Алексей Никитченков - Вопросы истории методики преподавания фольклора в российской начальной школе
Два братца в воду глядятся, век не сойдутся (загадка; отгадка – берега).
Стоит дуб: одна половина сырая, другая – сухая (отгадка – год).
Стоит дуб; одна половина сырая, другая – суха, маковка, золотая (отгадка – год)[31].
Шел из Дьяконова, из гостей. «Ой, с богом!» Ну, с богом. Очутился на березе. Кто его занес, как залез. Он и не помнит. А шел он в Панино (быличка)[32].
Хронотопичны образы пути, древа, реки, года, колеса и др. Структура пространства задается следующими оппозициями: верх – низ, небо – земля, земля – преисподняя, правый – левый, юг – север, восток – запад, суша, – море, дом – не дом и др. Структура времени: весна (лето) – осень (зима); день – ночь. Оппозиции маркируют пространство и время, расслаивая его на положительное и отрицательное, а перечисленные выше знаки-образы выступают в роли медиаторов, соединяющих оппозиционные точки времени и пространства. Мифопоэтической модели мира свойственно представление о сакральном центре, который выражается в образах дома, храма, древа и др. Он положительно маркирован, заполнен предметами, определяющими его статус, максимально «обжит». Сакральному центру противопоставлен хаос. Либо это хаос до начала сотворения мира, либо неосвоенная периферия пространства (лес, море, «чужедальняя сторонушка») или остатки хаотического начала внутри самого космоса (дупло, овраг, баня).
Человек в мифологическом мире существует прежде всего как элемент родового древа, ведущего свое начало от божественных предков, наиболее близки которым шаманы, вожди. Цель существования – продление рода и сохранение коллективного сознания, прекращение же рода осмысливалось как распад вселенной. Женщина ассоциировалась с землей (рождающим началом), с нижним ярусом вертикальной структуры пространства, мужчина – с небом, началом оплодотворяющим, верхом пространственной вертикали.
Синкретическое видение мира приводило к тому, что восприятие природы накладывалось на восприятие человека, цикличность времени и цикличность человеческой жизни соответствовали схеме: рождение – смерть – возрождение. Новорожденный считался опасным, пришедшим извне, к нему нельзя прикасаться, пока над ним не совершат различные очищающие обряды. Юноша или девушка в период инициации символически умирали для коллектива, нередко их уводили за пределы поселения, где совершались посвятительные обряды. Возвращались они заново рожденными, чтобы иметь в коллективной жизни новый статус. Соответственно большое значение в мифопоэтической модели мира имеют социальные структуры, выражающиеся отношениями: свой – чужой, мужской – женский, старший – младший, главный – неглавный, предки – потомки и т. п. Не менее важны числовые параметры: чет – нечет, большой – маленький; цветовые характеристики: светлый – темный, белый – черный, красный – черный; характеристики стихий: солнце – луна, огонь – влага, земля – вода, и др.
Этические характеристики мифологической модели мира определяют сферы хорошего – плохого, должного – недолжного, дозволенного – запрещенного. Они задают правила ориентации и поведения в мире. Мифопоэтическая модель мира предполагает описание и причинных параметров Вселенной, учитывающих «установление общих схем, определяющих все, что есть в космологизированной Вселенной, и все, что в ней становится, возникает, изменяется»[33].
Структура мифопоэтической модели мира описывается универсальным набором знаковых оппозиций. Конечно, «в таком облике он извлечен из мифологии и фольклора разных традиций и сформулирован… исследователями, а не носителями», но остается достоверным именно в силу того, что получен из текстов, поэтому можно говорить также, что «это терминология традиции, терминология носителей, а не только исследователей»[34]. Мифопоэтическая модель мира нашла свое отражение в различных фольклорных жанрах, она заметна и на поверхностном уровне, проявляясь в различных деталях образного мира устно-поэтических текстов, и на «глубинном» уровне, определяя инвариантную структуру народных обрядов, произведений различных фольклорных жанров[35]. При всем многообразии традиционного фольклора, устной форме передачи поверхностная вариативность и внешняя изменчивость устно-поэтического творчества не мешали ему сохранять на протяжении длительного времени мифологические представления о мире, которые передавались из поколения в поколение и усваивались с комплексом текстов традиции, к которой приобщался ребенок. Перечисленная выше сетка формальных отношений, усваиваемая ее носителями путем освоения системы текстов, эксплицирующих мифопоэтическую модель мира, начинала, в свою очередь, влиять на интерпретацию знаков, на порождение новых текстов, что и обеспечивало устойчивость традиции.
Очень схожим способом идет усвоение детского фольклора современными детьми. Приобщение к возрастной традиции происходит за счет постепенного усвоения комплекса текстов. Коллективное многократное воспроизведение этих текстов способствует усвоению логики жанра, а вариативность исполнения не мешает сохранению инвариантной структуры, в том числе и мифопоэтических комплексов.
Таким образом, в фольклоре нашли свое отражение мифологическая память народа и мифологическое мышление. При интерпретации фольклорного произведения обнаруживаются законы мифологической логики, фрагменты мифологической модели мира, нашедшие свою реализацию в архетипических образах устно-поэтических произведений. Поэтому вопрос о связи фольклора и мифологии не является для методики чтения праздным: он определяет отбор текстов для чтения и способы их осмысления младшими школьниками:
• фольклорные и мифологические тексты преподносятся младшим школьникам как занимательное чтение, трактуются как наивный вымысел древних (нередко в этом случае педагог и сам так воспринимает мифологию);
• фольклорно-мифологические материалы преподносятся школьникам в сокращенном и адаптированном виде, используются для воспитательных бесед, идеологической пропаганды, в процессе обсуждения прочитанного часто приписываются смыслы, не свойственные этим текстам;
• мифологические тексты и архаический фольклор считаются слишком сложным для чтения и анализа материалом, поэтому исключаются из круга чтения младшего школьника;
• фольклорно-мифологические материалы считаются пригодными для литературного образования и развития младших школьников, для организации целенаправленного их анализа и интерпретации, используются для наблюдения детей над истоками словесной культуры, для выявления представлений древних об окружающем их мире; при этом нередко педагогами учитывается близость мышления древних и детского мировосприятия, которая сможет спровоцировать читательский и исследовательский интерес учащихся.
Способ интерпретации фольклорных и мифологических текстов, когда структура мифологического мира известна заранее, является дедуктивным: от фактов (структурных компонентов модели мира) – к конкретным примерам. Ему противопоставлен индуктивный подход, когда факты формулируются на основе длительных наблюдений над текстовым материалом. Одни авторы учебников для начальной школы считают первый подход репродуктивным, не стимулирующим развитие читательской деятельности младшего школьника, другие рассматривают второй подход как не соответствующий возрастным возможностям младшего школьника.
Русский фольклор и христианская культура
В течение IX–X вв. Древняя Русь из непрочного племенного союза превращается в единое государство. Очаги христианской культуры были в языческой Киевской Руси и до 988 г., а после официального принятия христианства в народе продолжали сохраняться архаические обычаи и верования. Приобщение неграмотных или малограмотных слоев населения к христианской культуре происходило прежде всего путем их непосредственного участия в церковной жизни. Народная педагогика не сводится только к освоению фольклора, а его жанры отнюдь не являются единственным средством воспитания и развития подрастающего поколения.
В жизни русского крестьянина вопросы веры занимали доминирующее положение, что подтверждается многочисленными этнографическими данными: «Здоровые основы разных сторон крестьянской жизни были неразрывно связаны с верой. Православие было и самой сутью мировосприятия крестьянина, и образом его жизни… Нравственные понятия и соответствующие нормы поведения прививались в семье детям с малых лет. Это была вполне осознанная задача народной педагогики»[36]. Православная культура являлась центральной составляющей жизни русского крестьянина, неминуемо отражалась в произведениях устного народного творчества в процессе исторического развития фольклорного искусства. Данное положение подтверждается исследованиями фольклористов: «Субстрат, связанный с ассимиляцией христианства… всегда занимал важное место в фольклоре как на сюжетном уровне, так и в оформлении отдельных образов и стилевых приемов… длительное время подобные взаимосвязи сознательно не замечались или отводились в разряд второстепенных»[37]. Вместе с тем участие в аграрных, семейно-бытовых и окказиональных обрядах народной внецерковной жизни, исполнение и слушание устно-поэтических произведений часто способствовали сохранению и передаче последующим поколениям суеверных представлений, имеющих языческие корни и мифопоэтическую природу. Так же как и христианская культура, мифология говорит о вечности, но в последнем случае целостная и гармоничная картина мира с верой в единое благое начало не складывается: «в основании мифа лежит трещина» как итог «отпадения от Единого Благого» и «трагического одиночества перед лицом исчезнувшего Бога, превратившегося в безличное «Оно» или непознаваемое «Они» – силы, духи, боги»[38]. Суеверные представления, передаваемые из поколения в поколение, также являлись частью народной педагогики, они сдерживали возможность более полного и многогранного освоения человеком христианской культуры. Существенную роль в этом процессе играла и неграмотность.
