Игорь Чутко - Красные самолеты
Началась первая мировая война. Газеты закричали о победе, что после скорой и решительной победы будет замечательная жизнь: все пойдет по-старому…
– Не может этого быть! – подумал тогда семнадцатилетний курсант летной школы Роберто ди Бартини. – По-старому? Не может быть, чтобы такая катастрофа ничему нас не научила!
Кончилась война. Считалось очевидным, что изрядно хлебнувший горя бывший фронтовик поселится в богатом родительском доме. Отец ему написал: «Я знаю, что ты стал коммунистом, и все же не хочу, не имею права влиять на твои убеждения. Это – дело твоей совести. Но я прошу: живи у меня. Ведь я теперь один. И я люблю тебя, Роберто…»
Молодой Бартини к отцу не вернулся: не считал для себя возможным жить лучше, чем живут его единомышленники. Он снимал углы, порой рад бывал и месту в ночлежке, работал мостильщиком, шофером, разметчиком на заводе «Изотта – Фраскини». Пока была возможность – пока не потребовалось уйти в подполье, – учился: инженерному делу и летному. Инструктором его был известный впоследствии летчик Донати, мировой рекордсмен.
В 1972 году отмечалось семидесятипятилетие Р.Л.Бартини. Подводился итог третьему этапу его жизни и работы, с выводами на дальнейшее. О прошлом, сказал Роберт Людовигович на одном из юбилейных мероприятий, сведения у нас довольно точные: известно, что было, что из этого было хорошо, а что плохо, где мы ошиблись, а где преуспели…
– Но, достоверно зная то, что было, мы над прошлым уже не властны. О будущем у нас есть всего лишь предположения, но только в будущем мы можем что-то предотвратить, а что-то вызвать к жизни. Можем сделать так, чтобы жизнь стала лучше.
Вот тебе раз! Недавно еще было «неразрушимо звено…», а теперь прошлое можно сдать в архив, отделить его от настоящего и будущего. «Как это понимать? – спросил я Бартини. – Где здесь неочевидная истина?»
"Я как-то рассказал вам, – ответил он, – о поразившей меня в детстве модели человеческой истории: про двадцать шагов и пятьсот тысяч шагов. Есть еще одна такая модель, новее и нагляднее. В одной из знаменитых европейских столиц стоит древний обелиск, шестидесятиметровая «Игла Клеопатры». И вот однажды космогонист Джине, автор популярной в недавнем прошлом гипотезы об образовании нашей планетной системы, подсчитал, что если все время существования жизни на земле изобразить в масштабе в виде этой иглы, а сверху положить мелкую монетку, английский пенни, то в том же масштабе толщина пенни изобразит время существования человека. А если на монету положить еще и почтовую марку, то ее толщина представит так называемый исторический период жизни человечества. Что же тогда остается на долю отдельного промелькнувшего на Земле создания или даже целых исторических глав, например инквизиции?
Это, понятно, говорит не о ничтожности инквизиции или, скажем, Возрождения, или императорского Рима, а только об их месте в череде минувших и предстоящих событий. Как и о нашем месте в череде поколений. Но пока мы живем, от нас зависит, станет ли обелиск выше".
Величайшим свойством человеческого гения академик Л.Д.Ландау считал способность понять то, чего мы уже не и силах вообразить.
«Каждый переделывает и изменяет самого себя в той мере, в какой он изменяет и переделывает весь комплекс взаимоотношений, в котором сам он является узлом, куда сходятся все нити». Эти слова А. Грамши я нашел в бумагах Р.Л.Бартини.
– Не понятое вами остерегайтесь называть неосуществимым, – советовал Роберт Людовигович работавшим с ним конструкторам. – То, что вам представляется недостижимым, может оказаться легко достижимым для других. Я, например, не в силах подпрыгнуть на два метра, а для Валерия Брумеля это не задача.
О.К.Антонов: «Все проекты Бартини в высшей степени оригинальны. Но нарочно к оригинальности он не стремился, она рождалась из его подхода к делу…»
Е.М.Жмулин, заместитель начальника ЦАГИ: «Важное значение имеет познание творческой лаборатории Р.Л.Биртини, „генератора идей“, создателя оригинальных машин, первооткрывателя новых явлений в природе».
И.Ф.Флоров, доктор технических наук: «Опережающий, революционный характер всей деятельности Роберта Людовиговича Бартини хорошо виден на Примере развития скоростной авиации, где его самолеты нередко на десятки лет опережали мировой уровень авиационной техники».
И.А.Берлин, бывший заместитель Р.Л.Бартини: «Он говорил, что ни в коем случае не следует спорить с заказчиком из-за технических требований к машине. Они не от легкой жизни придумываются, поэтому их не отвергать надо, а, наоборот, перевыполнять!»
А.Д.Алексеев, полярный летчик, в прошлом летчик-испытатель в ОКБ Р.Л.Бартини: «Он был из тех, кто ни на миг не терялся в неожиданно наступавших трудных обстоятельствах. По этому критерию, почему-то никакими инструкциями не предусмотренному, я проверял летчиков, служа в последние годы инспектором».
Н.В.Моравин, сварщик: «Приходим утром – а у него уже свет в окнах. Уходим вечером – а у него еще свет. По-другому не бывало. В цехе не с каждым поговорит, это невозможно, но на работу каждого посмотрит, если надо – вникнет. Обратиться к нему было очень просто… Столовая у нас была далеко, поэтому он велел для ночной смены накрывать столы в кабинете начальника цеха. Не думайте, что это мелочь! – у нас от нее на душе теплело…»
Мне прочитали стихи:
В мельканье будней изменяешь бригантине,Все реже волшебства алеют паруса…Но вспоминаешь жизнь крылатую Бартини –И обретаешь веру в чудеса!
Не нужно строго судить их за качество: автор – не профессиональный поэт, а один из руководителей завода, где после войны строились самолеты Роберта Людовиговича.
В 1976 году в этом городе увидел свет второй внук Бартини, названный Робертом. Говорят, словно с внука писан детский портрет деда.
Сноски
1
Фиуме (впоследствии переименован в Риеку) – до окончания первой мировой войны город принадлежал Австро-Венгрии, был центром провинции, после войны передан Италии. После второй мировой войны отошел к Югославии.
2
Пытались, но не смогли скопировать Т-34, радиомину Ф-10, взрывавшуюся по сигналу с расстояния в сотни километров, не скоро разобрались в штурмовике Ил-2. По нескольку дней не решались вновь приблизиться к своим позициям, брошенным в панике при залпах «катюш»… Между тем твердотопливные ракеты, очень похожие на «катюшинские», были впервые применены еще в воздушных боях на Халхин-Голе в 1939 году, еще тогда озадачили японцев, которые, надо полагать, делились военным опытом со своими союзниками. Что, собственно, мешало раскрыть секрет этого оружия? А вот не раскрыли, запутались в догадках… 14 августа 1941 года, ровно через месяц после первого применения «катюш», германское главное командование издало такую директиву: «Русские имеют автоматическую многоствольную огнеметную пушку… Выстрел производится электричеством. Во время выстрела образуется дым… При захвате таких пушек немедленно докладывать». Еще через месяц – новое отчаянное предписание: немедленно доносить прямо главному командованию о каждом появлении таких пушек на любом участке фронта!
И даже захватив «катюши» в октябре 1941 года (взорванные, правда, но для хороших специалистов это не имеет большого значения), до конца войны так и не сделали ничего равноценного. Немецкие шестиствольные минометы были слабее «катюш».
3
Так называют в Италии люмпен-пролетариев.
4
Как утверждал конструктор, известный знаток истории самолетостроения В.Б.Шавров, полностью убирающееся шасси первым в СССР разработал все же Бартини для самолета «Сталь-6». Проект был обсужден в ЦКБ весной 1930 года.
5
Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 197.
6
Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 276.
7
В 1919 году Фиуме был захвачен отрядом итальянских националистов Д'Аннунцио. Лодовико ди Бартини уехал в Рим и вскоре стал государственным секретарем королевства.
8
«Мостик» от этих рассуждений к своему прямому делу, к самолетостроению, Роберт Людовигович попытался перекинуть для меня позже. К авиации, сказал он, вообще ко всяким летучим устройствам и их создателям люди относятся почему-то с особенным интересом. Почему? Потому прежде всего, что летательный аппарат красив наивысшей в технике красотой – целесообразностью. Не один лишь архиталантливый Туполев, а и любой опытный авиатор почти безошибочно судит о самолете по совершенно как будто не техническому критерию: «смотрится» машина или «не смотрится». Но ведь и корабль, и танк целесообразны! Больше того, навсегда останутся красивыми и «Санта-Мария» Колумба, и венецианские галеры. А вот аэропланы начала века могут сейчас эстетически умилить разве только историков авиации…
