Александр Ватлин - Германия в ХХ веке
Настроения западногерманского общества в этот период показывали, что оно выработало иммунитет по отношению к «скандальной» политической коньюнктуре. В гораздо большей степени на него оказывали влияние глобальные тенденции постиндустриальной эпохи – переход от производства товаров к производству информации, смена традиционных экономических элит «научной бюрократией» (Д.Белл). Социологические службы ФРГ отмечали неуклонное сокращение индустриального рабочего класса и рост числа служащих, прежде всего в сфере услуг, где трудилось более половины всех работающих по найму. Кризис традиционных отраслей экономики вел к тому, что рабочие места «на всю жизнь» становились почти недостижимой роскошью. Ритм производственной жизни человека приобретал пульсирующий характер, периоды трудовой деятельности в рамках социальных или предпринимательских проектов со средним сроком от трех до пяти лет сменялись обращением на биржу труда. В стремлении избежать стрессов профессиональной деятельности молодежь предпочитала «учиться, учиться, и учиться». С 1980 по 1988 г. число студентов в ФРГ вновь выросло в полтора раза, однако огромные затраты в рамках реформы образования оказались не слишком эффективными. В отличие от первых послевоенных десятилетий высшее образование перестало быть гарантией социального успеха, все большее количество «академиков» было вынуждено забыть о карьере и работать таксистами или секретаршами.
Нивелирование в оплате труда (по крайней мере в официальном секторе экономики) привело к тому, что работа по найму перестала быть уделом социальных низов (хотя доходы «самостоятельных», т.е. лиц, выступающих в качестве хозяйственных субъектов, в среднем в два раза выше). Более чем у трети рабочих имелось собственное жилье, это больше, чем у чиновников и служащих. К концу 80-х гг. 35-часовая рабочая неделя стала нормой в тяжелой индустрии, хотя это и не решило проблему массовой безработицы. Появившееся в политическом лексиконе ФРГ понятие «новых бедных» включало в себя не только категорию бесперспективных безработных (Dauerarbeitslosen), как правило, лиц предпенсионного возраста, а также людей со средними доходами, обремененных детьми, и иностранцев «первого поколения».
В 1970 г. число «гастарбайтеров» в Западной Германии перешагнуло двухмиллионную отметку. В связи с начавшимся экономическим кризисом правительство приняло 23 ноября 1973 г. решение о запрете найма рабочей силы из государств, не являющихся членами ЕЭС. Тем не менее, к началу 80-х г. в ФРГ проживало 4,6 млн. иностранцев. Гарантированное Основным законом ФРГ право на предоставление убежища от политических преследований все более активно использовалось экономическими эмигрантами из стран «третьего мира», что привело к образованию в крупнейших западногерманских городах национальных районов, население которых сохраняло привычный уклад жизни и патриархальные традиции. Это вело к отчуждению и враждебности со стороны «коренных» жителей ФРГ, в том числе к росту праворадикальных настроений среди молодежи.
В качестве альтернативы националистической волне ведущие политологи предложили идею «конституционного патриотизма», способного стать новым центром самоидентификации западных немцев. Однако приоритет оставался за традиционными ценностями, о чем свидетельствовал «спор историков», инициированный статьей Эрнста Нольте, которая появилась в прессе 6 июня 1986 г. Не оправдывая расовый геноцид нацистов, автор требовал ввести его в исторические рамки, признав приоритет за раскулачиванием, т.е. за социальным геноцидом большевиков. «Третий рейх» выступал в качестве самого радикального ответа на «европейскую гражданскую войну», развязанную в 1917 г., а посему Гитлера хотя и нельзя оправдать, но можно понять. Оппоненты Нольте справедливо увидели в его тезисах отражение не только консервативного поворота в самой ФРГ, но и обострения конфликта двух мировых общественно-политических систем, произошедшего на рубеже 80-х гг.гг.
Внешнеполитическая часть заявления нового правительства, прозвучавшего 4 мая 1983 г., сводилась к традиционной формуле: единство Европы, сплоченность Запада и взаимопонимание с Востоком. Континуитет в этой сфере олицетворяла собой фигура Дитриха Геншера, оставшегося министром иностранных дел ФРГ, а также выполнение обязательств по «довооружению», принятых на себя еще социаллиберальной коалицией. Соответствующее решение бундестага в ноябре 1983 г. было принято против голосов СДПГ и «зеленых», выступивших за продолжение переговоров с СССР. Взаимное сближение этих партий привело к образованию ими в земле Гессен осенью 1985 г. коалиционного правительства.
Новые импульсы восточной политики ФРГ были связаны с началом перестройки в СССР. О масштабе накопленного недоверия свидетельствовал факт, вызвавший дипломатические осложнения: Коль в одном из интервью сравнил пропагандистскую изобретательность Горбачева и Геббельса. И все же Запад не мог оставаться безучастным к начавшемуся процессу реформ в Восточной Европе, и ФРГ, десятилетия находившаяся на «линии огня», занимала явно «проперестроечную» позицию. Выступая в Давосе 1 февраля 1987 г., Геншер призвал поверить в новые лозунги советского руководства: «Давайте отнесемся к Горбачеву серьезно и пройдем свою часть пути ему навстречу». Во время визита Коля в Москву в октябре 1988 г. было согласовано предоставление льготного кредита на перестройку советской экономики в размере 3 млрд. марок.
И правительство, и оппозиция избегали связывать начавшиеся перемены в СССР с возможностью решения в пользу ФРГ германского вопроса. Социалдемократы предпочитали говорить не о воссоединении, а о сближении ФРГ и ГДР в будущем, видя в нем прежде всего перспективу «преодоления национальных государств» (О. Лафонтен). Согласно опросам общественного мнения середины 80-х гг., более 80 % западных немцев считали воссоединение Германии в ХХ веке утопией. В сентябре 1987 г. состоялся официальный визит Хонекера в ФРГ, которого встречали как главу иностранного государства. О «коммунистической диктатуре» никто из многочисленных партнеров генерального секретаря ЦК СЕПГ по переговорам не решался говорить. Однако с каждым месяцем ощущение грядущих перемен охватывало не только политических лидеров, но и широкие общественные круги, свидетельством чего стал восторженный прием Горбачева во время его визита в ФРГ в июне 1989 г. Его слова о том, что берлинская «стена может исчезнуть, если исчезнут обстоятельства, ее породившие», давали западным наблюдателям почву для разработки самых невероятных сценариев.
Опросы общественного мнения, проводившиеся весной-летом 1989 г., показывали, что в Бонне назревает смена власти. Социал-демократы, обретя наконец в лице Оскара Лафонтена явного лидера, в кулуарах бундестага обсуждали возможность коалиции с «зелеными». Однако события осени того же года показали, насколько призрачными бывают долговременные расчеты в большой политике. Отказ СССР от силового удержания в своей орбите стран Восточной Европы привел к краху диктатуры СЕПГ. Стремительное сближение двух германских государств открыло шанс решения национального вопроса. Для большинства жителей ФРГ это была одновременно и пугающая, и манящая перспектива.
Глава 8 ГДР: кризис партийной диктатуры и демократическая революция
Уход Ульбрихта, несмотря на всю его предсказуемость, породил в обществе очередную волну надежд на перемены к лучшему. В кругах интеллигенции рассуждали о необходимости системных реформ, способных вырвать страну их сталинской эпохи и перевести партийную диктатуру как минимум в русло «просвещенного абсолютизма». Для подавляющего большинства восточных немцев речь шла об ином – о росте материального достатка и социальном подъеме, выходе республики из внешнеполитической изоляции по отношению к Западу и расширении германо-германских контактов. Новое руководство ГДР чувствовало эти сигналы, трансформируя их в политические решения, не затрагивавшие основ его собственной власти. Хонекер смирился с ролью младшего партнера в советской системе, расширил масштабы социальнополитического компромисса с собственным населением, поддержал курс на разрядку международных отношений. В целом вторую половину истории ГДР можно было бы свести к формуле «жажда стабильности и страх перемен».
VIII съезд СЕПГ (15-19 июня 1971 г.), несколько раз откладывавшийся из-за назревавших кадровых перемен, проходил уже в рамках новой системы координат. Главный лозунг предыдущих лет: «перегнать ФРГ, не догоняя», давно уже ставший объектом насмешек по обе стороны берлинской стены, был отправлен в политическое небытие вместе со своим творцом. После смерти Ульбрихта его имя было вычеркнуто из истории ГДР, два ее первых десятилетия сводились к арифметике партийных съездов и пятилеток. Идеологические новации, прозвучавшие в докладе нового партийного лидера, подчеркивали уже не особенности «немецкого пути к социализму», а прочность интеграции страны в социалистический лагерь. В нем критиковались технократические тенденции, бюрократическое невнимание к нуждам «маленького человека». Применительно к внешнеполитическим задачам также доминировала марксистско-ленинская лексика: противостояние социалистической ГДР западногерманскому империализму символизировал выход классовой борьбы на уровень межгосударственных отношений. Более конкретно выглядела задача достижения «единства экономической и социальной политики», решение которой позволило бы гражданам республики почувствовать реальные преимущества нового общественного устройства. На VIII съезде была принята масштабная программа строительства жилья, рассчитанная на период до 1990 г. Поворот большой политики к нуждам и чаяниям реальных людей стал признаком отказа власти от идеи создания нового человека, на которой держалась вера в безграничные возможности социализма.
