Леонид Крупчанов - Теория литературы
Итак, социологическая, идеологическая сущность искусства состоит, по Тэну, в отражении и познании «всеопределяющих причин», от которых зависит существование человека, в отражении основных и господствующих начал, которые управляют каждой совокупностью вещей и налагают на них свою печать, вплоть до малейших деталей. Человек должен добывать себе пищу, одеваться, укрываться от непогоды, бороться за свое существование. Для этого он обрабатывает землю, занимается промышленностью и торговлей. Для продолжения своего рода и защиты от внешних врагов он образует семью и государство. В отличие от животных, он «лучше» снабжен продовольствием и лучше защищен. И именно «в этот момент перед ним открывается более высокая жизнь – жизнь созерцания», т. е. возникает искусство. В основу социологии искусства Тэн кладет антропологический принцип, не рассматривая искусство как один из видов идеологии, порожденный определенными общественно-экономическими отношениями людей. Нет у него и классовой дифференциации искусства. Закон возникновения художественного произведения выводится из суммы абстрактных вторичных признаков: художественное произведение определяется «совокупностью общего состояния умов и нравов окружающей среды». Именно эту формулу берут у Тэна, характеризуя его как основоположника культурно-исторической школы в литературоведении.
Взгляды Тэна на сущность прогресса основаны на эволюционной теории и вере в общий прогресс культуры, который он имел возможность наблюдать в современной ему действительности. Залогом развития искусства для него являются три причины, образовавшие «современный дух»: 1) «открытия положительных наук»; 2) «прогресс опыта»; 3) совершенствование общественного устройства. Кругозор Тэна-политика иногда суживается до представлений буржуа-обывателя, и, напротив, горизонт его мышления расширяется, когда речь заходит о специфике искусства.
Идеализм в сочетании с научным эклектизмом не позволил Тэну выработать строго научную методологию, хотя его работы по вопросам искусства выгодно отличаются от абстракций философских позитивистов и в то же время в ряде моментов преодолевают ограниченность абстрактной концепции Гегеля.
Тэн, несомненно, прав, говоря о том, что скрытое (т. е. умозрительное. – Л. К.) «согласие» породило «грандиозную метафизику… при Гегеле». Тэн не видит диалектики Гегеля и не владеет ею. Уход Гегеля от конкретной действительности в «метафизику» для него ясен. Не согласен Тэн и с гегелевским положением о деградации искусства. «Не надо… говорить, что в настоящее время искусство иссякло, – утверждает он. – Правда, некоторые школы умерли и не могут более возродиться; некоторые искусства чахнут и будущее, в которое мы вступаем, не сулит благоприятных условий их развития. Но искусство само по себе, состоящее в способности подмечать и воспроизводить главные черты предметов, так же непоколебимо, как цивилизация, первенцем и лучшим созданием которой оно является».
Идеалом же всякого явления вообще Тэн, подобно Гегелю, считает соответствие сущности явления его идее. Таким образом, Тэн колеблется между идеалистическим и материалистическим истолкованием сущности искусства. В чисто теоретическом анализе он допускает идеалистические формулировки и определения, в конкретном анализе он отходит от идеалистических формул, сопоставляя формы искусства с формами жизни.
Г.В. Плеханов говорит об искусствоведах XIX в.: «Никто из них не сомневался в том, что история искусства объясняется историей общества, а некоторые, например Тэн, развивали эту мысль в высшей степени талантливо».
Заслугой Тэна является и то, что в его эстетической системе объект искусства (характерное в человеческой жизни) включен в социальную цепь: народ, эпоха, человек. Правда, в этой системе нет конкретного определения сущности положения человека в обществе, но мысль об общественно-психологическом детерминизме искусства, его эквивалентности национальным и социально-историческим обстоятельствам плодотворна. Анализ предпосылок и источников греческого, итальянского, нидерландского искусства, английской литературы содержит у Тэна богатейший фактический и исторический материал, и это выгодно отличает его труды от нормативных эстетик представителей «чистого искусства», далеких от жизни и, по существу, сводившихся к формально-логическим построениям.
Некоторыми русскими писателями труды Тэна в конце XIX в. воспринимались как образцы литературоведческого анализа именно по причине их систематичности и насыщенности историческим материалом. Так, критикуя статьи своего биографа А.И. Фаресова, Н.С. Лесков пишет ему в 1893 г.: «Очерки этого рода очень трудно делать. Если бы Вы мне ранее прочитали Вашу работу, я, быть может, указал бы Вам ошибку в приеме и то, что знаю в этом роде за образцовое (Тэн, Карлейль, из наших – Грановский: “Четыре характеристики”)…»
Для Лескова работы Тэна, Карлейля, Брандеса и других западноевропейских философов и литературоведов вполне сопоставимы по степени научности с трудами Т. Н. Грановского и даже В.Г. Белинского и Н.Г. Чернышевского. Лесков в основном верно улавливает сходство научных методов Г. Брандеса, И. Тэна и А.Н. Пыпина, являющихся вариантами академического литературоведения.
В трудах Тэна Лесков видит научно-литературоведческий («образцовый») анализ литературных явлений, в котором соединяются историко-нравописательный и художественно-фактологический методы.
Современники отмечают влияние Тэна прежде всего на Н.С. Тихонравова. Об этом свидетельствуют и Пыпин, и ученики Тихонравова, в том числе один из его биографов – А.Д. Карнеев.
Пыпин сочувственно цитирует следующие замечания Карнеева о научных методах Тихонравова: «Эта кажущаяся на поверхностный взгляд кропотливость исследования имела свои глубокие основания. Именно в этом последнем отношении научные приемы Тихонравова невольно напрашиваются на сопоставление их с основными воззрениями Тэна». «Если только такая связь действительно существовала», – добавляет Карнеев.
Глава 2
Становление и развитие литературоведческой науки в России
Литературные теории в России до XVIII в.
Искусством интересовались в России с давних времен. Правда, о раннем этапе искусствознания имеются лишь отдельные разрозненные сведения. Его представляли и русские люди, и обрусевшие иностранцы.
Огромная работа по разысканию и описанию источников XVII – начала XIX в., а также древнерусской эстетики и теории литературы проведена современными отечественными исследователями.
Элементы русской эстетики включены в летопись Нестора, обнаруживаются в «Слове о полку Игореве», у Сильвестра, Симеона, Поликарпа, в письмах Курбского и Грозного, у Дмитрия Ростовского и Симеона Полоцкого.
С конца XIV в. появляются работы, имеющие отношение к эстетике. Наиболее ранним в России было религиозно-эстетическое направление, прежде всего иконописное, которое представляли служители церкви, живописцы. Здесь прежде всего следует назвать Иосифа Волоцкого (1440—1516) и его «Послание иконописцу и три слова о почитании святых икон»; затем следуют Максим Грек (Михаил Триволис, 1475—1556) с его работой «О святых иконах» и Симон Федорович Ушаков (1626—1686) с его трактатом «Слово к люботщательному иконного писания», где заложены уже идеи светского искусства.
С конца XVI в. в России начинается процесс последовательного освоения теории литературы и языка:
– в 1574 г. Иван Федоров (? – 1583) выпустил «Грамматику»;
– в 1596 г. Лаврентий Зизаний (1560—1634) издал свою «Грамматику», содержащую уже специальный раздел «О метре, размерах» (помимо орфографии, этимологии, синтаксиса);
– в 1619 г. М.Г. Смотрицкий (1572—1630) опубликовал «Грамматику словенску», в которой, кроме грамматических разделов, дается теория стиха – «рапсодия»;
– в 1617—1619 гг. Макарий (епископ Вологодский) издал «Риторику», где выдвинул требование «трех родов глаголания»: смиренного, высокого, мерного, т. е. теорию стилей;
– в 1620 – 1630-х годах в Москве существовал литературный кружок «Приказная школа» (назван так по составу его членов – приказных служащих). В кружок входили дьяки Петр, Самсон и Алексей Романчуковы, подьячий Михаил Злобин, «справщики» (редакторы) Печатного двора Савватий, Стефан Торчак, Михаил Рогов и др. Это не был аристократический салон, но участники кружка, образованные для своего времени русские интеллигенты, называли его «Духовным союзом» («Любовным союзом»). Современные исследования свидетельствуют о том, что поэты «Приказной школы» находились в постоянном общении между собой по вопросам принципов и приемов своего творчества, тяготевшего к европейскому барокко;
– в 1699 г. М.И. Усачев издал «Риторику», в которой, развивая систему трех «глаголаний» Макария, определил их функции («должности»): смиренный («научити»), высокий («возбудити»), мерный («усладити»);
