Александр Ватлин - Германия в ХХ веке
Польский кризис и давление из Москвы склонили чашу весов в пользу сторонников ужесточения внутриполитического режима. Уже в октябре 1980 г. Мильке заявил сотрудникам своего аппарата, что «активизация контрреволюционных сил в Польше является вызовом и для ГДР». В первой половине 80-х гг. происходит заметная активизация министерства государственной безопасности, ставшего последним оплотом партийной диктатуры. Его бюджет за предыдущие двадцать лет был увеличен в четыре раза, техническое оснащение его структур, прежде всего органов разведки, находилось на высшем мировом уровне. После заседаний Политбюро ЦК СЕПГ по вторникам Хонекер и Мильке уединялись, чтобы с глазу на глаз обсудить положение в стране и принять решения о проведении секретных операций. Почти все 85 тыс. кадровых сотрудников министерства, именовавших себя «чекистами», являлись членами СЕПГ и обладали номенклатурными привилегиями, прочно привязывавшими их к правящему режиму. Тому из них, кто планировал бегство на Запад, грозила смертная казнь. Черновую работу по сбору компрометирующей информации выполняли более 100 тыс. внештатных сотрудников (informelle Mitarbeiter) во всех сферах производственной и общественной жизни, не исключая детских садов, коммунальных служб и певческих обществ. Cистема тотального контроля и слежки в последние годы существования ГДР была доведена до абсурда – в среднем на сто взрослых граждан страны приходилось по одному сексоту. Обработка поступавшей от них информации, носившей как правило рутинный характер, блокировала работоспособность всего аппарата «штази», который не мог оставаться «щитом» существующего режима, не обращаясь к «мечу» массовых политических репрессий.
Переход сил госбезопасности в контрнаступление на последнем этапе истории ГДР символизировало объявление войны церковным организациям, во внутреннюю жизнь которых ранее государство старалось не вмешиваться, рассчитывая на взаимную лояльность. Нередкой практикой стали конфискации выпусков конфессиональных газет, обыски и аресты оппозиционеров в церковных помещениях. Посулами или угрозами многие служители культа вербовались для «сотрудничества». Открытие архивов «штази» в начале 90-х годов показало, что практически на каждого взрослого в ГДР велось агентурное дело. «Зловещая сила министерства госбезопасности заключалась в соединении функций политической тайной полиции, не связанной никакими законами, органа, ведущего следствие по тяжким антигосударственным преступлениям и секретной разведывательной службы» (К.В. Фрике).
Деятельность «штази» тщательно скрывалась и от собственных граждан, и от внешнего мира, где ГДР выступала в образе стабильной политической системы с солидным экономическим потенциалом и растущим благосостоянием населения. О сохранении достигнутого уровня германо-германских отношений свидетельствовала активная переписка Коля и Хонекера, их встречи в Москве во время похорон советских руководителей Ю.В. Андропова и К.У. Черненко. Несколько раз откладывавшийся под давлением СССР ответный визит Хонекера в ФРГ состоялся лишь в сентябре 1987 г. Западные немцы делали акцент на расширении возможностей для гуманитарных контактов, их восточные партнеры рассчитывали на новые кредиты для модернизации экономики ГДР. В кулуарах переговоров звучали даже идеи «конфедерации» двух государств. Хонекеру были оказаны почести высшего ранга, но по итогам визита подписан только ряд второстепенных соглашений. Выступая на приеме, который транслировался телевидением обеих стран, Коль заявил: «Немецкий вопрос остается открытым, но его решение сегодня не стоит на повестке дня мировой истории». За два года до падения берлинской стены руководителям обоих германских государств трудно было предположить, насколько быстро они почувствуют не себе плоды разворачивавшейся в СССР политики перестройки. Во время визита в ФРГ Хонекер успокаивал скорее самого себя, нежели убеждал своих западных партнеров: «то, что делает в Советском Союзе Горбачев, в ГДР уже достигнуто».
На первых порах лидеры СЕПГ стремились подыграть «новому политическому мышлению», видя в нем шанс прекращения гонки вооружений и возврата к традициям десятилетия разрядки. В таком ключе был выдержан совместный документ комиссии по основным ценностям СДПГ и Академии общественных наук при ЦК СЕПГ «Спор идеологий и общая безопасность», увидевший свет 27 августа 1987 г. Подписавшие его от имени своих партий соглашались с тем, что война не может быть больше средством политики, а противоположность идеологий не должна мешать диалогу между двумя общественно-политическими системами. «Обе стороны должны настроиться на длительный период сосуществования, когда им придется искать взаимопонимания. Ни одна из них не должна отказывать другой в праве на существование». Исход их исторического спора будет определяться тем, какая из систем окажется более привлекательной для людей. Публикация в прессе ГДР подобных положений, явно противоречивших основам официальной идеологии, возродила надежды на скорую либерализацию политического режима. В этом же направлении воздействовали на общественные настроения в ГДР и перемены в Советском Союзе. Интеллигенция восхищалась гласностью и перестройкой, советская периодика шла нарасхват. Слова о необходимости покаяния, избавления от пережитков сталинизма и обретения социализмом второго дыхания были у всех на устах. Многим казалось, что впервые затертый лозунг «Учиться у Советского Союза» начинает наполняться реальным содержанием.
Иным было отношение к перестройке в руководстве ГДР, позицию которого наглядно выразил секретарь ЦК СЕПГ по идеологии Курт Хагер в интервью западногерманскому журналу «Штерн»: «Если сосед переклеивает обои, то вам не обязательно делать то же самое». Формальное одобрение происходившего в СССР сопровождало настороженное ожидание того момента, когда намерения Горбачева прояснятся или его одернут старшие товарищи. После того, как процесс демократизации поставил под вопрос монополию КПСС на власть, в Политбюро ЦК СЕПГ были вынуждены признать серьезность и необратимость перемен. В узком кругу зазвучали разговоры о ГДР как последнем оплоте социализма и неизбежности идеологической борьбы на два фронта. В отличие от идеалистов в советском руководстве Хонекер и его окружение прекрасно понимали, что реформы любого рода приведут режим в состояние «контролируемого краха». Во время беседы с Хонекером в Москве 28 июня 1989 г. Горбачев, как он позже вспоминал, «наткнулся на стену непонимания». Выслушав заявления в безальтернативности перестройки, руководитель ГДР сухо дал понять, что «нам это не нужно».
Нежелание правящей элиты ГДР смотреть правде в глаза (Хонекер заявил: «если надо, стена простоит еще сто лет») сопровождалось нарастанием кризисных явлений во всех сферах общественной жизни. Возмущение населения вызывали перебои со снабжением, особый статус Берлина как «витрину социализма», фактическое хождение двух валют в стране, лживость и бодрячество официальной пропаганды. Целые легенды ходили о коррумпированности высшей номенклатуры и ее привилегиях, включавших в себя зарплату в валюте, постоянные выезды на Запад, пользование охотничьими угодьями, закрытыми для простых смертных.
7 мая 1989 г. в ГДР состоялись выборы в местные органы власти, в ходе которых оппозиционные силы впервые предприняли попытку общественного контроля. По официальным данным, за безальтернативных кандидатов было отдано 98,89 % голосов, согласно альтернативным подсчетам от 10 до 20 % пришедших на выборы голосовали «против». Отказ власти от диалога с собственным населением привел к очередной волне «голосования ногами». Согласно докладу министерства государственной безопасности, направленному в Политбюро ЦК СЕПГ, к августу 1989 г. жителями ГДР было подано 120 тыс. заявлений о выезде на Запад. Там же указывалось, что их главными причинами являются «недостаточное понимание сложности социалистического строительства», «личные неурядицы, усугубленные результатами анализа условий собственной жизни в сравнении с жизнью в ФРГ и Западном Берлине». Власть упорно не хотела признавать собственной ответственности за происходящее, считая, что ей удастся «пересидеть» и этот кризис.
Сворачивание «железного занавеса» в Центре Европы стимулировало несанкционированную эмиграцию жителей ГДР. Первоначально ее основной поток шел через австро-венгерскую границу, открытую летом 1989 г., затем через посольства ФРГ в Варшаве и Праге. Чтобы остановить массовый исход населения из страны (до начала ноября ГДР покинуло 225 тыс. человек) власти закрыли границу с Польшей и Чехословакией. Значительно меньшим было число тех, кто выражал готовность к политическому противостоянию внутри страны. Вокруг вышедших из подполья диссидентских групп стали формироваться гражданские инициативы, которые требовали соблюдения прав человека, восстановления реальной многопартийности и проведения свободных выборов. Чтобы определить перспективы развития страны, предлагалось по польскому образцу созвать «круглый стол» власти и оппозиции.