Джон Лайонз - Введение в теоретическую лингвистику
Рис. 1.
Допустим, что одна и та же зона покрывается пятью словами в А: а, b, с, d и e, пятью словами в В: f, g, h, i и j и четырьмя словами в С: p, q, r и s (см. рис. 1). Из диаграммы ясно, что язык А семантически изоморфен английскому (в этой части словарного запаса): в нем то же количество цветовых обозначений, и границы между зонами спектра, покрываемыми каждым из них, совпадают с границами английских слов. Но ни В, ни С не изоморфны с английским языком. Так, В содержит то же количество цветовых обозначений, что и английский, но границы проходят в других местах спектра, а в С содержится иное число обозначений (и границы проходят в других местах). Чтобы оценить практические выводы из этого, представим себе, что у нас есть десять предметов (пронумерованных от 1 до 10 на рис. 1), каждый из которых отражает световые лучи разной длины волны, и что мы хотим сгруппировать их по цвету. В английском предмет 1 был бы охарактеризован как 'red', а предмет 2 — как 'orange'; следовательно, они бы различались по цвету; в языке А они бы также различались по цвету, поскольку описывались бы соответственно как а и b. Но в языках В и С они имели бы одно и то же цветовое обозначение — f или p.
С другой стороны, предметы 2 и 3 различались бы в В (как f и g), но объединялись бы в английском и в А и в С (как 'orange', b и р). Из диаграммы ясно, что имеется множество случаев неэквивалентности такого рода. Конечно, мы не утверждаем, что носители языка В не видят никакой разницы в цвете между предметами 1 и 2. Они, вероятно, способны различать их примерно так же, как носители английского языка могут различать предметы 2 и 3, обозначая их, скажем, как reddish-orange 'красно-оранжевый' и yellow-orange 'желто-оранжевый'. Суть в том, что здесь мы имеем дело с иной первичной классификацией, а вторичная классификация основывается на первичной и предполагает ее существование (в рамках английской семантической структуры, например, crimson 'малиновый' и scarlet 'алый' обозначают «оттенки» одного и того же цвета red, тогда как русские слова голубой и синий, как мы видели, относятся к разным цветам первичной классификации). Субстанцию цветового словаря, следовательно, можно представлять себе как физический континуум, в пределах которого языки могут проводить одни и те же или различные разграничения, проходящие в одних и тех же или в различных местах.
Было бы неразумным утверждать, что не существует чувственно воспринимаемых дискретных предметов и свойств мира, внешних по отношению к языку и не зависящих от него; что все находится в аморфном состоянии, пока ему не придаст форму язык. В то же время ясно, что способы объединения различных предметов, например флоры и фауны, в пределах отдельных слов могут меняться от языка к языку: латинское слово mus относится и к мыши и к крысе (так же, как и к некоторым другим грызунам); французское слово singe обозначает и человекообразных (apes) и прочих (monkeys) обезьян, и т. д. Чтобы факты такого рода ввести в сферу соссюровского объяснения семантической структуры, требуется более абстрактное понятие субстанции. Очевидно, невозможно описать словарь терминов родства с точки зрения наложения формы на лежащую в ее основе физическую субстанцию. Только ограниченное число слов может быть описано, исходя из отношений между близкими явлениями в пределах физического континуума. И мы увидим ниже, что даже словарь названий цветовых обозначений (который часто приводится в качестве одного из самых ясных примеров того, что имеется в виду под наложением формы на субстанцию плана содержания) более сложен, чем обычно предполагают (см. § 9.4.5). Дополнительные сложности, впрочем, не затрагивают сущности вопросов, которых мы коснулись в этом разделе. Достаточно того, что по крайней мере для некоторых фрагментов словаря можно допустить существование исходной субстанции содержания.
Однако понятие семантической структуры не зависит от этого предположения. В качестве самого общего утверждения относительно семантической структуры — утверждения, применимого ко всем словам, независимо от того, относятся они к предметам и свойствам физического мира или нет, — мы можем принять следующую формулировку: семантическая структура любой системы слов в словаре есть сеть семантических отношений, наличествующих между словами данной системы. Рассмотрение вопроса о природе этих отношений отложим до главы, посвященной семантике. Пока же важно отметить, что данное определение использует в качестве ключевых термины система и отношение. Цветовые обозначения (как и термины родства и многие другие классы слов различных языков) представляют собой упорядоченную систему слов, находящихся в определенных отношениях друг с другом. Такие системы изоморфны, если они содержат одно и то же число единиц и если эти единицы находятся в одинаковых отношениях друг с другом.
2.2.4. «ЯЗЫК ЕСТЬ ФОРМА, А НЕ СУБСТАНЦИЯ»
Прежде чем обсуждать противопоставление субстанции и формы в отношении плана выражения (где оно в действительности обладает большей общностью), полезно вернуться к аналогии с шахматной игрой, предложенной Ф. де Соссюром. Прежде всего можно отметить, что материал, из которого сделаны шахматные фигуры, не релевантен для процесса игры. Шахматы можно сделать вообще из любого материала (дерева, слоновой кости, пластмассы и т. д.), если только физическая природа материала способна сохранять значимые различия между очертаниями фигур в условиях нормальной шахматной игры. (Этот последний момент — физическая устойчивость материала, — очевидно, важен; Ф.де Соссюр не подчеркивал этого, а считал само собой разумеющимся. Шахматные фигуры, вырезанные, например, изо льда, не годились бы, если бы игра проходила в теплой комнате.) Нерелевантен не только материал, из которого сделаны фигуры, но также детали их очертаний. Необходимо только, чтобы каждая из них опознавалась бы как фигура, которая ходит определенным образом по правилам игры. Если мы потеряем или сломаем одну из фигур, мы сможем заменить ее каким-нибудь другим предметом (монетой или куском мела, например) и заключить соглашение о том, что будем рассматривать новый предмет в игре как фигуру, которую он заменяет. Связь между очертаниями фигуры и ее функцией в игре — это вопрос произвольного соглашения. При условии, что эти соглашения приняты партнерами, можно играть с одинаковым успехом фигурами любых очертаний. Если сделать выводы из этой аналогии в отношении плана выражения языка, то мы ближе подойдем к пониманию одного из основных принципов современной лингвистики: говоря словами Соссюра, язык есть форма, а не субстанция.
2.2.5. «РЕАЛИЗАЦИЯ» В СУБСТАНЦИИ
Как мы видели в предыдущей главе, устная речь предваряет письмо (см. § 1.4.2). Другими словами, первичная субстанция языкового плана выражения — звуки (а именно, диапазон звуков, производимых человеческими органами речи); письмо же представляет собой, в сущности, способ перенесения слов и предложений некоторого языка из субстанции, в которой они нормально реализуются, во вторичную субстанцию начертаний (видимые значки на бумаге или камне и т. п.). Возможен дальнейший перенос — из вторичной в третичную субстанцию, как, например, при передаче сообщений по телеграфу. Сама возможность осуществления такого переноса (его можно было бы назвать «транссубстанциацией») свидетельствует о том, что структура языкового плана выражения оказывается в весьма значительной степени независимой от субстанции, в которой она реализуется.
Для простоты рассмотрим сначала языки, использующие алфавитную систему письма. Допустим, что звуки языка находятся в одно-однозначном соответствии с буквами алфавита, используемыми для их представления (другими словами, что каждый звук представлен особой буквой и каждая буква всегда обозначает один и тот же звук). Если это условие будет выполнено, не будет ни омографии, ни омофонии — будет одно-однозначное соответствие между словами письменного языка и словами устного языка, и (исходя из упрощенного предположения, что предложения состоят только из слов) все предложения письменного и устного языка будут также находиться в одно-однозначном соответствии. Поэтому письменный и устный языки будут изоморфны. (То, что, как мы уже видели, письменный и устный языки никогда не бывают совершенно изоморфны, здесь не имеет значения. В той степени, в какой они не изоморфны, — это разные языки. Это одно из следствий того принципа, что язык есть форма, а не субстанция.)
Чтобы предотвратить недоразумение, мы будем пользоваться квадратными скобками для отличия звуков от букв (это стандартное условное обозначение; ср. § 3.1.3). Так, [t], [е] и т.д. будут обозначать звуки, a t, е и т. д. будут обозначать буквы. Теперь мы можем ввести различие между формальными единицами и их субстанциальной реализацией посредством звуков и букв. Когда мы говорим, что [t] находится в соответствии с t, [е] — с е, и вообще, когда мы говорим, что определенный звук находится в соответствии с определенной буквой и vice versa, мы можем истолковать это утверждение в том смысле, что ни звуки, ни буквы не являются первичными, но и те и другие суть альтернативные реализации одних и тех же формальных единиц, которые сами по себе являются совершенно абстрактными элементами, независимыми от субстанции, в которой они реализуются. Для целей, преследуемых в настоящем разделе, назовем эти формальные единицы «элементами выражения». Используя для их обозначения цифры (и заключая их в косые скобки), мы можем сказать, что /1/ обозначает определенный элемент выражения, который может реализоваться в звуковой субстанции звуком [t] и в графической субстанции буквой t; что /2/обозначает другой элемент выражения, который может реализоваться как [е] и е, и так далее.
