есть ‘учёный врач’ — в отличие от простых недипломированных лекарей или знахарей.
Значительно труднее поддаётся этимологизации слово врач. Материал русского языка оказывается в данном случае недостаточным. Поэтому исследователю приходится обращаться здесь к данным родственных славянских языков. Основным и наиболее древним значением болгарского слова врач будет значение ‘знахарь, колдун’. Сербское[8] врач также означает ‘чародей, колдун, предсказатель; знахарь’, а врачити — ‘ворожить, гадать, предсказывать; лечить (знахарством)’. В результате этих сопоставлений удаётся прояснить этимологию интересующего нас русского слова. Врач — это (разумеется, в этимологическом плане) знахарь, заговаривающий болезни.
Значение ‘говорить’, заключённое (здесь также — только исторически) в слове врач, сохранилось— как это ни странно — в современном русском глаголе врать. О том, что последнее слово когда-то имело значение ‘говорить’ и только позднее стало означать ‘говорить неправду, лгать’ опять-таки свидетельствуют данные родственных языков. Впрочем, не только родственных. Сравните, например, у Пушкина в «Капитанской дочке»: «Не всё то ври, что знаешь».
В словообразовательном отношении слово врач связано с глаголом врать так же, как ткач связано с ткать, рвач — с рвать, драч (‘живодёр’) — с драть и т. п.
Таким образом, два слова (врач и врать), которые в современном русском языке не имеют между собой ничего общего, исторически оказываются неразрывно связанными друг с другом. И установление этой связи оказалось возможным лишь благодаря привлечению материала родственных славянских языков.
Кто родил обезьяну?
Хорошо известно, что маленькие дети очень рано начинают интересоваться вопросом происхождения человека.
Мама, ты родила меня. Тебя родила бабушка. А кто родил бабушку? — спрашивает любознательный ребенок.
Прабабушка, — следует естественный ответ. — А прабабушку кто родил? — Прапрабабушка.
А кто родил прапрабабушку?
Эти вопросы и ответы могут следовать до бесконечности. Чтобы удовлетворить любознательность ребенка, маме приходится в самой элементарной форме изложить теорию Дарвина о происхождении человека от обезьяны. Но и это объяснение не всегда приводит к цели. Продолжая свою серию вопросов, неутомимый «исследователь» может спросить:
— А кто же родил обезьяну?
Таким образом, вопрос о происхождении человека перерастает в более сложный вопрос о происхождении видов, о возникновении жизни на Земле.
Аналогичное явление можно наблюдать и в этимологии. Возьмём в качестве примера хотя бы слово семенной. Совершенно ясно, что это прилагательное образовано от слова семя (родительный падеж: семен-и) с помощью суффиксального — н-. В свою очередь слово семя является производным от глагола сеять (точнее, от древнерусского сhти). Следовательно, этимология слова семя также определяется без особого труда. Но каково происхождение самого слова сеять? Некоторые соответствия в родственных индоевропейских языках позволяют думать, что наиболее древним у глагола сеять было значение ‘бросать’.
И вот здесь мы могли бы поставить вопрос, сходный с вопросом о происхождении обезьяны: а какова же этимология древнего слова с корнем sē-, который когда-то имел значение ‘бросать’? На вопросы подобного рода этимологи, как правило, ответить не в состоянии, так как они не располагают достаточными сведениями о столь древних этапах развития языка.
Но даже если бы эти данные и находились в нашем распоряжении, можно было бы, постоянно повторяя вопросы о том, «кто кого родил», прийти в конце концов к проблеме происхождения языка. А эта проблема существенно отличается от задач, стоящих перед этимологией.
Этимология не может проследить «родословную» каждого слова вплоть до его этимологической «обезьяны». Задачи, стоящие перед этой наукой, гораздо скромнее: довести «биографию» исследуемого слова до самого момента его рождения. При этом часто удаётся установить «бабушек», «прабабушек» и других близких и дальних «родственников» этимологизируемого слова, но этот анализ не может продолжаться до бесконечности. В любом случае мы вынуждены остановиться на каких-то простейших словах, которые не подлежат дальнейшему этимологическому объяснению. Касаясь истории языка в целом, известный датский лингвист О. Есперсен писал:
«Необъяснённой остаётся самая ранняя стадия, доступная для изучения, и её надо принимать как она есть».
С этим положением постоянно приходится считаться и этимологу.
Возможно, что некоторые из слов были исконно немотивированными этимологически (особенно если говорить о происхождении и о начальных этапах развития языка). Однако в большинстве своём слова представляются нам немотивированными только потому, что мотивы или причины, на основании которых предмет или явление называется так, а не иначе, оказались скрытыми во мраке веков.
Восстановить древнейшие доступные нам этапы истории слова, вскрыть причины, приведшие к возникновению слова, определить его ближайших «родственников» — таковы основные задачи, стоящие перед этимологией.
Глава вторая
От Ромула до наших дней
Рассмотрим вкратце историю развития этимологических знаний в древности, в средние века и в новое время.
Пещерные этимологи
Никто, пожалуй, так живо не интересуется вопросами, связанными с происхождением слов, как маленькие дети.
