Ричард Брэнсон - Достичь небес

Рывок был чудовищный, нас сорвало с мест и раскидало по капсуле. Представьте: наша скорость с 20 узлов чуть ли не мгновенно выросла до 100, то есть до 185 км/ч. На мгновение мне показалось, что шар сейчас разорвет в клочья, но затем он снова поднялся над капсулой — и все мы, и шар и капсула, целыми и невредимыми оказались внутри струйного течения.

— До нас этого никто не делал, — жизнерадостно заявил Пер. — Мы на неизведанной территории.

Настоящие проблемы начались примерно через семь часов полета. Капсула, которую мой друг Алекс Ритчи сконструировал для транстихоокеанского перелета 1991 г., несла на себе шесть баллонов с пропаном — они были подвешены снаружи и напоминали какое-то громадное ожерелье. Примерно в этот момент в первом баллоне кончился газ. Пер нажал кнопку сброса пустого баллона, и вся гондола неожиданно перекосилась. Пустой баллон действительно упал вниз, с этим было все в порядке, но за собой он утащил еще два полных баллона.

Выводы отсюда следовали неутешительные и даже просто жуткие. Мы пролетели всего около 1600 км. Теперь у нас оставалась ровно половина топлива, с которым мы стартовали, а впереди лежала самая опасная и недоступная часть Тихого океана.

— Смотри! — сказал Пер. — Мы поднимаемся.

Освободившись от веса двух полных и одного пустого баллонов, наш шар рванулся вверх.

Девять тысяч метров.

Десять тысяч метров.

— Я начинаю выпускать воздух, — сказал Пер. — Нужно спуститься.

Мы не имели никакого представления о том, насколько прочна наша капсула. Мы знали, что ее стеклянный купол способен выдерживать давление примерно до 12 800 метров высоты, — да и эта информация была скорее догадкой. Если мы поднимемся выше тринадцати тысяч, купол просто взорвется. Пер открыл клапан на верхушке шара, но мы продолжали подниматься.

— Подъем замедляется, — сказал я. — Я уверен, что он замедляется.

Альтиметр продолжал тикать: мы были в царстве неизведанного, на высоте 12 500 м. Ничто из нашего оборудования не испытывалось на таких высотах. Сломаться могло все что угодно.

На высоте 12 950 м шар выровнялся. Теперь, когда быстрая и зрелищная гибель нас миновала, следовало подумать о медленной и тоскливой гибели, по-прежнему ожидавшей нас впереди. Топлива оставалось так мало, что мы, похоже, обречены были на падение в океан. Чтобы добраться до суши раньше, чем закончится топливо, мы должны были лететь со средней скоростью свыше 270 км/ч — вдвое быстрее, чем любой монгольфьер до нас. И примерно в это время у нас прервалась радиосвязь с землей: бушевавший под нами ураган глушил сигналы. Мы остались одни.

Мы опустились обратно в струйное течение и следующие шесть часов летели высоко-высоко над вспененным бурей океаном. Я подозреваю, что ни один полярный исследователь никогда не видел такого громадного белого пространства. Облака под нами непрерывно клубились и напоминали одновременно цветную капусту и извилины мозга. Наступила ночь, и где-то внизу, освещая облака изнутри, начали сверкать молнии. Я почти не обращал на это внимания, так как был слишком занят. Я не отрываясь, боясь даже моргнуть, следил за показаниями альтиметра и время от времени подкручивал горелки, чтобы удерживать аэростат в самой быстрой части потока.

Это может показаться настоящим чудом, но у нас получалось! Мы с Пером неслись в направлении Америки со скоростью свыше 320 км/ч! Ни один аэростат не передвигался с такой скоростью. Струйное течение, чуть не погубившее нас в момент первой встречи, теперь спасало нам жизнь.

Пока утомленный Пер ненадолго задремал, я продолжал дежурить у альтиметра. Нервы были натянуты как струны, пока я старался уловить малейшие признаки раскачивания или вибрации. Диаметр внутренней части потока, где скорость ветра была максимальной, составлял всего около 1200 м. Было ясно, что, если мы сумеем удержаться в сердцевине потока, нам, возможно, удастся пересечь океан и остаться в живых. Если я не услежу и аэростат выйдет за пределы центральной зоны, мы замедлимся и наверняка погибнем. Любое непонятное движение могло означать, что шар и капсула оказались в разных слоях потока.

Внутренность капсулы осветилась очень красивым и ярким бело-оранжевым светом. Я поднял глаза и увидел, как пламя горящего пропана попадает с горелок на оболочку! Я представил, что, если оно достигнет заледеневшего купола, тот наверняка разлетится в клочья.

Пер, проснувшись от моего крика, быстро поднял нас на высоту, где кислорода становится слишком мало и где пламя должно было погаснуть само по себе — примерно на 13 100 м, — и мы оба опять уставились, молясь про себя, на стеклянный купол над нашими головами.

Купол держался.

Мы опустились обратно в струйное течение. Неожиданно, после восьми часов молчания, вновь заговорило радио.

— Слава Богу, что мы вас поймали, — сказал Боб Райс, наш старший метеоролог. — Я проложил для вас маршрут. Вы должны изменить курс. Прямо сейчас.

— Неужели?

— Спускайтесь немедленно, — сказал он. — Ваше струйное течение поворачивает.

Облегчение, испытанное нами при звуках голоса Боба, сменилось шоком от его новостей. Наше струйное течение действительно начало поворачивать — еще несколько минут, и мы отправились бы в обратный путь, в Японию!

Для непосвященных одно из странных проявлений спортивного братства заключается в близости отношений между людьми, которые могут никогда больше не встретиться друг с другом. Сейчас я очень редко вижусь с Пером; вне капсулы высотного аэростата мы с ним живем и работаем в разных мирах. С Бобом Райсом я не разговаривал уже несколько лет. Тем не менее были случаи — и не однажды, а много раз, — когда я ловил каждое слово Боба как откровение. Были моменты, когда он олицетворял для меня единственную надежду и был единственным человеком, способным спасти и мою жизнь, и жизни моих спутников.

Боб Райс занимается погодой — он один из самых лучших метеорологов. А среди любителей приключений это вообще человек легендарный. Он начинал службу в ВВС США во время корейской войны, и к моменту отставки в 1999 г. за его плечами было пятьдесят с лишним лет метеорологического опыта, причем примерно половину этого времени он посвятил специальным проектам и поддержке искателей приключений. Он играл ключевую роль в двадцати шести дальних перелетах на аэростатах, в бесчисленных парусных гонках и попытках побить самые разные рекорды.

Когда Боб работал на проект Earthwinds (неудачная попытка облететь Землю на воздушном шаре, которую спонсировал Virgin Atlantic в середине 1990-х гг.), за ним наблюдал аэронавт и специалист по связям с общественностью Уильям Армстронг: «Райс начинал свай рабочий ритуал в 03.30 каждое утро, он набивал себе трубку собственным эксклюзивным табаком Black-and-Tan, раскуривал ее и, как верховный жрец метеорологии, продолжал наполнять комнату благовонным дымом до самой погодной обедни».

«Меня сразу же захватило представление о погоде как о живой, дышащей сущности, — говорит Боб. — Ты не просто забиваешь в компьютер кучу цифр и данных. Ты визуализируешь их. Ты видишь волны, видишь штормовые тучи, видишь систему». Боб специализировался на приложении к воздухоплаванию того, что он называл «моделью траекторий» — хитроумной математической теории, разработанной чтобы отслеживать движение вулканической пыли и радиоактивных частиц после ядерных взрывов. С ее помощью Боб предсказывал, куда полетит шар на той или иной высоте.

Используя модель траекторий. Боб рассчитал, что, если мы спустимся до 5400 м, преобладающие ветры понесут нас на север. Тогда мы практически наверняка сможем закончить свое путешествие — хотя для этого нам придется распрощаться с мыслью сесть в штате Вашингтон и удовлетвориться посадкой где-то там, в насквозь промороженной Арктике! Честно говоря, перспектива вывести самый большой аэростат, когда-либо построенный человеком, из стратосферы на обычные высоты, где он станет игрушкой погодных условий, была не слишком привлекательной. Там, под нами, гуляли волны высотой до пятнадцати метров, так что при любых проблемах, даже если бы мы упали в океан совсем рядом с каким-нибудь судном (что, надо сказать, маловероятно в океане, покрывающем практически половину планеты), оно просто не смогло бы поднять нас на борт. Такие волны переломили бы пополам любую лодку. И все же после долгого радиомолчания, будучи на волоске от гибели, мы с радостью последовали совету Боба Райса.

Тем временем на борту самолета, летящего в Америку рейсом компании United Airlines, Уилл Уайтхорн и его команда из десяти спасателей сходили с ума от неизвестности и тревоги. Им передавали всю информацию, но известно было только, что шар потерял почти половину запаса топлива. К моменту их посадки в международном аэропорту Лос-Анджелеса мы с Пером уже летели на север. Команду ждал самолет, готовый отвезти их в Сиэтл. Остальное надо было додумывать на ходу.