Владимир Никонов - География фамилий
Фамилия Бурнашев нередка в Рязанской обл. (например, в с. Азеево ее носит большинство жителей), основа ее — бурнаш («беспокойный, задира») — диалектная, рязанская.
Фамилий Скрынников и Чепурнов документированы в Дубовском р‑не Ростовской обл. Словарь донских говоров засвидетельствовал скрыня — «сундук», чепурной — «щеголеватый»[112].
В Курганском округе 1897 г. отмечена фамилия Грешников; напрасно видеть в ней связь с моралью, — вероятно, она обязана обиходному там значению слова грешник — «арестант». Диалектное забайкальское слово шильник означает «торговец мелочным товаром»[113], фамилия Шильников как раз обнаружена там, в станице Могайтуевской, на исходе XIX в.[114]
На Севере неожиданна фамилия Казаков: казачества там никогда не было. В ответ на удивленный вопрос приведут северную поговорку «Я тебе не казак, чтоб на тебя работать!». Совсем непонятно. А слово казак дошло в эти края со значением, кажущимся противоположным привычному: оно обозначает здесь наемного работника. Так и на вопрос об этимологическом значении фамилии Бураков можно ответить только вопросом: «А где она возникла?» На Севере бурак — «плетеная корзина», а на всех других территориях — «свекла». Основа фамилии Кокорин — кокора, на Севере — это «пень с корневищем»; в вологодских говорах — «неуклюжий, неповторимый»; в пермских — «лентяй»; в псковских и тверских — «скупой, жадный»; в ярославских — «глупый»; у русских в Прибалтике — «толстый блин, лепешка».
В каждой области есть сотни фамилий от диалектных слов. Особенно много их на Севере[115], где вообще обильны языковые реликты. Но Ковалева встречаем и там, где никогда не звучало слово коваль, а Кочетова — там, где петуха никогда не называли ко́четом (как и наоборот): носители фамилии принесли ее с собой на территорию, где ее основу не знали. Так, фамилия Астапов вошла в телефонный справочник окающей Костромы и Остапов — акающего Ельца. Но во многих случаях, как с фамилией Строкин, трудно решить, распространена ли здесь только фамилия, или еще живо слово, от которого она образована.
Фамилия Закурдаев записана студентами Тамбовского пединститута в с. Оржевка Уметского р‑на; в «Словаре русских народных говоров» (вып. 10) слово закурдай («милый, любимый») отмечено как смоленское. Несомненен перенос, но самого ли слова или только фамилии? Для истории же языка нужно решение именно этой дилеммы. Зато не единичны и случаи, когда фамилия, содержавшая региональные признаки, именно тут, в этом регионе, и возникла, а признаков этих в местном говоре нет, фамилия же убедительно доказывает, что они были, но утрачены.
Характерна перекличка северных фамилий с новгородскими и псковскими словами; холмогорская фамилия Шкулев и псковское шкуль, «запас», в переносном смысле — «скупой». Фамилия Конечный (200 человек в Шенкурском у. в 1897 г., здесь же еще в 1655 г. упомянуты несколько крестьян с этой фамилией)[116], по-видимому, восходит к новгородскому административно-территориальному термину конец. В свою очередь, северные фамилии уходят за Урал — Голдобин, Пластинин, Шадрин и др. Некоторые оседали на полпути: Пластинины и другие архангельско-вологодские фамилии есть в Кировской и Пермской областях.
При столь тесных связях фамилий с диалектом удивительно, что их почти не привлекают к исследованиям русских диалектов, хотя работы В. В. Палагиной и Г. Я. Симиной могли бы послужить хорошим примером.
Навсегда покончено с былой замкнутостью старой деревни. Всеобщая грамотность, печать, радио, телевидение всюду распространяют современный литературный язык, местные говоры исчезают. Но необходимо для науки записать этот драгоценный источник истории языка (а кое-что стоит даже ввести в язык литературный). Картотеки местных слов имеет каждый педагогический институт, но собрана пока лишь малая часть исчезающей диалектной лексики. Экспедиции требуют средств и времени, кроме того, их стали сводить к стандартному вопроснику с ограниченным набором понятий, предавая забвению множество диалектных слов. Полностью отброшен драгоценный источник сбора местных слов — фамилии. Диалектная экспедиция, даже попав в с. Лопатино (Вадинский р‑н Пензенской обл.), не найдет там слов буровка и шустан и не узнает, что в этих краях звучали фамилии Буровкин и Шустанов. По спискам из сельсоветов и колхозов диалектолог отберет нужные ему фамилии (не иноязычные и не инодиалектальные) и обяжет лопатинских студентов поискать на каникулах следы этих слов и семейные предания; студентам из Аристовки (Городищевский р‑н той же области) он предложит поискать основы фамилий Басорин, Жижикин, Скурлыгин.
Конечно, многие фамилии принесены со стороны. Но там, где одну и ту же фамилию носят много семей, вероятно ее местное происхождение, старожилы могут вспомнить слово, которое послужило ее основой, может быть, живы и семейные предания. Многое исчезло бесследно, но еще многое удастся записать, если не откладывать этого дела на будущее. Это не только отличная школа словообразования и диалектологии, а подлинное краеведение, воспитывающее любовь к родному месту, к родине.
В Архангельской обл. немало Бурдиных, Буреевых, Бурмагиных. Несомненно, что когда-то в этих краях были ходовыми слова, от которых образованы названные фамилии. Их не упустили бы составители архангельского диалектного словаря[117], если бы проявили немного внимания к фамилиям, указывающим точный адрес слова. В словаре нет и слова бутак, а в Шенкурском р‑не сотни Бутаковых; в поисках этимологии слова я в Архангельске, порасспросив шенкурцев, узнал, что бутить в тех местах значит «сдирать мох, преграждая путь пожару» (в словаре глагол приводится, но без этого значения). Сотни жителей Холмогорского и Мезенского уездов носят фамилию Бобрецов, значит, существовало производное бобрец со своим значением. Каким? Может быть, оно еще живо? Нередкая в Сибири фамилия Бубенщиков (от бубнового туза на спине каторжника) напоминает о слове бубенщик, которое упущено сводным словарем русских народных говоров[118]. Нет в нем и слова кровопуск, сохраненного фамилией Кровопусков. Ни в каких словарях нет слов боздрик, бозырь, а фамилии Боздриков, Бозырев существуют. В словаре именований жителей отсутствует Веневитин[119], а фамилия Веневитинов общеизвестна.
На северо-востоке Вологодской обл., на р. Юг в Велико-Устюгском р‑не, часты Чебыкины (в селах Усть-Алексеевское, Орлово, Томашево, в деревнях Давыдовская, Наволок, Подборье, Обрадово, Крексеново, Горбушево, Скороходово, Селиваново и др.). Неужели вологодские диалектологи не попробуют разыскать по указанным адресам слово чебык с его значением? Или ждать помощи соседей? Эта территория примыкает к северо-западу Кировской обл. (Лузский и Подосиновецкий районы).
Педагогические институты Вологодской, Горьковской, Кировской, Саратовской, Тамбовской областей провели сбор фамилий по ряду районов. Это обильный, ценный материал; конечно, его еще надо разработать, извлечь из фамилий слово-основу и выяснить его значение.
В своем большинстве фамилии внедиалектны. Можно сказать, у них — свои диалекты, независимые от диалектов речевых, вне фамилий. Фамилии Волков или Морозов региональны, но их ареалы не зависят от распространения нарицательных волк, мороз; не копирует никаких известных диалектов и ареал фамилий в форме ‑их, ‑ых. Совпадение возможно, ему радуются, но лучше радоваться несовпадению: совпадение подкрепляет найденное наукой-смежницей, а несовпадение открывает новое, недоступное другой науке.
Фамилии выявляют и междиалектные черты и вскрывают связи языков. Показав на примерах фамилий Легостаев, Невоструев и др., какие лингвистические залежи вскрыты в русских фамилиях, О. Н. Трубачев указал, что они не только выводят из небытия исчезнувшие русские слова, но и ведут поиск за пределы русского языка: «Лингвистический материал, объединяемый фамилиями России, содержит много интересного для этимологии и выяснения географических сфер взаимовлияния широкого круга языков»[120].
* * *При всей силе региональных различий несомненна объединительная тенденция, проявляемая в разных формах. Возрастающая связь всех частей страны сокращает статистические перепады между ними. К сожалению, нет надежных частотных сводов фамилий одной и той же местности по различным датам. Недостаточные источники по Устюгу Великому за 1763 и 1973 гг. позволяют лишь весьма приблизительно выявить основные черты изменений: за два столетия преобладающий формант ‑ов(‑ев) еще усилил свои позиции — ему принадлежало в XVIII в. больше половины (в подсчете не фамилии, а их носители), а теперь почти ⅔. Несколько сократились фамилии на ‑ин, заметно участились на ‑ский, вдесятеро убавились фамилии на ‑их(‑ых) (до 1%), но появились, хотя и в минимальном количестве, прочие формы, которых не было в 1763 г. Налицо явный процесс выравнивания: усиление общерусских показателей и «вымывание» локальных.
