Александр Лавров - Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

С совершенным уважением

Многоуважаемый Валерий Яковлевич,

Вы знаете, конечно, как должно было огорчить меня письмо в редакцию «Аполлона», подписанное Вами и несколькими сотрудниками «Весов».[1845] Я только что вернулся из Парижа, где устраивал русскую выставку,[1846] и весь еще – под впечатлением жизнерадостной «столицы мира»… Как невесело у нас! Русская действительность точно сплетена из недоразумений, обид, ссор… даже между людьми немногими, которые могли бы дружно беречь общее дело и защищать его от вражды и глумлений улицы… В журнальном мире я в достаточной степени человек «новый», чтобы не всегда разбираться во всех недружелюбиях, которые меня окружают. Чистосердечно сознаюсь в этом. Если бы я мог себе представить, что доставлю Вам такую неприятность, пропуская статью Г. Чулкова (если бы кто-нибудь из читавших эту статью предупредил меня), то, конечно, она бы не была напечатана.[1847] Но… Позвольте же мне, прежде всего, откровенно рассказать Вам, как случилось, что эта статья появилась в «Аполлоне» – несмотря на горячее сочувствие «Весам» со стороны сотрудников «Аполлона».

Предполагалось посвятить «Весам» ряд статей: Кузмин – проза, Сюннерберг – идейные течения,[1848] Гумилев – стихи, бар<он> Врангель[1849] – худож<ественные> иллюстрации. Эти статьи должны были появиться одновременно после выхода последней, 12-ой, книжки «Весов». Я совершенно уверен, что между этими статьями заметка Чулкова не показалась бы Вам каким-то односторонне-недоброжелательным попреком со стороны «Аполлона», а только – личным мнением Чулкова (как это и есть на самом деле), испытавшего на себе всю тяжесть полемической страстности, характеризующей, по его мнению, «Весы» 2-го периода. Давая право Чулкову высказаться о «Весах» наравне с другими (как постоянному сотруднику), я не мог помешать ему коснуться и этого явления, которое он называет в конце концов невинным словом «истерика» (а параллель с кн<язем> Мышкиным еще смягчает это выражение).[1850] Я мог только настаивать на том, чтобы никто из его бывших «обидчиков» не был назван. И действительно, он никого не назвал, хотя укоры его очевидно направлены против Ант<она> Крайнего,[1851] А. Белого и др., жестоко расправлявшихся с ним несколько лет назад. Избрав метафорический способ изложения – чтобы не называть имен, – Г. И. не удержался и от других, уже совсем добродушных, намеков. Собирательный тип «стихотворца конца XIX века», конечно, должен напоминать о Вашем влиянии, Валерий Яковлевич, на молодое поколение поэтов; «салонный оккультизм» – относится к Волошину, «не рыцарь» – к Ант<ону> Крайнему и т. д.[1852] Разумеется, весь этот метафоризм, проникнутый quand même et malgré tout[1853] глубоким преклонением перед Вами, не есть оскорбление, нанесенное «Весам», за которое надо меня казнить! Мои намерения всегда были и останутся самыми лучшими по отношению к «Весам». Не моя вина, если в мое отсутствие никто из авторов обещанных статей не доставил к сроку (они появятся только осенью),[1854] и была напечатана одна статья Чулкова. Я очень скорблю об этом, очень! Однако, вся ответственность в случившемся – на мне: могу ли я дать место в журнале письму, где один из сотрудников называется косвенно «льстецом» (кому?) и не косвенно «хулителем»,[1855] когда я сам допустил его статью к печати? Согласитесь, Валерий Яковлевич, что, с этической точки зрения, это… невозможно. Вы знаете, как я дорожу Вашим участием в «Аполлоне»; это участие на будущий 1911 год представлялось мне особенно деятельным, т<ак> к<ак>, по моему глубокому убеждению, именно Вы и только Вы могли бы дать «Аполлону» то, чего ему пока не достает… И все же поступить не по-товарищески с писателем, вверившим мне свою рукопись, воля Ваша, я не в силах. Позвольте же мне думать, что, приняв во внимание мое длинное и покаянное объяснение, Вы примете за «удовлетворение» со стороны «Аполлона», если в след<ующем> № появится заметка от редакции, в которой будет еще раз подчеркнуто, что о «Весах» будет напечатан в «Аполлоне» ряд статей и что редакция, признавая выдающиеся заслуги «Весов», не хотела бы, чтобы статья Чулкова, случайно появившаяся первой, была понята, как оценка «Аполлона». Я пишу это письмо наспех, но точную формулировку этой оговорки <?> я пришлю Вам.[1856]

Я надеюсь, Валерий Яковлевич, что все это недоразумение, в котором я один чувствую себя без вины виноватым и ответственность за которое я, во всяком случае, несу на себе, окончится миром, потому что верю, что Вы захотите войти в мое положение, действительно – очень трудное, и помочь мне.

Искренно Вас уважающий и преданный Вам

в ответ на Вашу открытку,[1857] имею честь сообщить, что Серг<еем> Константиновичем уже давно написано Вам заказное письмо,[1858] – а сегодня я послал Вам телеграмму, т<ак> к<ак> № 8 на днях выходит.

Сейчас я сообщаю Вам тот текст, который предполагается поместить в № 8, буде Вы согласны вообще на помещение подобного редакционного заявления:

Подтверждая еще раз свое сделанно<е> в № 2 заявление, что ни одна статья не является редакционной, покуда это не оговорено, Редакция считает долгом отметить, что и статья Георгия Чулкова, помещенная в № 7 и посвященная журналу «Весы», должна рассматриваться только как личная названного автора попытка характеристики одной из сторон деятельности этого журнала. Признавая громадное значение «Весов» и питая к ним глубокое уважение, редакция в ближайших же №№ осуществит свое, высказанное в том же № 7 намерение осветить в ряде статей всесторонне всю незабываемую и ценную их деятельность.[1859]

Я прочел то замечание от ред<акции>, кот<орое> Вы наш<ли> возм<ожным> напис<ать>.[1861] Если признаться откровенно <?>, оно меня ниск<олько> не удовлетворило. Из того, что стать<я> Чул<кова> «не ред<акционная>», еще ника<к> не следует, что ред<акция> с ней не согласна.

Я должен сказ<ать>, что вообще мое полож<ение> в «Ап<оллоне>» дов<ольно> двусмысл<енно>. С од<ной> сторо<ны>, нек<оторые> из сотруд<ников>, по-видимому, ко мне расположенные <?>, сравн<ивают> в св<оих> стать<ях> ме<ня> с П<етром> В<еликим>3 (что более комично<?>, чем почетно). С друг<ой>, все серьез<ные> руководящие <?> стать<и> жур<нала> решительно<?> напр<а>вл<ены> прот<ив> ме<ня> (я счит<аю> таков<ыми> ст<атьи> Аннен<ского>, Чулков<а>, Ива<но>в<а>[1862]).

Мое сотрудничество в «Аполлоне» возможно двояко. Во-первых, я могу «числиться» среди сотрудников как не лишенное ценности имя и от времени до времени давать в журнал стихи или безобидные статьи. Таково было мое положение до сих пор.

Если «Аполлон» хочет, чтобы такое положение продолжалось и впредь, я, в конце концов, могу на то согласиться. Я должен буду потребовать только одно зав<ерение?>, чтобы в журнале статьи, подобные Чулкову, то есть явно отрицающие значение лично мое и всего сделанного <?> мною, в журнале не печатались. <нрзб>.

Во-вторых, я могу принять участие в журнале как самостоятельная величина, высказывать <?> свои определенные идеи. Именно так вы приглашали меня. Но теперь я более чем когда-либо затрудняюсь ответить на это приглашение, потому что вижу, что руководящие статьи журнала так резко расходятся с моими взглядами.

Если бы вы повторили мне свое предложение, я должен бы прежде всего написать решительный протест против статьи В. Иванова, напечатанной <?> в последнем <?> №. Вы знаете, что многое из вошедшего в эту статью он читал у нас в Москве в «Свободной Эстетике». Тогда же я возражал ему, и очень резко.[1863] Кое-что он в своих выражениях сменил <?>, может быть, не без влияния моих возражений, но основной взгляд<?>, конечно <?>, остался – взгляд, который я считаю губительным для судеб русского искусства. Статья же Блока только подчеркивает взгляды Иванова <?>.[1864]