Николай Шанский - Лингвистические детективы
(«Руслан и Людмила»)
Она почила вечным сном.
(Там же)
«Мой друг, – ответствовал рыбак, —Душе наскучил бранной славыПустой и гибельный призрак.
(Там же)
Забытый светом и молвою,Далече от брегов Невы,Теперь я вижу пред собоюКавказа гордые главы.
(Там же)
Приветствую тебя, пустынный уголок,Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,Где льется дней моих невидимый потокНа лоне счастья и забвенья.
(«Деревня»)
И вы забыты мной, изменницы младые,Подруги тайные моей весны златыя.
(«Погасло дневное светило…»)
Я предаюсь своим мечтам…
(«Брожу ли я вдоль улиц шумных…»)
Мы все сойдем под вечны своды.
(Там же)
Мой путь уныл.Сулит мне труд и гореГрядущего волнуемое море.
(«Элегия»)
Пока не прилетит Морфей.
(«Евгений Онегин»)
Когда ленивый мракПокроет томны очи.
(«Городок»)
Иль думы долгие в душе моей питаю.
(«Осень»)
Улыбкою ясною природаСквозь сон встречает утро года.
(«Евгений Онегин»)
Быть может, в Лете не потонетСтрофа, слагаемая мной.
(Там же)
Усталый, с лирою я прекращаю спор.
(«Зима. Что делать нам в деревне?..»)
Подведем итоги и посмотрим ответы. В приведенных отрывках содержатся следующие перифразы:
Северный Орфей – «Жуковский», вослед (тебе) лечу – «(тебе) подражаю», почила вечным сном – «умерла», душе наскучил бранной славы Пустой и гибельный призрак – «мне надоело воевать», (далече) от брегов Невы – «(далеко) от Петербурга», (Кавказа) гордые главы – «горы (Кавказа)», пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья – «деревня», где льется дней моих невидимый поток – «где я живу», на лоне счастья и забвенья – «счастливый и забытый», (моей) весны златыя – «(моей) молодости», (я) предаюсь своим мечтам – «(я) мечтаю», сойдем под вечны своды – «умрем», грядущего волнуемое море – «будущая жизнь», (пока) не прилетит Морфей – «(пока) не уснет», Когда ленивый мрак Покроет томны очи – «когда уснет», Иль думы долгие в душе моей питаю – «или долго думаю», (встречает) утро года – «(встречает) весну», (усталый), с лирою я прекращаю спор – «(усталый), я перестаю писать».
Об одном довольно странном окончании
Внимательно читая стихотворную классику первой половины XIX в. (и тем более поэзию ХVIII в.), вы иногда встречаетесь с такой формой прилагательных, которая в современном склонении, как говорится, не значится. Даже если вы правильно поймете падежный смысл этой формы, слова, имеющие ее, могут все же озадачить, поставить в тупик видимым несоответствием форм прилагательного и определяемого им существительного. Это явление объясняется тем, что здесь мы сталкиваемся с ныне уже устаревшим окончанием прилагательных женского рода. Но обратимся к примерам:
Нигде я ничего не внемлю (= «слышу». – Н. Ш.),Кромеревущия волны…
(Г. Р. Державин. Водопад)
В прекрасный майский день,В час (= «время». – Н. Ш.) ясныя погоды…
(Г Р Державин. Прогулка в Сарском Селе)
Чем дышит твоя напряженная грудь?Иль тянет тебя из земныя неволиДалекое светлое небо к себе?..
(В. А. Жуковский. Море)
Ах! Когда б я прежде знала,Что любовь родит беды (= «беды». – Н. Ш.)Веселясь бы не встречалаПолуночныя звезды.
(И. И. Дмитриев. Песня)
О сладость тайныя мечты!Там, там, за синей далью,Твой ангел, дева красотыОдна с своей печалью.
(В А Жуковский Певец во стане русских воинов)
Спущусь на берега пологие ДвиныС твоей гитарой сладкогласной:Коснусь волшебныя струны,Коснусь… и нимфы…сойдут услышать голос мой.
(К. Н. Батюшков. Послание графу Вильегорскому)
Вчера еще стенал (= «стонал». – Н. Ш.) надонемевшим садомВетр скучной осени, и влажные парыСтояли над челом угрюмыя горы…
(Там же)
Не изменю тебе воспоминаньем тайным,Весны роскошныя смиренная сестра (= «зима». – Н. Ш..),О сердца моего любимая пора!(П. А. Вяземский. Первый снег)О, Лила! вянут розы Минутныя любви…
(А С Пушкин Фавн и пастушка)
Где ток уединенныйСребристыя волны…
(А С Пушкин К Делии)
Во всех отмеченных прилагательных женского рода (а он легко устанавливается по соответствующему роду определяемых существительных) мы наблюдаем неизвестное уже нам окончание – ыя (-ия). Это странное окончание – ыя (-ия) является окончанием родительного падежа единственного числа в церковнославянском языке. Оно синонимично единственному сейчас у прилагательных женского рода окончанию– ой (-ей).
Сочетания ревущая волны, ясныя погоды, земныя неволи, полуночныя звезды, тайныя мечты, волшебныя струны, уг-рюмыя горы, весны роскошныя, минутныя любви, сребристыя волны, милыя мечты равны, таким образом, современным сочетаниям: ревущей волны, ясной погоды, земной неволи, полуночной звезды, тайной мечты, волшебной струны, угрюмой горы, весны роскошной, минутной любви, серебристой волны, милой мечты.
Формы на – ыя (-ия) по своему происхождению являются церковнославянскими и всегда встречаются только в книжной речи. В устной речи употребляются только исконно русские формы на – ой (-ей), которые возникли из более старых ок (ок). Уже в начале XIX в. окончание – ыя (-ия) даже в письменной речи было архаическим. Спрашивается: почему же оно, несмотря на это, поэтами все-таки изредка употребляется?
Однозначного ответа на поставленный вопрос дать нельзя. И вот почему. Дело в том, что это окончание может использоваться поэтами по разным причинам.
Чаще всего форма на – ыя (-ия) используется ими в качестве одной из поэтических вольностей. Ведь– ыя (-ия) вместо – ой (-ей) давало в распоряжение стихотворцев лишний слог, что в версификационном отношении было совсем не лишним, позволяло сделать строчку как определенную метрическую структуру.
В таких случаях эти формы родительного падежа единственного числа прилагательных женского рода используются поэтами потому, что они… разрешались, допускались как возможные варианты обиходных и привычных на – ой (-ей). Так же как, например, произношение F как [ʼэ], а не [ʼо].
Однако формы на– ыя (-ия) могут использоваться и по другим причинам. Иногда они выступают в художественном тексте как одно из стилеобразующих средств языка. У настоящих художников слова устаревшие морфологические явления при этом находятся в полном согласии с другими (прежде всего, конечно, с лексическими и фразеологическими) явлениями языка. Такими стилистически мотивированными формами с окончанием – ыя (-ия) являются, например, у зрелого Пушкина прилагательные мудрыя (= «мудрой») и зеленыя (= «зеленой»).
В стихотворении «Пророк» Пушкин использует форму мудрыя:
… И жало мудрыя змеиВ уста замершие моиВложил десницею кровавой
для создания «высокого слога», торжественно-патетического характера ораторской речи.
В «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях», напротив, поэт использует соответствующую форму для создания народно-языкового колорита:
И ей зеркальце в ответ:«Ты прекрасна, спору нет;Но живет без всякой славы,Средь зеленыя дубравы,У семи богатырейТа, что все ж тебя милей».
Как видим, окончание – ыя (-ия) как двуликий Янус: оно выступало у поэтов то в качестве простой, ничего не значащей, но выгодной поэтической вольности, то как одно из морфологических средств языка, играющее важную художественную роль.
Во второй половине XIX в. это окончание практически сходит со сцены. Тем более неожиданным и удивительным представляется нам его употребление в прозе. Как может ни показаться странным, оно вдруг предстает перед нашими глазами на страницах… «Отцов и детей» И. С. Тургенева для речевой характеристики персонажа: «Оно же и довело его до острова святыя Елены».
