Ромена Августова - В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития
Это было огромным, очень важным достижением. Петя понял, что каждый предмет, все то, что его окружает, имеет собственное название и что от него требуется это название определить, при этом – вслух. На вопрос «Как тебя зовут?» мальчик стал уверенно отвечать: «Петя».
Удивительно, как проявляется иной раз в ребенке радость узнавания смыслового значения слова. О Васе Андрееве, мальчике с церебральным параличом, я уже писала. Все то время, что Вася с тусклым взором, никогда не улыбаясь, сидел за столом, передвигая игрушки, либо рвал на клочки газеты, бабушка и прабабушка читали ему книжки. Никакой реакции на прочитанное Вася не обнаруживал. Когда мальчик заговорил, выяснилось, что все книжки он запомнил наизусть. Как-то я принесла ему свою сказку про маленького ослика и прочитала: «Ослик подошел к речке, посмотрел на свое отражение и первый раз в жизни увидел, какие большие у него уши». Внезапно Вася залился смехом, он хохотал без остановки, и мы с бабушкой никак не могли понять, в чем дело. Наконец из груды книг, лежащих на столе, Вася вытащил одну книжку, открыл ее на нужной странице и ткнул пальцем в текст, в котором присутствовало слово «отражение». Я поняла причину Васиного восторга: он радовался тому, что неожиданно для самого себя понял, что это слово значит.
В автобиографическом рассказе «У истоков дней» И. Бунин пишет: «Мои [ребенка трех лет. – Р. А.] восприятия вдруг озарились первым ярким проблеском сознания, когда я разделился на воспринимающего и сознающего. И все окружающее меня внезапно изменилось, ожило, приобрело свой собственный лик… Я принял этот день за начало своего бытия».
Мир озарился светом – в переносном, разумеется, смысле – и для слепоглухонемой семилетней американской девочки Елены Келлер, когда учительница, подведя ее к крану с водой и подставив ладонь Елены под струю, написала на этой ладони слово «вода». С этого момента, с осознания смысла написанного на руке слова, начался для ребенка, ослепшего и оглохшего в полтора года и с тех пор пребывавшего во мраке, новый период – период феноменальных успехов в обучении. В четырнадцать лет, по-прежнему слепая и глухая, она начала учиться говорить на иностранных языках. И свободно говорила затем на немецком и французском, читала по-латыни и по-гречески, обнаружила большие математические способности и великолепный писательский дар, окончила Кембриджский университет и в нем же преподавала. Оказывается, бывает и такое. «В мире было два великих человека – Наполеон и Елена Келлер», – так отозвался об этом феноменальном явлении американский писатель Марк Твен.
С Петей мы продолжали двигаться дальше – до тех пор, пока в дело не вмешались Петины родные: им захотелось ускорить темп нашего продвижения. Вопросы посыпались на Петю градом: «Как зовут папу? А маму? А сестричку? Маму Ира зовут, Ира, понял? А сестричку Катя. Скажи: Ка-тя». Как-то раз на уроке я задала привычный вопрос: «Как тебя зовут, мальчик?» – «Машинка», – ответил мне Петя. Все пошло прахом. Петя стал называть себя «лягушкой», «Катей», «папой», лягушку – «ботинком» и т. д., словно в исправно действующей музыкальной шкатулке сломалось какое-то хрупкое колесико и очень тонкое устройство перестало работать.
Но это было не все. На обороте наших карточек рукою Петиной мамы были сделаны поправки: не «ботинка», а «ботинок», не «гулять», а «они гуляют», не просто «спит», а «дети спят». От аутичного ребенка, перед которым только-только забрезжил свет, который сделал первые шаги на пути осознанного восприятия мира, сказав свои первые осмысленные слова, требовалось одновременно с этим разобраться в спряжениях, склонениях, числах. Невыполнимая задача.
То, что для достижения хорошего результата требуются терпение, упорство, настойчивость и выдержка, понятно каждому. Однако я не один раз убеждалась в том, что теоретическое понимание этой простой истины – это одно, а практическое ее осуществление – совсем другое. Терпение воспитателя иной раз истощается слишком быстро. Меня с досадой спрашивают: «Так сколько же времени он будет с двумя карточками разбираться?» И я отвечаю: «До тех пор, пока не научится это делать».
Каждое из достижений ребенка, словно драгоценный камень, добывается тяжким трудом. Нет достижений «более значимых» и «менее значимых». Поначалу малозаметные, на первый взгляд ничтожные сдвиги – это уже успех, который не приходится игнорировать, ибо в нем содержится зародыш последующих достижений, указание на то, каким путем следовать дальше. У каждого ученика своя динамика, свой темп развития, свой уровень достижений, и оценивать их нужно по отношению к исходной точке. Мы должны объективно учитывать все факторы, обусловливающие отставание ребенка. Есть дети, об успехах которых я говорю: по сравнению с тем, что было до того, как они стали заниматься, – это много, по сравнению с тем, чего предстоит добиться, – это мало. Кое-кто из ребят, казалось бы не имеющих особых перспектив, не только догоняет, но и перегоняет тех, что начинают учиться без особых затруднений.
С какого-то момента становится ясно, кого из детей удалось вывести из аутичного состояния, а кто по-прежнему в нем пребывает. Если ребенок с синдромом Дауна начал осознавать смысл сказанных ему слов, если научился выполнять просьбы (команды) «дай» и «покажи», если вошел с нами во взаимодействие, то следующей такой командой-просьбой будет «скажи». Теперь учиться говорить ребенок будет таким же образом, как все дети с синдромом Дауна, которые у меня занимались и занимаются. Трудности предварительного обучения преодолены, и ребенок начинает набирать темп. Предсказать, на каком этапе это произойдет, сложно: как правило, такие дети приступают к занятиям поздно и в достаточно запущенном состоянии. И если удается вывести ребенка из состояния отрешенности от внешнего мира, установить с ним контакт, повести за собой и раскрыть, то всякий раз поражаешься тому, что так долго таилось под спудом, – это и внимание, и усердие, и память, и какие-нибудь особые таланты. Вася, Саркис, Аня, Женя, Юра, Андрей, Петя, Глеб – дети, занятия с которыми требуют не просто терпения, а терпения исключительного. Два с половиной месяца понадобилось Саркису для того, чтобы он научился показывать, где мама и где он сам, – после этого стало возможным дальнейшее продвижение. Он не только вполне осмысленно заговорил, он поражал меня исключительной наблюдательностью, фантазией, изобретательностью в играх. Я уже писала о том, какая фантастическая память обнаружилась у страдающего церебральным параличом Васи, который только через шесть месяцев упорнейших занятий смог произнести даже не первое слово, а первый звук.
К тому, что я писала об этом ребенке, могу добавить такой факт. Как-то, когда что-то стало получаться и Вася уже стал произносить достаточное количество слогов, я от начала до конца прочитала ему стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Стихотворение Вася внимательно выслушал, я прочитала его еще раз. На третий раз Вася, который слов еще не говорил, начал читать стихотворение вместе со мною: абсолютно точно, в нужных местах он говорил нужные слоги – те, что знал и мог произнести.
Таким образом, с двух раз, он запомнил очень непростое стихотворение, состоящее из пяти строф. И мало того, исхитрился особым способом его рассказать. Заговорил вполне осмысленно аутичный мальчик Борис, у Саркиса, помимо всего, обнаружились хорошие способности к рисованию. Задаешься вопросом, на который, вероятно, очень трудно найти ответ: почему все эти столь прекрасные качества были скрыты за непроницаемой стеной, которой ребенок отгородился от всех и вся? Почему все это не только не находило выхода, но и не обнаруживало ни малейших признаков?
Дальнейшее продвижение и обучение детей с особо сложными случаями аутизма, страдающих аутизмом в его, так сказать, классическом виде, требует отдельного разговора, невозможного в пределах этой книги. Могу сказать одно – занятий мы не бросаем и на месте не стоим. Однако, работая с такими детьми, приходится столь скрупулезно прорабатывать каждую мелочь, на каждом шагу изобретая способы справиться с проблемой, что описать это было бы очень сложно – тем более что каждый такой случай, при всей своей типичности, всегда новый и для меня бесконечно интересный именно тем, что исключает какой бы то ни было шаблон.
А. П. Чехов писал: «…терапевты, когда учат лечить, советуют индивидуализировать каждый отдельный случай. Нужно послушаться этого совета, чтобы убедиться, что средства, рекомендуемые в учебниках за самые лучшие и пригодные для шаблона, оказываются совершенно непригодными в отдельных случаях».[4] Общих рекомендаций всегда оказывается недостаточно. Только пристальное внимание, острое видение плюс горячее желание помочь ребенку обеспечат нужное направление поиска. Важно не проглядеть каких-то не заметных постороннему взгляду подсказок, которые помогут найти точку приложения сил. Искать, не оставлять усилий и не терять надежды – ничего другого не остается. Все мы знаем: дорогу осилит идущий. Даже самая маленькая победа приближает желанный результат. Я с уверенностью могу сказать, что исключения, когда поневоле теряешь веру в успех, встречаются не так уж часто. Но и здесь тоже ничего не доказано: вполне понятно, что в особо трудных случаях для прорыва требуется гораздо более длительный срок и далеко не у всех воспитателей, педагогов и родителей хватает терпения и настойчивости, чтобы его дождаться.
