Юные безбожники против пионеров - Валерий Анатольевич Шевченко
Но отделам народного образования не удавалось даже наладить работу инспекторов-антирелигиозников. Предприняли попытку усилить роль инспектуры, которую не удалось развить в предыдущий период. 10 апреля 1931 г. Наркомпрос за подписью заместителя наркома М.С. Эпштейна направил на места директивное письмо «Об инспектуре по антирелигиозной работе». В нем говорилось: «Наркомпрос РСФСР имеет сведения, что в ряде областей и краев упразднены штатные должности антирелигиозных работников. Об этом сигнализирует ЦС СВБ. Считая подобное явление в корне недопустимым и противоречащим неоднократным указаниям директивных органов и Наркомпроса, предлагаю немедленно восстановить эту должность во всех край- и облоно; там же, где она все еще не введена, ввести. Об исполнении не позднее 1 мая сообщить в Наркомпрос»[651].
Директива Наркомпроса возымела некоторое действие. Например, с весны 1931 г. в аппарате Средневолжского крайоно была введена антирелигиозная инспектура. Помимо этого в 1932 г. всем гороно и районо края предложено возложить на одного из имеющихся инспекторов или инструкторов обязанность руководить антирелигиозным воспитанием в школе соответственно города или района. Наметили несколько показательных школ по антирелигиозному воспитанию. В Самаре создали и общественную инспектуру из учителей-антирелигиозников[652].
Но ввести должность инспектора-антирелигиозника в штат облоно не означало обеспечить все условия его работы. К тому же, не везде существовали штатные возможности. Помимо имевшегося инспектора-антирелигиозника по политпросветработе, требовался еще и инспектор-антирелигиозник по соцвосу, как в Средневолжском крае. В облоно ЦЧО инспектора-антирелигиозника загрузили другими обязанностями настолько, что у него не оставалось времени на выполнение прямых обязанностей[653]. В информационной сводке ЦС СВБ 1931 г. указано: инспектор районо Устюга Гусев заметил, что антирелигиозным воспитанием в школе заниматься некогда – «не успеваем производственные планы составлять»[654]. Инспектор Мордовской области ссылался на то, что нет директив, руководящих указаний[655]. В Бурято-Монгольской ССР инспектор не смог сообщить делегату на конференцию педагогов-безбожников, проходившую 15–21 августа 1930 г. в Москве, сведений о состоянии антирелигиозной работы по национальным школам, так как он, инспектор, «еще не приступал к этой работе, потому что использовался на другой работе»[656].
За выполнением директивы Наркомпроса зорко следил СВБ, выражая неудовлетворенность состоянием дела. Об этом можно судить по резолюции исполнительного бюро ЦС СВБ от 8 декабря 1931 г. В ней говорилось: «Отмечая факты ликвидации должности инспекторов-антирелигиозников в ряде органов народного образования, Исполбюро считает эти факты недопустимыми и предлагает ЦС обратиться в Наркомпрос с протестом против нарушения известного постановления СНК [имеется в виду постановление СНК РСФСР от 12 апреля 1929 г. – В.Ш.] и с предложением реализовать это постановление полностью»[657]. Однако, несмотря на протесты СВБ и директивы Наркомпроса, отделы народного образования продолжали снимать с атеистической работы инспекторов. В Ленинграде в 1932 г. в отделах народного образования из восьми инспекторов осталось трое[658]. Инспекторов «перебрасывали» на более важные с точки зрения руководства участки работы, тем более что средств на антирелигиозную работу им, как правило, не выделялось.
Загруженные разнообразной учебно-общественной нагрузкой, большинство школ вспоминало об антирелигиозной работе в период проведения антирождественской и антипасхальной кампаний. «Вообще-то школы остаются только безрелигиозными: особой работы как с учениками, так и с родителями в них не ведется» (Ярки Индерского района Новосибирского округа)[659]. Аналогичное положение складывалось в школах Хакасии: «В школах антирелигиозная работа ведется почти исключительно кампанейским путем. Систематической работы по антирелигиозному воспитанию нет. В истекшем году [1929 г. – В.Ш.] проводились только антирождественская и антипасхальная кампании, в редких школах проводилась антирелигиозная работа и в более мелкие праздники (Никола в Усть-Еси и Усть-Таштыни)»[660]. Такое положение сохранялось и в 1930–1932 гг.
Поэтому в 1930–1931 годах органами народного образования издан ряд методических писем, посвященных проведению антирелигиозных кампаний. В 1930 г. методические письма по подготовке и проведению антирождественской кампании издали МОНО и Нижневолжский краевой отдел народного образования (Саратов)[661]. Школьный сектор Наркомпроса в 1931 г. выпустил методическое письмо «Художественное оформление антирождественской кампании»[662]. Средневолжским краевым отделом народного образования в 1931 г. ко всем антирелигиозным кампаниям (антиуразинской, антирождественской, антикурбанской, антипасхальной) даны инструктивно-методические письма[663]. Но часто такие письма застревали в аппаратах гороно и роно и не доводились до школ[664].
2 февраля 1930 г. Папа Римский Пий XI выпустил послание, в котором призвал всех христиан объединиться «в крестном походе молитв» за Россию. Этот «крестный поход молитв» был воспринят в СССР как прямая угроза Запада начать «крестовый поход» против социалистического государства. Была поднята очередная кампания, на этот раз против «угроз Папы Римского» начать чуть ли не военный поход против СССР. По стране организованы массовые митинги, в них активное участие приняли юные безбожники[665], которым школа уже не могла разъяснить отличие крестного хода от «похода крестового». Характерна выдержка из ученического сочинения на заданную тему о «крестовом походе»: «Читать, я не читала ничего о римском папе, – писала школьница, – а слыхать слыхала, что папа римский идет на нас крестовым походом. Он хотел собрать всех жителей молиться за СССР, но это ему не удалось, потому что народу собралось очень мало, меньше того, что собиралось раньше на какие-нибудь праздники»[666].
Участники же акций протеста требовали усилить антирелигиозную борьбу, собирали подписи за закрытие церквей и молитвенных зданий. Истерия вокруг послания Папы Римского продолжалась больше года. На страницах партийной, педагогической, атеистической печати появлялись карикатуры, изображающие Папу Римского в качестве главной военной угрозы для СССР[667].
Успех антирелигиозного воспитания в школе зависел от многих факторов. Прежде всего, он зависел от активности и желания педагогов проводить эту работу. Педагогические коллективы некоторых школ Москвы выделили уполномоченных по антирелигиозной работе. Им в помощь привлекались обычно обществовед и биолог[668]. В школе № 3 Дзержинского района Москвы антирелигиозную работу направляла бригада из трех педагогов. Один работал с первой ступенью, другой – со второй ступенью, третий связывался с колхозами «Победа» и «Сознательность» в Подмосковье[669].
Непросто было учителям вести антирелигиозную работу в исламских районах. Например, в Псекупском районе Адыгейской АО праздник Курбан-байрама срывал занятия в школах[670]. Некоторые школьники отказывались заниматься по учебникам с антирелигиозным материалом[671]. Многим учителям, которые пытались говорить об атеизме в национальных школах, из-за враждебного к ним отношения учащихся и родителей приходилось уходить из школы[672].
Среди педагогов по-прежнему сохранялось убеждение, что «безрелигиозному» ребенку говорить о религии ничего не надо. Учитель Тифлисской опытно-показательной школы (Грузия) записал в рабочей программе: «Об антирелигиозном воспитании я ничего не
