Борис Дубин - Слово — письмо — литература
1. Быт как совокупность жизненных обстоятельств литератора, писательской группы. В этом смысле, он — предмет социальной, экономической и др. истории, в т. ч. истории литературы, включая «биографический подход», хотя никаких кардинальных отличий «литературы» от политики и экономики, спорта и эстрады, как и любой другой сферы человеческой деятельности, я здесь не вижу.
2. Быт как набор специфических коммуникативных ситуаций, которые исследователь в конечном счете ставит в связь с поэтикой данного текста, автора, группы, направления. При этом или «быт» наделяется качествами источника либо стимула текста, группы текстов, манифестов и др., или действительность в глазах исследователя, напротив, «подражает литературе», ведет себя как модель.
3. Литературный быт как прямая тема литературы, предмет ее изображения — ср. очерки нравов, автобиографии, романы «с ключом».
4. Быт как особая точка зрения на литературу — «прозаическая», «повседневная», противопоставленная, с одной стороны, героико-мемориальной, панорамной оптике музеев, юбилеев и вершин (классикализирующей «истории генералов», по Тынянову), а с другой — индивидуальному и уникальному романтическому прорыву «гения», «проклятого поэта» к истине, смыслу, целому. Так понимаемый «быт» — структура открытая, минимально заданная «внешними» критериями и инстанциями, тавтологическая (мера самой себя, автометафора литературы, символ ее автономии). В этом качестве идея «повседневности» («быта») может быть особым ресурсом как рутинного литературного сохранения и воспроизводства (точка зрения «малых сих», взгляд «с галерки», «из задних рядов»), так и литературного изменения, новации («небрежная» поэтика розановских записей для самого себя и т. п.).
Возможны разные стратегии воплощения такого постклассического и постромантического взгляда на литературу и писателя в конкретных текстах и группах текстов. Полярными точками тут, вероятно, будут миметическая установка, «фотографический реализм», например, натуралистов (не случайно они дают и свой вариант «романа о художнике» — Золя, Гонкуры), и, напротив, дистанцированное от любой готовой реальности коллажное метаписьмо (допустим, имитация «неразборчивого» взгляда в сюрреалистской прозе Бретона, молодого Арагона, Лейриса). Этот последний случай обозначает и границу проблематики «быта», делая его фикцией, литературой (гетеронимы Пессоа и Мачадо, т. н. «Автобиографические заметки» Борхеса, «Дальнейшее — молчанье» А. Монтерросо, «случай Ромена Гари» и др.). Вместе с тем сюрреализм, поп-арт и т. д. характерным образом сдвигают или условно стирают рубеж между «бытом» и «искусством», рамку (не путать с футуристическим жизнестроительством): в хеппенинг или акцию может быть втянут любой человек и бытовой предмет. Изображению, разыгрыванию здесь подлежит сам радикальный или иронический художественный жест (своего рода поза прозы), жест негативной самоидентификации художника или даже «самого его искусства», задающий открытое, виртуальное пространство смыслопорождения, индуцирования возможных (или вызывания невозможных) смыслов.
277
См. в настоящей книге статью «Биография, репутация, анкета».
278
Обзор этой проблематики см. в кн.: Certeau М. de. L’absent de l’histoire. P., 1973; Certeau M. de. L’écriture de l’histoire. P., 1975.
279
Asbeck H. Das Problem der literarischen Abhaengigkeit und der Begriff des Epigonalen. Bonn, 1978.
280
Может быть, ощущение внутреннего неблагополучия, краха у разбираемых А. Рейтблатом авторов — еще и остаточный след их принадлежности к «реалистической», социально-критической парадигме (не хотелось бы сводить эти драмы к бытовым обстоятельствам авторов, их друзей и знакомцев, что и методологически некорректно); академизм современной им и наследующей классицизму живописи, скажем, X. Семирадского или антологической поэзии Н. Щербины (и тоже независимо от их реальных жизненных забот и тягот) — другой, более «благополучный» вариант культурного эпигонства.
281
См. об этом: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Понятие литературы у Тынянова и идеология литературы в России // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 208–226.
282
Ср. соображения Мандельштама 1922–1923 гг. об экстенсивной, хищнической, конкистадорской поэзии русских символистов и преждевременной усталости, пресыщенности читателей бурной сменой одновременно вышедших на сцену поэтических поколений, дефилированием перед глазами одной и той же публики — все новых и новых литературных школ (Мандельштам О. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 191, 211). Но феномены успеха и провала, власти, славы и их цены в советскую эпоху — отдельная большая тема. О некоторых ее сторонах см.: Седакпва О. О погибшем литературном поколении — памяти Лени Губанова // Волга. 1990. № 6. С. 135–146 (в заглавии — перекличка с известной статьей Р. Якобсона о Маяковском); Она же. Другая поэзия // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 233–242; Она же. Успех с человеческим лицом // Там же. 1998. № 34. С. 120–124.
*
В основе статьи — выступление на московской конференции «Цензура в России и Советском Союзе» (1993), тогда же опубликованное в бюллетене «Государственная безопасность и демократия» (1993. № 4). В расширенном и переработанном виде напечатано в журнале «Досье на цензуру» (1997. № 2), по которому и публикуется здесь с библиографическими дополнениями.
284
См.: Otto U. Die literarische Zensur als Problem der Soziologie der Politik. Stuttgart, 1968; Левченко И. Я. Цензура как общественное явление. Екатеринбург, 1995.
285
Данило Киш называет цензора «двойником Писателя» и трактует писательскую работу как борьбу с этим двойником, который ведет себя как всевидящий и всеведущий, но принципиально Невидимый бог. См.: Kiš D. Censorship/Self-Censorship // Kiš D. Homo Poeticus. Essays and interviews. N.Y., 1995, p. 91–92.
286
Habermas J. The structural transformation of the public sphere. Cambridge, Mass., 1989.
287
См.: Lefort C. L’invention démocratique: Les limites de la domination totalitaire. P., 1981.
288
См.: Цензура в царской России и Советским Союзе. М., 1995; На подступах к спецхрану. СПб., 1995; Цензура в СССР: Документы 1917–1991. Бохум, 1999; Блюм А. В. За кулисами «министерства правды»: Тайная история советской цензуры 1917–1929. СПб., 1994; Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора, 1929–1953. СПб., 2000.
289
См. статью «Кружковый стеб и массовые коммуникации: к социологии культурного перехода» в настоящем сборнике.
*
Статья была опубликована в: Знание — сила. 1997. № 11. С. 27–31.
291
Цит. по: Trznadel J. Hańba domova: Rozmovy z pisarzami. Lublin, 1990. S. 181–223.
292
Мамардашвили М. Необходимость себя. М., 1996. С. 196 (дневниковая запись начала 1980-х гг.).
*
Статья была опубликована в: Неприкосновенный запас. 1998. № 1. С. 60–64.
294
В переводе А. Худадовой, о котором составитель, кажется, не подозревает (Готье Т. Избранные произведения. М., 1972. Т. 1. С. 349), последняя фраза звучит так: «Казалось, гостья была чем-то озабочена; одной рукой она держалась за ногу, как это принято на востоке, а другой поглаживала косу, отягченную просверленными посредине цехинами, лентами и султанами из жемчуга». О В. Алексееве и В. Лихтенштадте, переведших «Искусственный рай» до него (первый издан в 1991 г., второй перепечатан в 1994-м), В. М. Осадченко — или его издатели? — тоже, вероятно, не осведомлены.
295
Примеры из книг: Реали Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Средневековье. СПб.: Петрополис., 1994. Т. 2; Эриксон Э. Г. Молодой Лютер. М.: Медиум, 1996; Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб.: Университетская книга, 1997, — приводятся далее без уточняющих указаний. О симптоматических трудностях с транскрипцией и комментированием собственных имен в переводных изданиях интеллектуальной эссеистики проницательно пишет Г. Лигачевский (Огюрн и Харуспекс в лучах заходящей ауры // Художественный журнал. 1997. № 18. С. 44–45).
296
См.: Гудков Л., Дубин Б. Интеллигенция: Заметки о литературно-политических иллюзиях. М.; Харьков, 1995. С. 157–160.
*
Текст, подготовленный для выступления на круглом столе «Философия филологии» в редакции журнала «Новое литературное обозрение» (25 сентября 1995 г.). Организатор встречи философов и филологов С. Зенкин предложил участникам обсудить следующие вопросы (привожу по тексту итоговой публикации материалов дискуссии, включая настоящие заметки: Новое литературное обозрение. 1996. № 17. С. 45):