Роза Альбеткова - Учимся читать лирическое произведение

И здесь выступает еще одно значение слова: поэзия, искусство слова. Приведем слова Гумилева из статьи, написанной в то же время, когда и стихотворение (начало 1921 года). Они прямо перекликаются: «Поэзия и религия – две стороны одной и той же монеты. Но и та, и другая требуют от человека духовной работы. Не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим. Этика приспособляет человека к жизни в обществе, эстетика стремится увеличить его способность наслаждаться. Руководство же в перерождении человека в высший тип принадлежит религии и поэзии». Поэт, создавая произведения, испытывает трепет и чувство победности оттого, что творит «совершенные сочетания слов, подобные тем, что некогда воскрешали мертвых, разрушали стены». А забвение высокого предназначения поэзии делает слова мертвыми.

Таким образом, стихотворение, охватывая разные эпохи жизни человечества, громадное пространство земли и неба, позволяет взглянуть на сегодняшние проблемы с позиций вечности. Поэт говорит о значении для человека высокого духовного начала, которое открывают ему религия и поэзия, о катастрофическом забвении духа в его время, о роли поэзии, способной вернуть человеку высокое призвание его. Об этом преображении человека, о возникновении у него шестого чувства– духовности – под воздействием искусства и говорит Гумилев как в стихотворении «Слово», так и в строфе из стихотворения «Шестое чувство», которая приведена в качестве эпиграфа. О том, что эти мысли у поэта не случайны, что его убеждения – результат глубоких размышлений, свидетельствует и стихотворение, написанное после путешествия в Италию и называющееся «Фра Беато Анджелико». Приведем отрывок из него, он очень выразительный:

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,А жизнь людей – мгновенна и убога.Но все в себе вмещает человек,Который любит мир и верит в Бога.

Н. А. Заболоцкий

О, я недаром в этом мире жил!

И сладко мне стремиться из потемок,

Чтоб, взяв меня в ладонь,

ты, дальний мой потомок,

Доделал то, что я не завершил.

Видимо, уже по названию стихотворения Николая Заболоцкого – «Оттепель» можно понять, о чем оно. Однако, как вы, наверное, догадываетесь, – не все так просто. И за словами, которыми поэт рисует картину природы, читателю обязательно откроются мысли и настроения автора.

Оттепель после метели.Только утихла пурга,Разом сугробы осели,И потемнели снега.

В клочьях разорванной тучиБлещет осколок луны.Сосен тяжелые сучьяМокрого снега полны.

Падают, плавятся, льютсяЛьдинки, втыкаясь в сугроб.Лужи, как тонкие блюдца,Светятся около троп.

Пусть молчаливой дремотойБелые дышат поля,Неизмеримой работойЗанята снова земля.

Скоро проснутся деревья,Скоро, построившись в ряд,Птиц перелетных кочевьяВ трубы весны затрубят.

Стихотворение написано в 1948 году, когда поэт вернулся из ссылки. Как внимательно вглядывается он в мир

родной природы, как подробно и точно рисует оттепель! И вы видите картину: внезапную сильную оттепель, потемневшие мокрые сугробы, тяжелый снег на ветках сосен, капель, лужи, блестящие при свете луны. Это легко представить благодаря точным эпитетам: «В клочьях разорванной тучи», «Сосен тяжелые сучья / Мокрого снега полны».

Но, пожалуй, больше всего нам помогли глаголы: утихла пурга, сугробы осели, потемнели снега. И особенно: «Падают, плавятся, льются / Льдинки, втыкаясьв сугроб./ Лужи, как тонкие блюдца, / Светятся…» Вы будто не только видите, но и слышите, как падают тяжелые капли с ветвей в лужи, как сосульки срываются и втыкаются в снег. А услышали и увидели вы это потому, что слова стали особенно емкими и выразительными благодаря стиху и аллитерации (она выделена жирным шрифтом и имеет здесь изобразительное значение).

Если вы читали и другие стихотворения Заболоцкого (например, «Осень», «Весна в лесу», «Лесное озеро»), то заметили, что поэт всегда показывает происходящие в природе процессы как работу ее сил, а человек, в понимании поэта, – «не детище природы, / Но мысль ее! Но зыбкий ум ее!» («Вчера, о смерти размышляя…»). И в стихотворении «Оттепель» речь идет о вечной жизни природы как о ее непреходящей и неустанной работе. Вся четвертая строфа основана на антитезе: дремотой – работой, рифма усилила значение этих слов, и становится понятнее мысль поэта о неодолимости движения, неизбежности перемен. А как мощно звучит финал с его олицетворениями и повторами: скоро – скоро, в трубы – затрубят!

При этом, как мы уже отмечали, речь идет не только о природе. Однако не стоит думать, что Заболоцкий, рисуя оттепель в природе, подразумевает перемены в жизни страны. Просто поэтическое слово обладает таким свойством, что вызывает разного рода ассоциации, подвигает к размышлению. Кто-то, читая стихотворение, поймет его в социально-историческом значении, подумает о переменах в жизни страны (люди ждали их после окончания Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, но тщетно), а кто-то воспримет произведение в более общем плане, увидит здесь торжество вечного закона обновления как

в природе, так и в жизни человека. Ведь это стихи, и образ-переживание в них отличается глубиной, многозначностью. Во всяком случае, вы определенно почувствовали веру поэта в торжество жизни, в неизбежность перемен. Вот еще одно стихотворение Н. А. Заболоцкого.

Дурная почва: слишком узловатИ этот дуб, и нет великолепьяВ его ветвях.Какие-то отрепьяТорчат на нем и глухо шелестят.

Но скрученные намертво суставыОн так развил, что, кажется, ударь —И запоет он колоколом славы,И из ствола закапает янтарь.

Вглядись в него: он важен и спокоенСреди своих безжизненных равнин.Кто говорит, что в поле он не воин?Он воин в поле, даже и один.

Представили себе этот дуб? Некрасивый на первый взгляд, он важен и спокоен, надежен и могуч. В нем скрыта огромная внутренняя сила. Но только ли слова помогли вам это почувствовать? Не только: очень многое подсказал сам стих и его особенности, та интонация, которую использовал автор.

Вы заметили, что стих в начале произведения какой-то «неправильный», корявый? После первой строки по смыслу пауза вроде бы неуместна: ведь слова узловат – и этот связаны между собой. А она тем не менее существует, потому что в конце каждой строки всегда должна быть так называемая стиховая пауза. И от этого стих становится напряженным. Запятая в середине второй строки требует паузы, она диктуется синтаксисом. А между второй и третьей строками слова великолепья – в его ветвях тянутся друг к другу, они словно насильственно разорваны стихом, требующим здесь паузы. И в третьей строке пауза после точки и пауза в конце. Перенос делает речь прерывистой, напряженной, предложения как будто не умещаются в строки, часть предложения переносится из

одной строки в другую и на этом месте остается разрыв, напряженная пауза.

Но зачем поэту понадобилось так строить стих? Останавливать чтение паузами? А о чем здесь говорится? О некрасивом, корявом дубе. Вот и стих такой же – нарочито некрасивый, корявый. Он помогает нам вглядеться в этот дуб, заметить его толстые, кривые, узловатые ветви, скрученные намертво суставы, его некрасивую крону – не листья, а какие-то лохмотья. А поэту и надо, чтобы мы вгляделись, для этого он и останавливает внимание читателя паузами. И мы видим, какой этот дуб мощный. Поэт говорит, что в нем нет великолепья. А можно ли сказать, что в нем есть величие? Слово «величие» означает наличие в явлении выдающихся свойств, внушающих уважение, преклонение, а «великолепие» – пышная красота, роскошь. Вот этой поверхностной красоты в дубе нет, но есть подлинное величие.

Начиная со второй строфы, стих меняется. Он теряет свою нестройность, стиховые паузы теперь совпадают с паузами синтаксическими. Каждая строка – законченное предложение, исчезли паузы в середине строк. А в последних двух строках второй строфы и особенно в третьей строфе стих становится даже торжественным. Если в начале стихотворения интонация была близка к разговорной, то в конце она стала медленной и величественной, – такой же важной и спокойной, как сам дуб.

И слова появляются совсем иной стилистической окраски: вместо прозаических – поэтические, книжные. Сравните: дурная, узловат, отрепья, торчат и колоколом славы, янтарь, важен, спокоен, безжизненных равнин … Метафора запоет он колоколом славы тоже подчеркивает величественность образа.