Введение в общую теорию языковых моделей - Алексей Федорович Лосев
Однако, настоящий очерк вовсе не посвящен специально теории коммуникативной значимости языка. Он посвящен как раз математической и, в частности, теоретико-множественной трактовке языка. Поэтому, не входя в анализ того, что такое языковая коммуникация вообще, мы только твердо запомним одно и притом запомним раз и навсегда: всякая формальная, и в том числе теоретико-множественная структура и модель языка, по своей природе всегда коммуникативна. И что бы мы ни говорили о фонологии или грамматике и какие бы структуры и модели мы в них ни констатировали, для нас везде и всюду будет на первом плане язык как орудие общения; и все формальные структуры и модели будут для нас структурами и моделями только одного, а именно разумно-человеческого общения. А теперь, заручившись раз и навсегда ни на что другое не сводимой спецификой языковых структур и моделей, мы можем уже без всякой боязни говорить отдельно о моделях как фонемах, о моделях как грамматемах и моделях как лексемах и семемах и прочее. Начнем с фонологии.
4. Фонема как модель
Четыре момента в определении фонемы
Согласно вышесказанному, мы еще до всякого исследования звуков речи должны яснейшим образом себе их представлять. Кто не знает, что такое звук «А», для того невозможно также и описание этого звука. Только уже зная, что это за звук, можно приступить к его обследованию и, в частности, к его математическому обследованию. В этом случае каждый конкретный звук речи явится тем необходимым организующим принципом всех ее признаков, которые, будучи взяты сами по себе, не имеют никакого более или менее осмысленного отношения к исследуемому звуку. Те четыре момента, которые мы нашли в определении языковой модели, – исходный, или организующий элемент, кортеж элементов, возможность разбиения исходного множества элементов на подмножества и перенесение данной структуры с одного субстрата на другой вместе с необходимой для этого организацией нового субстрата, – очевидно, должны найти для себя место и при определении фонемы.
То, что здесь перед нами известный звук речи, это ясно, потому что иначе будет неизвестно, о чем же, собственно говоря, тут идет речь. Ясно также, что каждый звук речи характеризуется целым рядом свойств или признаков, что все эти свойства или признаки взяты не случайно, не как попало, но образуют собою некое едино-раздельное множество, или, как говорят, кортеж. Для ясности представления всех этих признаков определяемых нами звуков речи, необходимо наглядно убедиться также и в том, что каждый такой признак может образовать с другими признаками то или иное подмножество признаков, по которому можно судить, как эти отдельные признаки вступают между собою в связь и образуют между собою единораздельную структуру моделирования звука речи. Наконец, для модели необходим и тот новый субстрат, на который переносится структура модели с другого субстрата и который соответствующим образом организуется.
К анализу конкретных фонем с точки зрения их моделирования мы сейчас приступим. Но еще до конкретного анализа необходимо подчеркнуть то практическое значение, которое получает в руках лингвиста теоретико-множественная трактовка языковых моделей. Тут нужно быть очень бдительным и не соблазняться мнимой простотой традиционного языкознания. В самом деле, могут сказать: разве неизвестно, что такое звук и при чем тут структура да еще математическая теория структур? Кто задает такой вопрос, тому нужно много и усиленно поработать над собственным восприятием и представлением звука. Конечно, звук есть то, что существует само по себе и для своего существования не требует никакой теории. В этом совершенно права традиционная лингвистика и неправы те из структуралистов, которые слишком усиленно выдвигают принцип структуры звука в противоположность его естественному существованию. Да, звук речи есть естественное явление, понятное без всякой науки и существующее до всякой теории звука и независимо от нее. Но стоит только сказать, что звук «А» именно есть звук «А», а не какой-нибудь другой звук и вообще не что-нибудь иное, как мы уже вышли за пределы естественного восприятия естественного звучания. Мы тем самым уже отдаем себе отчет в том, что звук «А» есть некоторого рода смысл, осмысленность, утверждающее само себя и разумно понимаемое нами объективное «бытие». Не зная этого принципа, звука «А» или, лучше сказать, его первопринципа, той его сущности, без которой нельзя себе представить никаких оттенков данного звука, никакой его истории, никакого его конкретного существования, невозможно никакое описание данного звука и невозможно никакое его моделирование. Этот принцип звука «А» уже не есть просто сам естественный звук «А». Этот принцип – осмысленное отражение естественного звука «А», в то время как этот последний создается и воспринимается без всякого отчетливого осознания, без всякой его осмысленной ориентировки среди прочих звуков, среди других вещей вообще. Поэтому звук «А» как смысловой принцип всех бесконечных оттенков звука «А», реально существующих в естественных языках, получает для языковеда вполне практическое и наглядно-конкретное значение так же, как и для твердой фиксации каких бы то ни было изменений какого-либо предмета необходимо знать, что такое данный предмет; а иначе, не зная, что именно меняется, невозможно будет говорить и о самих изменениях.
Точно так же имеет вполне практическое значение не только то, что мы называем «исходным элементом» или «принципом» каждого данного звука, но и конкретный учет всех состояний данного звука в зависимости от обстановки, в которую он попадает. Тут тоже нельзя отмежеваться от структурного рассмотрения. Мало перечислить эти основные признаки или эти конкретные состояния. Еще надо уметь перечислить это в известном смысловом порядке, перечислить эти признаки или состояния в их смысловом движении, в их подвижной структуре. И, поскольку структура эта может выступать с разных своих сторон, в разных своих моментах
