Борис Казанский - В мире слов
Но почему же кадык назван яблоком Адама? Ясное дело — потому, что в назидание грешнику (это ведь было первое преступление вообще) и всему будущему человечеству кусочек яблока застрял в горле Адама, образовав выступ на шее, который и передается всем сынам человеческим, как клеймо первородного греха!
Для того времени это было остроумное и убедительное объяснение.
На самом деле было не совсем так. Грех тут был, но не Адама, а наивного средневекового ученого. Адам по-еврейски значит мужчина, как ева — это женщина. И тапуах может значить не только яблоко, но и шишка. И кадык просто-напросто и был назван по-еврейски шишкой мужчины. И грехопадение Адама, и райские плоды добра и зла здесь совсем ни при чем.
От этих слов-ошибок нужно отличать слова-калеки. Так, французское мигрень означает головную боль, характерную тем, что болит обычно та или другая половина головы; слово появилось из греческого гемикрания, буквально полуголовье. Арника — растение, отвар которого применяется при ушибах и порезах, его название происходит от греческого птарника — буквально чихательная, потому что трава эта вызывала чихание. Луза — сетка или мешок по углам бильярда, в которую нужно загнать шары, — не что иное, как французское блуза, первоначально означавшее небольшой островок необработанной земли между полями, овраг. Мешок бильярда был тоже своего рода «оврагом» на окраине зеленого поля стола. Французское блуза как рабочая рубашка, вероятно совсем другое слово, первоначально означавшее вид шерсти. Арабское любан Джави (Явский ладан, ароматная смола) обратилось подобным же образом в бензой, от которого произведен и наш термин — бензин; здесь от имени Ява остался только след — звук з, образовавшийся из дж.
Но такие усечения происходят не только с иностранными словами. В старину в немецком городе Иоахимстале чеканилась крупная серебряная монета, которую поэтому и назвали иоахимсталер, то есть иоахимстальской. Но слово было очень длинное, а монетка ходкая; его и сократили в талер (Taler). Любопытно, что на Руси эту монету называли ефимком, то есть оторвали, наоборот, начало слова, имя Иоахим, которое соответствует нашему Ефим. Измененный голландским, а затем американским произношением, талер превратился в доллар (dollar).
Иногда же, напротив, слово переходит в другой язык с излишком, например, с определительной частицей, артиклем. Так, в слове трюм (и родственном ему трюмо) лишним оказывается начальное т: голландское хет рюм значит промежуток — между дном и полом судна, между двумя окнами. А в слове лафет излишке начальное л: французское афю (afrut) было заимствовано вместе с определенным артиклем le: 1'affflt стало лафетом.
Ряд слов переходит в другой язык в форме множественного числа. Бегемот по древнееврейски буквально звучит гиппопотамы; магазин по-арабски — склады; набат по-татарски — барабаны. Излишними окончаниями множественного числа являются — им в древнееврейских херувим и серафим; — ан в арабском талисман и мусульманин; — с в английских рельс (от rail), кекс (от cake), бифштекс (от beefsteak), зулус (от Zulu), индус (от Hindu), папуас (от Papua, Papuan) и в испанских словах меринос (от merino), пампасы (от ратра), льяносы (от llano).
Конечно, правильнее были бы формы зулу, инду, папуа. Но русский язык не терпит несклоняемых слов. За правильную, несклоняемую форму пальто ведется многолетняя упорная борьба, и то нельзя еще считать его застрахованным от склонения. А уж на что это слове прочно и повсеместно вошло в русскую жизнь!
А древнееврейские и арабские слова, приведенные выше, мы получили уже в форме множественного числа с Запада или из Византии. Непосредственно с Востока нами взята была в старину более верная форма магазея, но она не вошла в литературный язык, так как казалась «простонародной» по сравнению с западной магазин.
Таким же образом наши старинные книжники попали впросак с почтой и мачтой. Первое пришло к нам из Польши в форме пошта (то же в других славянских языках), но это — итальянское поста (то же слово, что пост), имеющее смысл установленное место, подстава лошадей. Так и говорили и писали у нас в старину — пошта. Но эта форма напоминала «простонародное» произношение што, скушно, вместо литературного что, скучно. И вот не в меру усердные ревнители правильности языка исправили правописание этого слова. Так же поступили и со старым словом машта. Но в обоих этих случаях нет ничего подобного переходу что в што, и ч тут восстановлено по ошибке. Если хотели формальной правильности или хотя бы общеевропейского единообразия, то следовало бы писать поста, маета: сравните с английскими post и mast.
Кстати, в московском говоре (принятом и в школах и на сцене) что и скучно как раз и требуется произносить што и скушно! Следовательно, наши умники XVIII века в этом случае попали впросак вдвойне.
Иногда таким путем создаются совсем новые слова. Голландское слово зоннендек — буквально закрытие (от) солнца — упростилось в русском языке в зонтик. Но это слово, по аналогии с винтик, бантик, воспринималось как уменьшительное от якобы основного слова зонт, которого никогда не бывало. И вот большой зонтик стали называть зонтом, словом уже не голландским, но и не русским, а каким-то мнимоиностранным, русско-голландским.
Совершенно так же фертик (щеголь, франт): это заимствованное немецкое фертиг (fertig), буквально готовый; слово было понято как уменьшительное и потому применялось чаще к молодым людям и довольно снисходительно. Но иногда хотели оттенить и самодовольный, «ухарский» характер поведения человека более опытного, более пожилого. Так создалось другое мнимоиностранное слово ферт. Например, у Тургенева в «Дневнике лишнего человека»: «Лиза порхала по зале с каким-то ухарским фертом».
Этому словообразованию способствовало еще и то обстоятельство, что в русском языке уже издавна существовало слово ферт — это название буквы ф в славянской азбуке. Самая форма этой буквы напоминала самоуверенную подбоченившуюся фигуру «руки в боки». Отсюда выражение стоять фертом, как, например, пелось в старинной русской солдатской песенке:
Царь немецкий, царь пшеничный,Взгляд куриный, нос брусничный,Руки фертом под бочок,А душа вся с пятачок.
Любопытный пример самодельного иностранного слова представляет папироса. Это слово составлено по образцу старинной пахитосы, «соломенной» сигареты, — от испанского пахито (соломинка): соломинка служила мундштуком. Пахито взяли во множественном числе и еще прибавили к пахитос наше окончание женского рода — а. Когда соломинку заменили мундштуком из толстой бумаги, то эту новую вещь назвали папироса — от немецкого папир (Papier), что по-русски бумага.
Фокус — это ловкое действие, приводящее непонятным образом к неожиданному результату; этот фокус не имеет ничего общего с общеевропейским научным термином фокус, которое означает точку пересечения отраженных или преломленных лучей; центр (своего рода) эллипса, гиперболы; очаг воспалительного процесса (в легких) — последнее значение ближе всего к исходному значению латинского focus — очаг.
Наше фокус (ловкий прием) существует только в русском языке. Но что слово это не русское, явно уже из того, что оно начинается с ф, а этого звука в исконных русских словах не было.
Тем не менее в русском языке нередко х (в иностранном слове) заменялось звуком ф. Так греческое химевти (цветная эмаль, буквально сплав, литье), родственное слову химия, стало у нас финифтью; немецкое кахель (изразец, черепица) перешло к нам в форме кафель. Так и фокус, имевший первоначально полную форму фокус-покус, передает немецкое хокус-покус (Hokuspokus).
Это было заветное слово ярмарочных «магов» и «волшебников».
