Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории - Уилл Сторр
Тем не менее на подсознательном уровне все начинает трещать по швам. Прямо перед началом штурма Лоуренс вынужден казнить человека, чтобы предотвратить межплеменную распрю внутри своего войска. После штурма он ненамеренно заводит своих людей в зыбучие пески. Один из них погибает. Произошедшие события выводят Лоуренса из равновесия. Когда он наконец выбирается из пустыни на берег Суэцкого канала, его замечает мотоциклист на противоположном берегу. Заинтересовавшись загадочным белым человеком в арабских одеяниях, вышедшим из глубины пустыни, мотоциклист кричит Лоуренсу через канал: «Кто вы такой? Кто вы такой?» Главный вопрос повисает в обжигающем воздухе, а камера надолго задерживается на беспокойном лице главного героя.
Кто же он такой? Тот ли человек, чей образ рисует его бунтарское самолюбие? Незауряден ли он? Или такой же, как все? Этот простой вопрос пронизывает каждую из ключевых сцен фильма. До сей поры он доказывал свою исключительную незаурядность. Его теория управления не давала сбоев. Бунтарское самолюбие приносило ему успех за успехом. Мы восхищаемся его резким ответом шерифу Али, убийце его проводника! Рукоплещем спасению заблудившегося в пустыне солдата. Восторженно ревем, когда он одерживает победу при штурме! Однако если бы история ограничивалась лишь этим, «Лоуренс Аравийский» не удостоился бы семи «Оскаров».
Под давлением драматического развития событий модель реальности Лоуренса начинает разваливаться. Приверженность своей теории управления, возможно, и приносит ему выдающиеся победы, но также вызывает мучения глубоко в его подсознании. Происходящие с ним мрачные изменения дают о себе знать, когда Лоуренс прибывает из пустыни, а генерал Алленби, заменяющий отбывшего Мюррея, повышает его в звании и приказывает вернуться обратно. Лоуренс отказывается.
– Я убил двух человек, – объясняет он. – Я имею в виду, двух арабов. Один из них был мальчиком. Это было вчера. Я завел его в зыбучие пески. Другой был взрослым мужчиной… Мне пришлось казнить его, застрелив из пистолета. В этом было кое-что, что мне не понравилось.
– Ну, это же естественно, – отвечает Алленби.
– Нет, тут другое, – говорит Лоуренс. – Мне это доставило удовольствие.
В этой напряженной, полной драматизма сцене мы видим, как личность Лоуренса распадается на части. Он научился управлять миром через приверженность самолюбию, выражающему себя в бунтарстве. Эта теория управления принесла ему колоссальный успех. Превратила в выдающегося человека. Но также и привела к неожиданным последствиям. Краем глаза Лоуренсу удалось уловить – к своему собственному ужасу, – что стоит за подобным «успехом» и во что на самом деле он превращается.
Но армейское руководство игнорирует мольбы Лоуренса. Они прекрасно понимают, как убедить столь тщеславного человека – достаточно залатать пробоины в его теории управления. Они убеждают, что совершенное им в пустыне – сверхчеловеческий подвиг, и представляют его к награде. Он блистательный офицер, уверяют они. Действительно выдающийся человек. Природа несовершенства Лоуренса вынуждает его пасть жертвой манипуляции. Он возвращается в пустыню еще более высокомерным и непокорным. Он возглавляет атаку на турецкий поезд. Арабы грабят его и скандируют имя Лоуренса в почти религиозном экстазе.
Его недостатки врезаются всё глубже. Он начинает требовать от своих людей невозможного: «Друзья мои, кто пройдет со мной по воде?» Когда шериф Али возражает, что это уже слишком, Лоуренс остается непреклонен: «Все, о чем я их прошу, может быть совершено… Думаешь, я просто кто попало, Али? Так ведь?»
К этому моменту Лоуренс уже настолько самолюбив и непокорен, будто уверовал в собственные магические силы. Игнорируя паникующего шерифа Али, он шастает по лужам внутри турецкого гарнизона, абсолютно убежденный, что ему ничего не грозит, несмотря на то что он сильно выделяется из толпы.
– Ты что, не замечаешь, как они на тебя смотрят? – шикает на него Али.
– Спокойно, Али, – отвечает Лоуренс. – Я невидим.
Но он не невидим. Лоуренса хватают и зверски пытают. Жестокие побои вынуждают Лоуренса осознать ошибочность его теории управления. Его самые сокровенные убеждения о том, кем он является, оказались заблуждением, притом катастрофических масштабов. Все еще изнывая от кровоточащих ран, Лоуренс возвращается на базу, где подает генералу Алленби письменное прошение о разрешении покинуть Аравию.
– По какой причине? – требует объяснений Алленби.
– Правда в том, – говорит Лоуренс, – что я заурядный человек.
Но Алленби знает, как его переубедить: «Вы самый выдающийся человек из всех, кого мне приходилось встречать».
– Оставьте меня в покое, – просит Лоуренс. – Оставьте меня в покое.
– Так говорят только слабаки.
– Я знаю, что я незаурядный человек.
– Я говорил другое.
– Ладно! – восклицает Лоуренс. – Я выдающийся человек. Но что с того?
Вскоре после этого разговора мы видим знаменитый эпизод, в котором Лоуренс возглавляет арабскую армию и в кровавом сражении обращает турков в бегство. «Пленных не брать! – кричит Лоуренс. – Пленных не брать!» Когда в его пистолете не остается патронов, он начинает с бешенством резать врагов кинжалом. Шериф Али, человек, которого Лоуренс называл «варваром» и «убийцей», теперь сам упрашивает его остановиться. Весь перепачканный кровью в окружении свежих трупов Лоуренс с ужасом вглядывается в свое отражение в лезвии окровавленного клинка.
Такие истории, подобно самой жизни, представляют собой непрерывный диалог на уровнях сознания и подсознания, текста и подтекста, сплетенных в единое целое причинно-следственными цепочками. Зачастую они кажутся преувеличенными небылицами, но при этом они многое говорят о человеческом существовании. Мы думаем, что контролируем самих себя, но на самом деле мы постоянно изменяемся под влиянием окружающей среды и других людей. Разница лишь в том, что в жизни, в отличие от истории, главный драматический вопрос – кто мы такие? – никогда не получит окончательного и по-настоящему исчерпывающего ответа.
3.3. Модернистские истории
Анализировать трагедии наподобие «Лоуренса Аравийского» тем более полезно, поскольку причинно-следственные связи в развитии персонажа в них находят внешнее выражение в повествовании и оттого особенно отчетливы и ясны. Все подобные архетипические истории похожи друг на друга, даже если в каких-то из них вышеописанная связь менее очевидна. Они рассказывают о несовершенных личностях, которым дарована возможность исправить свои недостатки. То, как они воспользуются этой возможностью, определяет, будет ли концовка произведения счастливой. Если они решат исправиться, как, например, Эбенезер Скрудж из «Рождественской песни» Диккенса или, скажем, Чарльз Симмс и подполковник Фрэнк Слэйд, протагонисты оскароносного «Запаха женщины» по сценарию Бо Голдмана, читатели и зрители найдут в этом великое утешение.
