Ромена Августова - В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития
К чему такой жесткий реализм? Что ребенок должен понять и какой должна быть его реакция? Маленький ребенок не желает никаких диссонансов, тревог и неприятностей, никакого зла в окружающем мире – в особенности это относится к детям с синдромом Дауна. Мир должен быть спокойным, светлым и гармоничным, а главное – справедливым. Возраст, когда ребенок обнаруживает интерес и стремление к острым ощущениям, еще не наступил. Разбойники, людоеды, охотники – это потом, гораздо позже. Но и тогда ребенок со многим не соглашается.
Я читаю: И жили там плохие люди-разбойники…
Ваня-рыжик: Не плохие, не разбойники.
Я: Прогнал петушок злую лису…
Ваня: Не прогнал. Осталась жить в доме.
Я: А зайчик где будет жить?
Ваня: Тоже в доме.
Я: Идет охотник по лесу, несет ружье, говорит: «Вот мое ружье, я буду стрелять».
Ваня: Не будет.
Я: А зачем же ему тогда ружье?
Ваня: Я отберу. И не будет стрелять.
Лису петух не прогнал, хозяин собаку не обидел, разбойники никому ничего плохого не сделали, не стреляли, не ругали, не украли…
Об адаптировании мною детских книг я достаточно подробно писала в книге «Говори! Ты это можешь». Речь в ней шла о детях постарше, и если мы адаптируем сказки, которые читаем ребенку трех, четырех, пяти лет, то тем более это нужно делать, занимаясь с двухлетним малышом. И в этом случае самой лучшей формой такого адаптирования является пересказ.
Сказку мы читаем или пересказываем ребенку не один раз. И в то время, как книжный текст всякий раз остается неизменным, пересказ – всегда новая вариация, дающая возможность подробной, с разных сторон проработки, а бытовой разговорный язык доступнее, понятнее, непринужденней литературного. В нужном месте мы можем сделать выразительную паузу, привлечь внимание ребенка восклицаниями либо вопросом, обращенным к герою книги. Мы выбираем понятную ребенку лексику, последовательно вводим в его словарь что-то новое, короче – приспосабливаем текст к требованиям момента и, конечно, к возможностям конкретного ученика.
Пересказ позволяет задержаться на том, что при чтении может оказаться не совсем понятным. Кое-что опускаем, кое-что дополняем, о чем-то говорим вскользь, что-то, наоборот, поясняем и комментируем.
Очень часто я слышу от родителей совсем маленьких детей с синдромом Дауна уверенное: «Он все понимает», – идет ли речь о понимании им книжек, которые ему читают, о выполнении ребенком каких-либо просьб или еще о чем-нибудь подобном. В родителях говорит внутреннее, порой даже не сознаваемое ими несогласие с тем, что их малыш может не понимать самых простых, казалось бы, вещей. Однако до тех пор, пока ребенок не начнет говорить и отвечать на наши вопросы, трудно со всей определенностью уяснить, что ему понятно, а что непонятно. Ведь, если вдуматься, даже в самой нехитрой сказочке вроде «Трех медведей» есть моменты, в которых наш ученик не в состоянии толком разобраться. Почему Маша пересаживается со стула на стул и ест кашу то из одной, то из другой миски? Какая разница, ест – и все. Представления о соответствии и несоответствии размеров двухлетний ребенок с синдромом Дауна еще не имеет, и если мы читаем сказку целиком, то для себя должны отметить – не все то, что кажется нам само собой разумеющимся, так уж просто на самом деле.
Однако изнурять малыша излишними разъяснениями, недоступной его разумению логичностью, загромождая повествование обстоятельными рассуждениями и отвлекая его внимание от сюжета, бесполезно: он их не воспримет. Нужно иметь верное ощущение того, что следует опустить, а что дополнить. Пусть и не совсем понятное маленькому дауненку пересаживание со стула на стул и перебирание тарелок и ложек в «Трех медведях» в общем-то ничему особенно не мешает, наоборот, делает этот эпизод более динамичным и забавным. Жаль только, что за последнее время я ни разу не встречала книжку, в которой было бы последовательно и наглядно проиллюстрировано, как неудобно Маше сидеть на стуле мишки-папы, как она буквально потерялась на этом стуле, до стола не может дотянуться. Как с трудом взбирается на стул мамы-медведицы и как удобно устроилась на стульчике медвежонка. А ведь это очень нужные подробности. Всем известно, что увидеть лучше, чем услышать, в особенности если речь идет о совсем маленьком слушателе. И поэтому, если вы умеете рисовать, можете смело дорисовать в книжке то, чего, по вашему мнению, не хватает.
Мы не должны забывать о том, что ребенку трудно следить за чересчур связным, литературным изложением. К тому, чтобы воспринять информацию в полном объеме, он не готов: он не успевает осмыслить даже то, что ему более или менее знакомо, и целые фрагменты повествования до него не доходят, соответственно теряется и общий смысл. В работе над книгой я стремлюсь к тому, чтобы как можно раньше формировать у малыша цельность восприятия, способность проследить за развитием сюжета, как ни парадоксально это звучит, если речь идет о совсем маленьком ребенке с синдромом Дауна. В нехитрой сказочке, которую вы читаете либо пересказываете своими словами, должны присутствовать завязка, кульминация, развязка – пусть даже на самом элементарном уровне. «Красная Шапочка», «Волк и семеро козлят», «Гуси-лебеди» – мы уже обращались к их сюжетам, когда маленький ребенок при помощи «языка пальцев» пересказывал наиболее волнующие эпизоды, связывая эти действия с непосредственным употреблением своих первых слов.
Ставя перед собой задачу с самого начала приучить ребенка к тому, чтобы он был в состоянии следить за непрерывностью сюжетной линии, я не случайно начинаю работу именно с этих сказок. Действие их развивается стремительно, напряжение не ослабевает, и ребенок неотрывно следит за ним – от завязки к развязке. Все то, что это действие задерживает, мы временно опускаем. Это и не вполне понятные маленькому дауненку диалог Красной Шапочки и волка по поводу ушей, глаз и длинных рук, и переговоры девочки, догоняющей гусей, с речкой, печкой, яблоней: девочка не будет, отказываясь от угощения, подробно рассказывать о том, какие у ее батюшки яблочки, сливочки да пирожки. Весь этот, выражаясь современным языком, «бартер» уводит в сторону внимание двух-, трехлетнего ученика, да и вообще лишен для него смысла. Почему вместо того, чтобы мчаться за гусями, девочка должна есть какие-то яблоки? Ребенок захвачен темпом преследования, какие тут могут быть переговоры? Мы либо вообще пропустим этот эпизод, либо просто скажем: «Съешь пирожок!» – «Спасибо, не могу! Некогда! Гусей догоняю, они братца украли!» – «Беги быстрее, девочка, догоняй гусей!» Вот и избушка Бабы-яги, хватай братца, уноси его поскорее.
На обратном пути брат и сестра, убегающие домой, вполне могут прятаться то в печке, то под яблонькой. Это не только не снимает напряжения, но и усиливает его: гуси-лебеди ищут испуганных детей, мечутся над головами – вдруг найдут! Прячьтесь, дети! Действие не прерывается, уровень эмоций не снижается. Ну вот, улетели лебеди, можно перевести дух, благополучно вернуться к папе и маме. Кстати говоря, иллюстрацию, в самом начале изображающую папу и маму, при первом чтении можно опустить. Появившись на первой странице, папа и мама возникают вновь лишь в самом конце сказки. Ребенок успевает о них забыть, они выпадают для него из контекста. И если спросить у него, где же мама детей, оказавшихся в избушке на курьих ножках, то он запросто может указать на свою маму, а то и на Бабу-ягу. Наказ хорошенько следить за братцем тоже не совсем понятен. И потому, для того чтобы захватить внимание стремительностью событий, лучше начать с главного – похищения братца. Лишь тогда, когда основная сюжетная линия будет достаточно хорошо проработана, пережита и усвоена, вполне можно читать сказку с самого начала, включая в текст опущенные подробности. Вступительный эпизод будет прочно связываться с последующими событиями, ребенку становится ясно, что это за гуси-лебеди и каких от них можно ждать неприятностей, предостережение родителей это уже не пустой звук: одно вытекает из другого, и все становится на свои места.
Рассказывая сказку «Волк и семеро козлят», мама маленького мальчика полностью воспроизводит текст песни, которую волк, притворившийся козой, поет под дверью. Напомню:
Козлятушки-ребятушки,Отопритеся, отворитеся.Ваша мать пришла, молочка принесла.Течет молочко по вымечку,С вымечка по копытечку,С копытечка во сыру землю.
Ребенок выслушивает эту арию от начала до конца, завороженный ее ритмичностью и певучестью. Это очень хорошо. Но что он в ней понял?
Деревенские дети с самого раннего возраста жили в тесном общении с домашними животными и поэтому хорошо были осведомлены о том, что это за вымечко, что за копытечко, и легко могли представить себе, как молоко утекает в землю. Что может знать обо всем этом современный трехлетний ребенок с синдромом Дауна? Ему обязательно надо видеть то, о чем ему рассказывают. Абстрактных представлений для него не существует. Конечно, большой беды не будет, если малыш услышит от вас то, что когда-то, лет по крайней мере сто с лишним назад, спела своему внуку талантливая деревенская бабушка и что дошло до наших дней, сохранив всю свою прелесть. Я хочу только сказать: всему свое время. Кое-чем придется пока что жертвовать во имя того самого светлого будущего, когда ребенок в сказке, которую от начала до конца прочтет сам, поймет как смысл каждого слова, так и содержание в целом. Будем на это надеяться.
