Мелвин Брэгг - Приключения английского языка
John Ball, priest of Saint Mary, greeteth well all manner of men and bids 'em in the name of the Trinity, Father and Son and Holy Ghost, stand manly together in truth, and helpeth truth, and truth shall help you. Now reigneith pride in price, and covetousness is held wise, and lechery without shame, and gluttony without blame. Envy reigneth with treason, and sloth is taken in great season. God make the reckoning, for now is time. Amen.
(Джон Болл, священник Святой Марии, сердечно приветствует всякого и просит во имя Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, мужественно держаться вместе и стоять за правду, и правда постоит за вас. Теперь в цене гордыня, и алчность считается мудростью, и распутство не ведает стыда, и чревоугодие не порицается. Всем правят зависть с вероломством, и праздность в большой моде. Помоги нам, Господи, ибо исполнился срок. Аминь.)
Английский стал языком протеста, заявив о своем праве быть Услышанным и принятым во внимание в верхах. И в 1381 году верхи воспользовались им, чтобы подавить восстание тысяч его носителей.
Примерно в это время английский язык заменил французский в классных комнатах, и произошло это благодаря уроженцу Корнуолла Джону Тревизе. В 1387 году в Оксфорде он перевел с латыни «Полихроникон» Ранульфа Хигдена. Это была летопись времен от сотворения мира до 1352 года. Хигден рассматривает языковую ситуацию, сложившуюся перед первой эпидемией чумы, и приходит к выводу, который может заставить нас пересмотреть предположения, основанные на благотворном (для английского языка) влиянии смешанных англо-норманнских браков и двуязычии англо-норманнских отпрысков. По его мнению, с 1066 года английскому языку постоянно угрожала опасность. Хигден отмечал период упадка языка до эпидемии и объяснял это следующим образом (в переводе Тревизы):
On ys for chyldern in scole agenes þe vsage and manere of al oþer nacions, buþ compelled for to leue here oune longage:
Одна [из причин] заключается в том, что дети в школе, вопреки обычаям и традициям других народов, вынуждены оставить собственный язык и обучаться и вести дела на французском. Это продолжается с тех пор, как норманны впервые ступили на берег Англии. К тому же дворянских детей с колыбели учат говорить по-французски, а простолюдины, желая походить на дворян, старательно обучаются говорить по-французски, чтобы о них складывалось более высокое мнение.
Точка зрения Хигдена куда более сурова, чем довольно легкомысленное мнение о том, что смешанные браки сохранят для родившихся от них детей родной язык в цитадели чужеземцев. Без сомнения, истина присутствует в обоих мнениях, однако мне по душе строгое замечание Хигдена и его напоминание о том, что означало завоевание и как оно повлияло не только на дворянское потомство, но и на народ в целом, не только на знатных младенцев в колыбели, но и на простолюдинов, осваивавших чужой язык в стремлении приблизиться к сильным мира сего.
Однако давайте обратим внимание на примечание Тревизы к этой части перевода, сделанное спустя около полувека после написания оригинала:
Þis manere was moche y-vsed tofore þe furst moreyn…
(Такова был ситуация до первой эпидемии, но с тех пор она несколько изменилась, поскольку Джон Корнуолл, учитель грамматики, изменил обучение в классических гимназиях и заменил французский английским; а Ричард Пенкридж перенял у него этот метод, а у Пенкриджа его позаимствовали другие; так что теперь, в 1385 году, после завоевания, в девятый год правления второго короля Ричарда, во всех гимназиях Англии дети отказываются от французского и пишут и обучаются на английском…)
Наступил переломный момент.
С распространением образования и грамотности росла необходимость в английских книгах. Язык возобновил свой великий поход.
В 1362 году, впервые за почти 300 лет, английский язык был признан официально. Со времен Норманнского завоевания судебные дела велись на французском. Теперь же закон признал, что слишком немногие понимают этот язык, возможно, потому, что жизни многих образованных законоведов, как и духовенства, унесла эпидемия. Отныне постановлялось, что в судебных процессах для защиты, апелляции, прений сторон и приговоров используется английский язык.
В том же году в Большом зале Вестминстерского дворца начал работу парламент. Впервые за всю историю лорд-канцлер обратился к собранию не на французском, а на английском языке. Удивительно, что текст его речи не сохранился, так что далее следует достаточно правдоподобное предположение, основанное на текстах документов того времени: For the worship and honour of God, King Edward has summoned his Prelates, Dukes, Earls, Barons and other Lords of his realm to his Parliament, held the year of the King… (Во славу Господа нашего король Эдуард созвал в парламент своих прелатов, герцогов, графов, баронов и других лордов, в год короля…)
Но корону это затронуло не сразу. Понадобилось еще 37 лет ожидания, пока наконец норманнско-французская королевская власть не преклонила колена перед английским языком. Правители на английском троне, обремененные нескончаемой войной с Францией, которая уже длилась в общей сложности в течение 61 года, были вынуждены прибегнуть к языку своего народа.
Со времен Гарольда Годвинсона — 1066 года — ни один король в нашей стране не произносил во время коронации свою тронную речь на английском языке. Неизвестно, был ли с тех пор английский родным языком хотя бы для одного короля, но положение изменилось, и английскому языку предстояло в скором времени заполучить корону.
В 1399 году король Ричард II был свергнут Генрихом Ланкастером. Документ, отражающий это событие, и текст отречения от престола были написаны на английском. В Большом зале Вестминстерского дворца был созван парламент. Собрались герцоги и лорды, духовные и светские. Королевский трон, украшенный золотой парчой, пустовал. Затем вперед вышел Генрих, возложил на себя корону и заявил свои права на трон. В этот знаменательный момент он произнес речь не на латыни, государственном языке, и не на французском, языке двора, а на «своем родном языке», как красноречиво сказано в исторических документах. На английском.
In the name of Fadir, Son, and Holy Gost, I, Henry of Lancaster; chalenge this rewme of Yngland and the corone with all the members and the appurtenances, als I that am disendit be right lyne of the blode comying fro the gude lorde Kyng Henry Therde, and thorghe that ryght that God of his grace hath sent me, with the helpe of my kyn and of my frendes, to recover it — the whiche rewme was in poynt to be undone for défaut of governance and undoing of the gode lawes.
In the name of Father, Son, and Holy Gost, I, Henry of Lancaster claim this realm of England and the crown with all its property and the privileges, — because I am legitimately descended from the blood of the good lord King Henry Third — and by that right that God’s grace has granted me, with the help of both my family and my friends, to recover it; the which realm was in danger of being ruined by lack of government and the undoing of good laws.
(Во имя Отца, Сына и Святого Духа я, Генрих Ланкастер, заявляю свои права на земли Англии и корону со всеми прилегающими владениями и привилегиями в силу моего законного происхождения от короля Генриха III и по праву, данному мне Божьей благодатью, с помощью семьи и друзей, дабы восстановить земли, которые пребывали в опасности быть разоренными за отсутствием управления и попранием действующих законов.)
Генрих, герцог Ланкастерский, стал королем Генрихом IV, а английский язык вновь стал языком королевской власти. Много раз положение было близким к критическому, и латынь с французским не ослабляли хватку, оставаясь языком власти и языком церкви, но английский язык добился самой дерзкой победы за 300 лет и вновь оказался на троне. Наконец-то судьба улыбалась ему, пусть даже впереди его ждали новые испытания, и еще много крови пролилось, прежде чем он приобрел статус первого языка во всех аспектах английской жизни.
Теперь же, как бы отмечая победу, он приветствовал первого поистине великого мастера художественного слова, писателя, способного воспользоваться новыми возможностями языка Для создания знаменитых рассказов и поэзии — литературы, Достойной языка-победителя.
6. Чосер
Чосер стал первым писателем только что оперившейся Англии. Он поведал нам о том, кто мы есть. В частности, в «Кентерберийских рассказах» он описывает персонажей, которых мы можем увидеть рядом и сегодня. Он пишет о них на новом, среднеанглийском языке — языке, который ухитрился выстоять под напором французского и вернулся, чтобы начать борьбу за власть во вскормившей его стране.
Дэвид Кристал в своей «Энциклопедии английского языка» пишет: «Ни один автор не подтверждал так наглядно существование глубинного соответствия между естественным ритмом английской поэзии и повседневной английской речью».
Здесь в конце XIV века носители английского языка обращаются к нам со страниц искусных историй, рассказанных группой паломников, чтобы скоротать время в пути от Саутваркского района в Лондоне до Кентерберийского собора. Найдется немало причин задержаться и взглянуть на английский мир сквозь магический кристалл поэзии Чосера, и важнейшая из них, на мой взгляд, заключается в том, что автор выводит на сцену множество живых персонажей, личностей, представителей всех сословий, простых и утонченных, и для каждого находит подходящие слова, грубые или учтивые, сатирические или ироикомические, и все они служат вехой на пути не только к будущей английской литературе, но и к английской жизни в целом. Но самое важное заключается в том, автор решил писать не на латыни, которой прекрасно владел, и не на французском, с которого переводил и который мог бы принести ему больше славы и почета, а на родном английском, на языке, на котором говорили в Лондоне. Власть покинула Винчестер, и теперь Лондон вместе с университетами-близнецами Оксфордом и Кембриджем все увереннее формировал английский литературный язык, нередко преодолевая негодование и сопротивление.
