Вардан Айрапетян - Русские толкования

Сам себе рад. Поговорка Он сам себе рад, «т. е. негостеприимен» (ПРН, с. 790, и СВРЯ, ст. Сам), может быть получена по правилу «Если никто, то сам» из *Он никому (чужому) не рад. И наоборот, поскольку «сам» есть «не кто другой», «никто», из поговорки получается исходная фраза. То, что кто-то рад самому себе, нельзя понимать буквально, принимать за правду, ведь «Сам на себя никто не нарадуется», «Сам себе на радость никто не живет», «Моя радость хоть во пне, да не во мне», «Друг на друга глядючи, улыбнешься; на себя глядючи, только всплачешься» (ПРН, с. 778, у Мельникова-Печерского «Живучи вдвоем, друг на дружку взглянешь да улыбнешься, а живучи в одиночестве, на себя глядя, только всплачешься…» — В лесах, 3.16); так уже в Бриха-дараньяка-упанишаде (1.4.3): «тот, кто одинок, не знает радости»[17]. Так и М. Бахтин в работе об авторе и герое (ЭСТ1 с. 93 и 120): «моя жизнь-пребывание не есть радостное пребывание с самим собою как качественно определенною и любимою личностью», «Другость моя радуется во мне, но не я для себя.» Даже дурак рад не «сам себе», «Рад дурак своей масти» (ПРН, с. 443). Поговорка фигурально и потому усиленно отрицает, что негостеприимный, нелюдимый, одинокий человек хоть кому-нибудь да рад, эта замена никто на сам и делает правду, голую речь («Голая речь не пословица» — с. 859 и 972) пословицей, поэзией. Ср. У него гостят четыре угла — «никого», только с богами своими — «с образáми» — и знается или У него один замок гостит, да и тот на пробое висит (с. 791).

Гость это чужой в доме: «Чужой человек в доме — колокол (на воротах)» (ПРН, с. 791, и Старин, посл., с. 126) — этим основанным на пословице определением гостя поделился со мной А. Григорян году в 1974. Ср. «Неверная жена — чужой человек в доме» (РПП, с. 181), а еще ирландское прозвище англичан «чужаки в доме». О госте и гостеприимстве см. Э. Бенвенист, Индоевр. установл. 1,1.7; Т. Агапкина и Л. Невская в Слав. др. 1, с. 531—33.

К радости о себе. Пословица Сам на себя никто не нарадуется по остроумному возражению В. Бибихина (5.5.1992) не может не быть двусмысленной, если уж говорит ее двойственный Иван-дурак. Ср. «На чужой горбок не насмеюся, на свой не нагляжуся» (РПП, с. 260) — но виден ли мне мой горбок? И вижу ли я себя, «на себя глядючи» («Друг на друга глядючи, улыбнешься; на себя глядючи, только всплачешься»)? Всяк сам себе загляденье (ПРН, с. 607) недвусмысленно ироничная пословица, Сам на себя никто не нарадуется тоже. Иронична и поговорка рад другу, да не как себе (СВРЯ, ст. Друг), это сравнение с невозможным образцом, с радостью о себе, делает ее похожей на библейскую заповедь (Левит, 19.18) «Люби ближнего твоего как самого себя»; усилительное сравнение с любовью к себе предполагает что-то вроде «если ты матушкин сынок», а кто бабке не внук? Всё это двуголосые слова по Бахтину. Сюда же из давней записи самого Бибихина: «Я не тот, который себя сознаю--, а тот странный, которого нет. Я не могу себя видеть, и нравственность так же парадоксальна как евангельские притчи.» — Узнай себя, с. 476.

«Я» — никто. Я сам — безымянный никто, отсюда псевдоним Анненского Ник. Т — о, к нему см. А. Аникин, Псевд. Анн. Часто у Бродского: Нарисуй на бумаге простой кружок. | Это буду я: ничего внутри. (То не Муза воды набирает в рот--),

Ты — никто, и я — никто.Вместе мы — почти пейзаж.

…

Ты — никто, и я — никто:дыма мертвая петля.

…

Мы с тобой — никто, ничто.Мы с тобой никто, ничто.

И если кто-нибудь спросит: «кто ты?», ответь: «кто, я? | я — никто», как Улисс некогда Полифему. (Новая жизнь, концовка), — | я, иначе — никто, всечеловек, один | из-- (В кафе), еще ср. Келломяки (13), Посвящение, Вертумн (3).

Переосмысление пословицы про гречневую кашу. Но вот происходит переоценка этой простой пищи («Горе наше — ржаная/гречневая каша, а поел бы и такой, да нет никакой» — ПРН, с. 87; каша, манная каша «простак, простофиля» — СРНГ 13, с. 148, ср. размазня) и буквализация фигуры самохваления, и пословица переиначивается: Овсяная каша сама себя хвалит, а гречневую люди (Мудрое сл., с. 90) — здесь гречневая каша в противоположность овсяной достойна похвалы, ср. в Записках блокадного человека (1) Лидии Гинзбург:

— Мои-то раньше были не дай бог. Вдруг гречневой каши не хотят. Свари им овсянку. И суп овсяный, и кашу.--

Семья так хорошо жила, что дети в порядке чудачества (с жиру, как прежде господа ели ржаной хлеб) требовали не лучшего, а того, что похуже, — вот подводная тема рассказа о гречневой и овсянке.

— но ведь раньше она была выше похвал; пословица переосмысляется: Грешнева каша сама себя хвалит: я-де с маслом хороша (Р. посл, погов., с. 80, ср. Овсяная каша хвалилась, будто с коровьим маслом родúлась — РПП, с. 102, или Калина сама себя хвалила: я с медом хороша — Ленингр. обл., 1443) — вслед за овсяной кашей гречневая становится самохвалкой и попадает в один ряд со всякой харей или жабой («Всякая харя/жаба (сама) себя хвалит» — ПРН, с. 735, ср. у Достоевского о Фоме Опискине: «Его не хвалили — так он сам себя начал хвалить.» — Село Степанчиково--, 1.1). Так же переосмыслено, принято за правду ходячее сам(а) себя высек(ла), злорадно применяемое к тому, чьи козни обернулись против него самого, хотя смешная фраза городничего (Ревизор, 4.15: «Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-Богу врет. Она сама себя высекла.») доводит до нелепости ответ «Это само сломалось» провинившегося ребенка, а унтер — офицерская вдова ничего не злоумышляла.

«Закон тождества». Под действием «Если никто, то сам» возник и испорченный буквализацией «закон/принцип тождества» А = А, он имеет смысл только как фигуральный, усиленный вариант принципа индивидуации А ≠ Б; так и берет закон тождества Мандельштам в Утре акмеизма, ср. его же упрек русскому символизму «Никто не хочет быть самим собой.» Пословица «Всяк человек равен самому себе» (Север, с. 110), т. е. никому не равен, «кроме самого себя», и пословицы «Бог и лесу не сравнял» и «Бог и пальцев на руке не уравнял» (ПРН, с. 856), использующие фольклорную связь человек — дерево или ребенок — палец, говорят об одном: все люди разные, двух одинаковых не найдешь. Сюда же, конечно, английское identity «тождество» и «личность, своеобразие, неповторимость». Ср. Николай Бахтин о «рационально пустой формуле» А = А по изложению его лекций Современность и наследие эллинства: «Но в этой формуле вскрывается самая сущность подлинного выбора: избрать в вещи можно только ее самое, единственное в ней и неповторимое.» (ЖИ, с. 139); и «Тавтология — предельный допускаемый языком способ обозначения предмета как единичного, непохожего.» — В. Просцевичус, Прямое знач. (с. 18). А когда Флоренский в Столпе, с. 25–29, протестовал против А = А или когда Михаил Бахтин в Поэт. Дост. сказал «Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А.» (с. 100), они отвергали уже обессмысленную окаменелость. К критике выражений тождества см. в Трактате Витгенштейна, 4.241–243, 5.53—5352, и Тождество Я. Хинтикки.

К критике закона тождества — из «Я это ты» Карла Моррисона (с. 354 сл.):

Предложения «Я это я» и «Ты это ты» грамматически правильны, но логически они никуда не ведут из-за своего повтора. А предложение «Я это ты» правильно и грамматически и логически. Тем не менее оно создает трудности, если вообразить, что личностное — то, что составляет некое «я» и отличает его от всякого возможного «ты», — единично и потому несообщимо. Если принять, что личное своеобразие (identity) несообщимо (что некое лицо способно быть или «я» или «ты», но не обоими вместе), «я» и «ты» как отдельные сущности останутся навсегда далеки одно от другого. Понятый так обособленный симметричный эгоизм этих «Я есмь я» и «Ты еси ты» непреодолим.

Еще примеры на «Если никто, то сам». У Гончарова (Обломов, 1.1 и 4.5): «— Вот спинка-то у дивана до сих пор не починена; что б тебе призвать столяра да починить? Ведь ты же изломал. — Я не ломал, — отвечал Захар, — она сама изломалась; не век же ей быть: надо когда-нибудь и изломаться.» «--Мальчишки, должно быть, разорвали: дрался — признавайся? — Нет, маменька, это само разорвалось! — сказал Ваня.» У Пришвина (Кащеева цепь, 1): «— Борону ты сломал? — Я? Лопни мои глаза, провалиться на месте, ежели я. — Кто же сломал? — Сама сломалась.» Снова Достоевский: