Читай не хочу. Что мешает ребенку полюбить книги - Римма Вадимовна Раппопорт
Лера, 16 лет, Москва
Уроки литературы, разумеется, породили массу недобрых мемов, особенно среди школьников популярен мем про «синие занавески» (иногда голубые) – он обычно идет в связке с другим, так называемым синдромом поиска глубинного смысла. Если вбить оба мема в поисковую строку, можно встретить много раздраженных шуток. Но не стоит думать, что любой анализ сводится к великой роли занавесок в литературе. Если он не держится на штампах школьного литературоведения, не служит бессмысленному и теперь уже тоже «мемному» вопросу «Что хотел сказать автор?», а основывается на здоровом литературоведении, то такого отторжения у детей не вызывает. Конечно, недостаточно сверху вниз спустить ученикам разборы Лотмана и Эйхенбаума. Анализ текста – процесс, в котором на уроке литературы участвуют и ученики, и учитель. Это совместный поиск, ведь окончательного разбора не бывает, открытия могут подстерегать словесника и спустя тридцать лет преподавания одного и того же произведения.
Условия поиска на уроке задает учитель: выбирает формы обсуждения, предлагает дополнительные тексты (например, фрагменты статей того же Лотмана), творческие задания. Тот анализ, который школьниками высмеивается, обычно поиска не предполагает. Глубокая интеллектуальная работа, ведущая к формированию собственного мнения, подменяется воспроизведением одних и тех же приемов: запишите, законспектируйте, повторите, перескажите.
Помню, в каком благоговении я ходила несколько дней после прочтения «Евгения Онегина» – к счастью, раньше школьной программы. С нетерпением ждала его в школе с мыслью: «Ну такое-то никто не сможет обсуждать однозначно!» Стандартный набор тем для сочинений, которые мы к тому же не могли выбрать, был таким разочарованием. Мне поставили четверку за то, что отошла от темы и сделала не пересказ, а анализ, хотя говорилось «пишите то, что думаете». Иногда прочитаешь новое произведение, и так не хочется изучать его в школе, потому что знаешь, что эмоции и восприятие будут испорчены навсегда.
Лена, 16 лет, Подольск
Уроки литературы могут научить детей тому, что заветное собственное мнение – это не беспочвенное оценочное суждение, а результат мыслительных усилий, анализа. В интернете под каждой второй публикацией можно найти оскорбления. Нередко на призывы к корректности авторы оскорбительных комментариев отвечают, что всего лишь высказывают свое мнение. Это результат в том числе плохого литературного образования, вечной подмены анализа готовыми аксиомами.
Значительная часть программных произведений не вызывает у школьников удовольствия при чтении. Тем не менее я не раз замечала, что совместный анализ в классе – только настоящий, когда учитель и ученики вместе ищут и совершают небольшие открытия, – доставляет радость обеим сторонам. Анализ текста как путь к его пониманию помогает школьнику увидеть, что классика, на первый взгляд не имеющая к нему никакого отношения, про него и для него. И чтением классики можно наслаждаться. Хотя, безусловно, это касается не всех книг, попавших в сакральный список. Некоторые действительно безнадежны.
Перед учителем стоит задача приблизить произведение к детям, помочь им рассмотреть текст и увидеть в нем себя. Если ученики, разбирая на уроке классическое произведение, восклицают: «Жиза!» – значит, на этот раз учителю удалось самое главное. Вероятность того, что вслед за пониманием активизируются центры удовольствия, повышается.
Если литература должна быть про меня, то и для меня. А это для кого? На уроке учитель восхищается языком, стилем. А теперь честно, если у писателя стиль хромает, но сюжет залихватский, я такому автору прощаю все.
Владислав, 13 лет, г. Жуковский, Московская область
Плохие учебники
Мне сложно представить хороший урок литературы, который построен исключительно на учебнике. Всплывает только печальный образ: дети, зачитывающие вслух исполненные пафоса фрагменты из биографии очередного «неживого» писателя.
Я считаю, что информация про то, где родился, на ком женился и как умер автор, может, и важна, но не влияет на изучение произведения и скучна. А если бы в учебниках показали, как место, где автор родился, повлияло на него, как его возлюбленные влияли на творчество и к произведениям каких авторов он обращался, какие чувства и эмоции испытывал… Нужна не просто биография, но то, как она отражается на творчестве писателя или поэта. Хочется рассматривать его внутренний мир, размышлять и анализировать. Но опять эти «рамки» урока, где дается только сухая информация. В результате произведение не цепляет.
Марина, 13 лет, Новая Ляля
Учебники, чаще всего используемые в российских школах, к литературе и формированию компетентного читателя отношения, как правило, не имеют. Есть, конечно, и хорошие учебные программы, но в массе своей страна учится не по ним. Приведу характерный пример, поразивший меня еще в первый год работы.
Один из самых популярных учебников литературы предлагает в восьмом классе изучить рассказ Виктора Астафьева «Фотография, на которой меня нет» о заболевшем и не попавшем на классный снимок мальчике и навестившем его учителе. Повествование ведется от лица повзрослевшего героя, он вспоминает историю, стоящую за той фотографией, и своего заботливого учителя – получается немножко нравоучительный рассказ о гордом звании педагога: «А я таким вот и помню деревенского учителя – с чуть виноватой улыбкой, вежливого, застенчивого, но всегда готового броситься вперед и оборонить своих учеников, помочь им в беде, облегчить и улучшить людскую жизнь». Хоть сейчас приводи на ЕГЭ или в итоговом сочинении в качестве аргумента.
Только вот рассказ в учебнике дан не полностью. Потому неясной кажется его концовка: «Деревенская фотография – своеобычная летопись нашего народа, настенная его история, а еще не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разоренного гнезда». При чем же тут разоренное гнездо? На отсутствующих страницах дети могли бы прочитать о том, что дом, ставший школой, раньше принадлежал раскулаченному деду героя. Именно история раскулачивания, честно и страшно описанная Астафьевым, делает рассказ по-настоящему ценным. Текст оказывается менее детским, а мораль – не такой очевидной: «Кирила выхватил из чурки ржавый колун, метнулся к уполномоченному. Знавший только угрюмую рабскую покорность, к сопротивлению не готовый, уполномоченный не успел даже и о кобуре вспомнить. Кирила всмятку разнес его голову, мозги и кровь выплеснулись на крыльцо, обрызгали стену. Дети закрылись руками, бабы завопили, народ начал разбегаться в разные стороны». Сцена, конечно, страшная, но ведь в седьмом классе уже прошли «Тараса Бульбу» – кого после этого удивишь разнесенной всмятку головой? А может быть, дело не в мелькнувшем в трех предложениях насилии, а в самой теме раскулачивания?
Исподтишка кастрирован сильный рассказ на важную тему. Зато в культурный код учеников войдет
