Николай Замяткин - Вас невозможно научить иностранному языку
«Посадил дед репку. Вышел Репка — и пришил дедку!»
Я думаю, что этот анекдот является блестящим примером тонкого народного понимания значения контекста в языке. Мы смеемся, а следовательно, понимаем!
Так контекст вижу я. Так контекст понимает народ. А теперь попрошу вас самым внимательным образом ознакомиться с тем, что о роли контекста в изучении чужого языка пишет не кто иной, как наш с вами, мой любезный собеседник, любимый писатель Плутарх в своих «Сравнительных жизнеописаниях», приступая к жизни и деяниям не менее любимого нами Демосфена:
«…Государственные дела и ученики, приходившие ко мне заниматься философией, не оставляли мне досуга, чтобы упражняться в языке римлян, и потому слишком поздно, уже на склоне лет, я начал читать римские книги. И — удивительное дело, но это правда — со мною случилось вот что: не столько из слов приходилось мне узнавать их содержание, сколько, наоборот, по содержанию, о котором так или иначе я имел уже некоторое представление, улавливать значение самих слов.»
Вот таким образом. Как видите, роль контекста в изучении языков и особенно в расширении словарного запаса путем контекстуальной догадки не является моим недавним открытием. Как вы, конечно, заметили, Плутарх несколько удивляется своим наблюдениям, но это и понятно — «Сравнительные жизнеописания» были написаны без малого две тысячи лет назад, и, очевидно, Плутарх был первым, кто письменно изложил подобные соображения, и ему не на кого было ссылаться, в силу чего он имел полное право быть удивленным. Однако же то, что в области изучения языков казалось новым и достойным удивления двадцать веков назад, не должно особенно удивлять нас с вами сегодня — ведь худо-бедно, но за это время мы кое-что узнали и кое-чему научились, не правда ли, мой любезный собеседник?
Но оставим удивленного своим языковым открытием Плутарха и продолжим говорить о том, почему на определенном этапе вам необходимо читать исключительно произведения значительной длины.
✔ Для проникновения в грамматическое поле автора.
Сказанное мной о повторяемости и предсказуемости словаря автора целиком и полностью можно отнести и к его грамматике в данном конкретном произведении. От начала произведения до его конца грамматические образцы, излюбленные автором, повторяются множество раз. Таким образом, литературное произведение можно считать гигантской иллюстрацией грамматики изучаемого языка — по крайней мере, значительных ее частей. В другом произведении этого же автора его грамматический набор — и, конечно, словарный — может быть в какой-то мере другим. Человек со временем меняется. Меняется то, как он мыслит, и, соответственно, меняется его язык. Поэтому произведения, написанные одним и тем же автором в разные периоды его жизни, могут быть написаны совершенно по-разному.
Почему я об этом говорю? Потому что практически всегда рассказы одного и того же автора, но разных периодов его жизни группируются вместе, в одной книге. В конце концов, по-другому и быть не может.
Когда вы начинаете читать такой сборник рассказов, у вас не создается целостного контекстуального поля. Рассказы отличаются по словарю, по грамматике, по ритму, по настроению, не говоря уже о различных реалиях в различных рассказах. Не успеваете вы войти в одно поле и почувствовать его, как оно заканчивается и начинается другое, потом третье, и так до конца книги.
Такой рваный ритм сбивает ваше языковое «дыхание» — бегуны знают, о чём я говорю — и значительно усложняет ваше продвижение вперед. Конечно, и такое чтение приносит пользу, но зачем же ставить на своем пути дополнительные препятствия, когда их при изучении иностранного языка и без того предостаточно?
Так что, мой любезный собеседник, по возможности избегайте чтения рассказов — парадоксально, но коротенькие рассказы читать значительно труднее, нежели повести и романы, состоящие из сотен страниц. К тому же есть и другие факторы, делающие чтение романов более предпочтительным, чем чтение рассказов. О них ниже.
✔ Первичные писательские «сгущения».
Практически все писатели усложняют — «сгущают» — свою лексику и грамматику на первых страницах своих произведений. Пошарив половником по самым укромным уголкам суповой кастрюли, так сказать, они щедро вываливают пойманную гущу на первые несколько страниц. Делают ли они это намеренно, пытаясь показать нам свой необъятно широкий словарный запас, свою блестящую, «закрученную» грамматику и несравненную энциклопедическую эрудицию, или же здесь проявляются какие-то другие подсознательные мотивы и стремления, но факт остается фактом — самые трудные для чтения и понимания страницы — первые.
Когда же нам наконец-то удается через эти страницы «продраться», то мы с удивлением и радостью замечаем, что наш матерый писателище повыдохся, «лес» стал значительно реже, и двигаться по нему нам стало гораздо легче. Чего нельзя, к сожалению, сказать о рассказах, поскольку там все страницы — первые. Рассказы практически полностью состоят из «гущи». Для неизбежного после плотных первых страниц «разжижения» языка не хватает пространства.
Конечно, такая конструкция рассказов не может быть поставлена в вину писателям, поскольку таков формат написания рассказов. Таковы правила их литературной игры. Рассказ должен быть коротким — на то он и рассказ. Да и вряд ли писатели думали (за исключением, может быть, Агаты Кристи), что по их произведениям мы с вами, мой любезный собеседник, будем изучать язык. Скорее всего, они даже и не подозревали, что пишут они не на совершенно обыденном для них, а именно на иностранном языке. Поэтому мы их великодушно простим.
✔ Эффект психологической «птички».
Рассказ есть величина незначительная и психологически несерьезная. Когда мы с вами прочитали рассказ, то мы почти не ощущаем сладкого вкуса победы. Рассказ слишком легковесен для этого. То же самое происходит, когда мы прочитали и два, и три рассказа. И целую книгу рассказов. При сложении незначительных величин получается незначительная величина.
Математика, конечно, здесь совершенно ни при чём. Здесь слагаются психологические величины. Величина психологического эффекта от прочтения одного целостного произведения в двести страниц отнюдь не равна величине психологического эффекта от прочтения семидесяти рассказов по три страницы каждый.
После прочтения большого произведения — книги! — вы гладите себя по голове (вполне заслуженно, прошу заметить!), начинаете уважать себя и ставите себе увесистую психологическую «птичку» со знаком плюс.
Однако в случае, если вы прочитаете сотню-две мелких рассказов, равных или даже больших по общему объему «оптиченному» произведению, вы себе подобной «птички» никогда не поставите. Ваше подсознание будет твердить вам, что вы прочитали не более как мешок пустяков. А ведь значение любого положительного психологического подкрепления при изучении с трудом поддающегося приручению иностранного языка переоценить невозможно! Рассказ же, мой любезный собеседник, психологическому «оптичиванию» не поддается. Поверьте мне, вашему заслуженному «птицеводу»!
Правило для успешного чтения номер три:
✔ категорическая минимизация пользования словарем.
Пользование словарем должно рассматриваться вами, мой любезный собеседник, как необходимое зло. Не хватайтесь за словарь по всякому поводу и без повода — это отвлекает вас от главного — чтения. Пользование словарем всегда нарушает вашу концентрацию на языке текста, заставляя вас выполнять чисто механические действия: взять словарь, открыть его на нужной странице, отыскать нужное вам слово, выбрать из списка приведенных значений подходящее вам в данном контексте. На одно слово вы вполне можете потратить несколько драгоценных минут. А ведь эти минуты можно было бы использовать с гораздо большей пользой — продолжать читать, например.
Вас, мой любезный собеседник, опять подмывает возмутиться! Не надо отрицать этого — я вас уже очень хорошо изучил. Вы, наверняка, хотите спросить меня сдавленным от волнения голосом, как же быть тогда со словом, значение которого вы так и не узнали.
А так ли уж необходимо вам знать, мой кипящий от возмущения собеседник, значение именно этого слова? Какая катастрофа произойдет, если вы это слово пропустите и спокойно продолжите чтение?
Но как же, как же?! Позвольте?! Ведь весь смысл чтения как раз в том, чтобы определить значение абсолютно всех слов в тексте, без каких бы то ни было исключений!!! Не надо так громко кричать, мой любезный собеседник! У меня очень хороший слух — по крайней мере, когда я этого хочу. И откуда только у вас в голове такие… эээ… интересные представления, позвольте спросить? Не надо отвечать — мой вопрос был, конечно, чисто риторическим. Я очень хорошо знаю, что у вас в голове и откуда оно там. Много-много лет назад моя юная, еще покрытая золотыми кудрями голова была полна такими же забавными представлениями, и мне пришлось сломать об нее немало отбойных молотков (фигурально, впрочем, выражаясь), чтобы очистить ее от столь «ценных» залежей.
