Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

Выводы

Мы добыли несколько исходных утверждений, которые имеют одинаковую силу как для Бояна, так для Илариона и для Никона.

1. Боян был связан с Тмутороканью; он хорошо знал те места, по которым пролег маршрут похода Игоря, когда он пошел «поискать града Тмутороканя», поэтому ему подобало петь песнь Игорю, будь он жив.

2. Иларион был родом из Тмуторокани.

3. Никон был точно так же связан с Тмутороканью. Более того, у него была устойчивая связь с этим княжеством.

4. Боян был любимцем великого князя Ярослава Мудрого, «коганя хоти».

5. Иларион был любимцем и сподвижником Ярослава, о чем свидетельствует как летописная статья 1051 г.: «Поставил Ярослав Илариона митрополитом, русского родом, в Святой Софии, собрав епископов», – так и вступительная статья к Номоканону, в которой Ярослав говорит, что он трудился вместе с митрополитом Иларионом над составлением церковного устава-судебника.

6. Иларион-Никон мог быть также и любимцем великого князя Всеволода, сына Ярослава Мудрого. Во-первых, Ярослав любил Всеволода за его кротость больше всех своих сыновей и держал его всегда при себе. Во-вторых, Всеволод воздавал честь епископам и пресвитерам, особенно же любил черноризцев. Вооружившись этими фактами, в общем виде можно сказать, что Всеволод, любя монахов, не мог обделить вниманием Илариона-Никона, любимца и сподвижника своего отца. Принимая такое допущение, мы должны сказать, что расположение Всеволода к Бояну-Илариону-Никону включает в себя и факт приобретения земли Бояна вдовой Всеволода.

7. Боян выступил («ходил») против Святослава Ярославича.

8. Иларион-Никон сделал то же самое, требуя от Святослава вернуть старшему брату Изяславу киевский престол. Хотя это является допущением, однако соответствующий текст Жития Феодосия не создает трудностей для такого заключения.

9. Боян воспел Игоря Рюриковича, Владимира Святославича, Ярослава Владимировича («Задонщина»).

10. Иларион воспел этих же князей, включая Святослава Игоревича.

Скончался Боян-Иларион-Никон в 1088 г. в Киеве. Бесспорно принадлежащими ему считаются сочинения: «Слово о законе и благодати», «Молитва», «Исповедание веры». Образы входящей в состав «Слова» Похвалы князю Владимиру неоднократно использовались древнерусскими писателями (Наследие, 1986. С. 6). Эта Похвала могла быть известна и автору «Задонщины» (XIV в.), откуда он взял перечень князей, которым пел славу Боян.

Часть третья

СИЛА ИСКОННОГО СЛОВА ДАЕТ ЧЕЛОВЕКУ… СЛОВО

Глава 1

ПРИСУТСТВИЕ АВТОРА В «СЛОВЕ» ДАЕТ ПРАВО НА МЫСЛИ О НЕМ, ИСТИННОСТЬ КОТОРЫХ ВОЗНИКАЕТ ИЗ ЛОГИКИ СУЖДЕНИЙ О ПРЕДЛОЖЕНИЯХ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, СВЯЗАННЫХ С ЛИЧНОСТЬЮ АВТОРА

Проблема авторства «Слова о полку Игореве» связана с проблемой носителей национального сознания: кто формировал государственную идеологию и одновременно сохранял местные славянские традиции на Руси. Безымянность многих древнерусских произведений – это явление поэтики, как признается сейчас, поэтому входит в систему художественных средств и охватывается авторским замыслом (Лихачев, 1984. С. 3).

Это соображение смыкается с идеями архаичного искусства вообще и русского в частности: оно основывалось на обязательных канонах и не беспокоилось об оригинальности, а только о совершенстве, и потому было анонимным (Татаркевич, 1977. С. 205, 206). Однако автор был независим от канона, он сразу заявил о своем праве описывать «как было», хотя признается, что ему подобало («лепо ны бяшеть») писать «старыми словесами», то есть как было принято описывать трагические события, случавшиеся «по грехам нашим», как отмечают летописцы. Но почему автору подобало описывать события, основываясь на обязательных канонах, – об этом скажем в своем месте. Автор прославил неудачный поход Игоря, поэтому не обошлось без мифотворчества. И создал он произведение не каноническое, а со всеми признаками плодотворной новизны. Поэтому вопрос об авторе остается волнующим: это произведение оригинально, в нем присутствуют воля автора и его стиль, и в нем заключена, кроме того, огромная информация. Знание имени автора даст, по крайней мере, более достоверное представление о русской культуре XII в., если мы установим еще и социальную принадлежность автора. Потому что имя – это духовное дарование, а дарование – уровень культуры как всего народа, так и той части, к которой принадлежит одаренный человек. Но проблема авторства должна быть связана с проблемой носителей национального сознания: кто формировал государственную идеологию и одновременно сохранял местные славянские традиции на Руси. Потому что в этом произведении мы видим синтез новой для Руси христианской государственной мысли с местными славянскими традициями язычества. При этом реальные детали, языческие символы и фольклорные приёмы преобразования языческих символов в христианские определённым образом соотносятся друг с другом. Но если говорить более определенно, то есть с большей уверенностью, соблюдая методичность и логику, то окажется, что языческие божества и фантастические животные – Велес, Дажьбог, Стрибог, Троян, богиня Дева, грифоны, сирины, кентавры, – лишенные культового содержания, сохранялись в христианстве как стандарты значения. Наиболее выразительные примеры сохранялись до XII в. включительно в Византии, в России и в Ирландии. Выходит, что по этому признаку нельзя определить социальное положение автора.

По мысли автора, движение вперед русского общества должно вести к цели, и целью этого движения должна быть самодержавная власть великого князя. «О! стонать Русской земле, помянувши первое время и первых князей. Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским», – говорит автор, вспоминая первых русских князей-самодержцев и завоевательные походы Владимира I. Но дает он и перспективу, надеясь на возрождение самодержавного порядка, когда подвластная одному князю земля была ему рада. «Солнце светится на небе, Игорь-князь в Русской земле… села рады, города веселы…» – так он описывает возвращение Игоря из плена. Но князь должен быть борцом за христианские идеалы: «Правы князья и дружина, поратовав за христиан на поганые полки», – так он заканчивает свое произведение.

Тогда речь может идти о представителях государственной и церковной идеологии, о разработке византийской идеи священной миссии царской (княжеской) власти, – когда княжеская самодержавная власть становится фактом внутрицерковного порядка, когда становится возможным «создание ее силою церковного благочестия». Если среди русских князей в XII в. только проявляется слабая тенденция к передаче столицы по наследству, и князья в деле наследования власти в значительном своем числе не отличались христианским поведением, то и сам русский народ, «своей многочисленностью подобный звездам», – по замечанию западных авторов, – «не желает сообразовываться ни с Латинской, ни с Греческой Церковью» (Пашуто, 1968. С. 154, 163, 180). Следовательно, идея самодержавия не принадлежала ни князьям, ни народу.

С другой стороны, «во всех славянских странах Центральной и Восточной Европы… христианство… формирует государственную идеологию раннефеодальной монархии» (Королюк, 1985. С. 38).

Глава 2

СВ. ФЕОДОСИЙ ПЕЧЕРСКИЙ БЛАГОСЛОВИЛ РОД О́ЛЬГОВИЧЕЙ НА ЦАРСТВО В КИЕВСКОЙ РУСИ

Автор сравнивает Игоря с солнцем и называет его головой, а Русскую землю телом. И этому телу тяжко без головы: «…тяжко ти головы, кроме плечю; зло ти телу, кроме головы». – «Русской земле без Игоря». Так сказано о плененном половцами Игоре, князе не Киевском, а Новгород-Северском, провинциальном князе из рода О́льговичей. Сказано решительно и «несмотря»: автор не только не учитывает порядка престолонаследования, существовавшего тогда, и что Игорь в то время никак не мог стать великим князем Киевским, – он открыто провозглашает идею главенства на Руси рода О́льговичей, что резко противоречило преимущественному праву на киевский престол князей Мономаховичей.

Таким образом, О́льговичи представлены автором как носители идеи самодержавной власти на Руси. В этом случае, чтобы понять ход мыслей автора и получить представление о его социальном положении, необходимо принять в расчет несколько фактов из Жития св. Феодосия, а также из жизни Олега Святославича, князя Тмутороканского, а затем Черниговского, родоначальника черниговских князей О́льговичей.

Игумен Киево-Печерского монастыря Феодосий (XI в.) перед кончиной сказал великому князю Киевскому Святославу Ярославичу, отцу Олега Тмутороканского, что он передает ему монастырь на соблюдение: «Да не обладает им ни архиепископ, ни другой кто из священства Софии Киевской, но только заведает им твоя держава и по тебе дети твои и до последних роду твоему» (Соловьев, 1963. С. 66. Примеч. № 181). Фактически он благословил род Ульговичей на царство; столица должна была передаваться по наследству. Завет Феодосия был также «несмотря»; тогдашний порядок престолонаследования в Ярославовом потомстве был иным. Что Ульговичи не только знали, что благословением св. Феодосия они являются носителями наследственной самодержавной власти, но и претендовали на заведование Киевом по наследству, – я думаю, в этом случае имеют силу следующие доводы.