Савелий Сендерович - Морфология загадки
Сформулируем теперь исторический тезис:
(f) Подлинная загадка, структурно наиболее сложная форма среди сохранившихся народных загадок, должна быть признана родоначальницей дошедших до нас форм, тогда как остальные формы должны считаться более поздними пришельцами и продуктами ее упрощения.
Тэйлор лишь отметил возможность разглядеть историческое измерение в разнообразии видов сохранившейся загадки; он не занялся изучением исторического аспекта – у него были другие задачи на уме. Открывающаяся тут возможность проникновения в историческую древность загадки заманчива. Если загадка шла в общем по пути распада, то понять, что она собой представляет, мы можем лишь реконструировав ее древнее полноценное состояние – не только структурное, но и функциональное. Тем более, что Тэйлор в своем структурном анализе исходил из модерного понимания функционирования загадки, которое не может быть адекватной отправной точкой. Поэтому тэйлорово представление о подлинной загадке мы будем считать не собственно реконструкцией древнейшей загадки, а первым шагом в этом направлении. В отличие от Тэйлора мы не станем отождествлять наиболее сложный тип среди дошедших до нас загадок с древнейшим, а рассмотрим его как ближайшее доступное нам свидетельство о древнейшем полнозначном типе. Назовем искомый древнейший тип классическим и попытаемся его реконструировать.
Филологическая школа установила морфологию народной загадки в соответствии со своим представлением о том, что загадка предназначена для индивидуального разгадывания. Признав при свете этнографических данных этот взгляд анахронизмом, мы оказываемся перед задачей реконструкции тех функций, которые дали основание существованию загадки. О сложнейшей древней загадке мы должны мыслить в функциональных терминах, идущих дальше представления о разгадывании. Случилось так, что решающие в этом деле этнографические данные до сих пор не привели к обновлению понимания функций загадки; этнографы новой антропологической школы оторвались от морфологического понимания загадки, которое было достигнуто филологами. Произошла невстреча двух линий исследования.
Путь, ведущий к интеграции этих исследовательских традиций, не прямой. Прежде нужно разобраться в контексте мыслей фольклористов филологической школы: ведь анализ морфологической структуры загадки явился частным продуктом их движения к иным целям. Оставив в стороне поиски и находки фольклористов, антропологи стали решать задачу структуры загадки по-своему, на своих схоластических путях. Между тем и задачи филологической школы, и путь, ведущий к их решению, чрезвычайно ценны для понимания того, какой емкой и своеобразной является проблема загадки. Путь этот продиктован самим предметом (в отличие от подчинения общим теориям), является имманентным и потому обещает ввести нас в глубину предмета. Лишь пройдя этот путь, мы сможем дать должное место полевым антропологическим данным. Тогда у нас появится возможность реконструировать ту форму загадки, которая дала основание ее бытию, положила ей начало.
12. Классификация по Леманну-Нитше. Рассказ о том, как простейшая задача внести порядок в собрание загадок привела к решению сложнейшей задачи классификации загадки и подвела к порогу решения еще более трудной задачи построения таксономии загадки
И пропали ослицы у Киса, отца Саулова, и сказал Кис Саулу, сыну своему: возьми с собою одного из слуг, и встань, пойди, поищи ослиц.
1 Царств, 9:3.Как только фольклористы в XIX веке стали приводить в порядок собранные ими загадки, они столкнулись с тем, как трудно их расположить компактным и рациональным образом. Перед ними встала задача классификации. Записывая загадки в какой-либо деревне и затем переходя в другую, фольклористы получали естественное расположение материала по географической смежности. Обстоятельство это обладает ценностью, поскольку фольклор кочует, и полезно иметь представление о том, как это происходит. Но для издания такая организация оказалась нерациональной: одна и та же загадка или ее варианты записывались в разных местах, так что, сохраняя географический принцип, приходилось повторяться и при этом разрывать родственные связи между вариантами загадки, найденными в разных местах. Нужно было придумать более компактный способ группировки материала. Способом решения этой задачи представилась содержательная классификация материала, собранного в каком-либо более или менее обширном культурно однородном регионе. Постольку загадка понималась как направленная на решение с помощью индивидуальной остроты ума, естественным представилось классифицировать ее по разгадке, по тому, «о чем загадка». Простейшим способом расположения разгадок явился алфавитный порядок.
Но для фольклористов, ставивших себе этнографические задачи, желавших описать образ жизни народа, этот путь выглядел слишком формальным. Стремясь понять смысловой мир крестьянской общины, фольклористы-этнографы стали рассматривать свой материал как отражение мира общины, или ее космоса. Это подсказало идею классифицировать загадку не в алфавитном порядке разгадок, а согласно тематике разгадок, распределяя ее по сегментам крестьянского мира. Этнограф Д. С. Садовников в своем собрании 1876 года распределил русскую загадку по 25 категориям такого типа, как «Жилище», «Тепло и свет», «Внутреннее убранство», «Домашнее хозяйство», «Пища и питье», «Домашние животные», «Лес», «Земля и небо» и т. д. Как ни условны были эти категории, так распределенная загадка оказалась охватывающей все, что окружает крестьянина, описывающей весь земледельческий универс. По этому пути пошли с некоторыми модификациями такие авторитетные создатели обширных собраний, как Рыбникова (1932) и Митрофанова (1968).
Этот метод классификации выражал определенное понимание загадки. Он дал наглядное представление о том, что загадка может быть о чем угодно. С этнографической точки зрения собрать крестьянский мир в его отражениях в одном жанре было интересно, но понимание загадки при этом пошло по ложному пути: земледельческий космос – лишь материал загадки, он может быть отражен в любом жанре и о самом жанре ничего не говорит. Подобными красноречивыми тупиками полна история фольклористики.
Однако уже в 1865 году Йоханнес Элерс, собиратель шлезвиг-хольштейнского фольклора, заметил, что загадки можно классифицировать двумя способами: либо по внутреннему, либо по внешнему родству, то есть либо по способу описания загадываемого предмета, либо по разгадке («innerlich oder auβerlich, nach dem Text oder nach dem Auflösung» (Элерс 1865: viii). В этой вскользь брошенной мысли таилось зерно самого успешного направления в изучении загадки. Элерс ничего не сделал в этом направлении, и его мысли пришлось ждать годы, пока она была оценена по достоинству.
Рихард Воссидло в своем собрании мекленбургской загадки 1897 года распределил тексты не только по ответам, но вдобавок еще и по семантическим и стилистическим смысловым особенностям, то есть пошел сразу по обоим путям – внешнего и внутреннего описания. Отделив тот тип, что он назвал предметной загадкой (das Sachrätsel), он распределил 522 ее образца по 13 категориям. В основании его классификации не было никакой системы; основания для выделения классов были разнородными: загадки в форме диалога, загадки с упоминанием псевдотопонимов, загадки о нескольких животных, несколько групп он выделил по устойчивым словесным формулам и т. д. И все же то, что загадки у него оказались сгруппированы по некоторым внутренним признакам, выявило вариативность описательных средств загадки. Как бы ни была несовершенна классификация Воссидло, это был знаменательный шаг: ученый перенес основу классификации загадки с разгадки на описательную часть.
Роберт Петш в конце своей вышеупомянутой диссертации о структуре загадки (1899) поместил короткое «Добавление», в котором предложил программу действия для будущих собирателей. Он одобрил то, что Воссидло повернулся спиной к разгадкам и расклассифицировал загадки по стилистическим признакам, относящимся к описательным мотивам, то есть к предметам инструментальным, метафорически замещающим загаданный предмет. Петш предложил идти дальше. Если одни загадки пользуются мотивом вишневого дерева таким же точно способом, как другие мотивом орехового дерева, то можно выделить группу загадок, использующих мотив дерева во всех его конкретизациях. Аналогичным образом группа загадок, которая использует составной мотив свиньи и желудя должны быть подгруппой в группе под заголовком «Животное и его добыча». Он предсказал, что на этом пути можно создать компактную классификацию средств загадки, а на этой основе – классификацию загадки по ее средствам. Он предположил, что эффективность такой классификации будет высокой, если выделение каждого класса будет сопровождаться списком мотивов, которые в нем используются, и типов отношений между ними (Петш 1899: 150–151).
