Стивен Уитт - Как музыка стала свободной
У этих двоих начался долгий, подчас недобрый, «флирт». Они — полные противоположности. Моррис верил в огромную пользу маркетинговых исследований, он хотел, чтобы покупатели говорили ему, что именно хотят купить. Джобс ко всем маркетинговым исследованиям относился скептически, однажды сказав журналисту BusinessWeek «люди вообще не знают, чего они хотят, пока вы им это не покажете».[86]
Моррис хотел нравиться людям, хотел, чтобы о нём хорошо говорили. Про Джобса все знали, что человек он очень тяжёлый, что для него грубо оскорбить даже верного друга — это обычное дело. Моррис — стопроцентный делец с Восточного побережья. Джобс — типичный визионер с Западного. Но каким-то образом они пришли к согласию. Спор RIAA против Diamond разрешился, и iPod, каковы бы ни были последствия, прижился. В конце 2002 года, на встрече в офисе Universal, Джобс впервые продемонстрировал Моррису расчёт плавных веб-продаж: принцип, который должен принести легальную музыку массовой аудитории, то есть добиться успеха там, где провалились Pressplay, Blue Matter и всякие глупые инвестпроекты Seagram. Джобс предложил ему 70 центов с каждого доллара за проданные mp3, и это было такое предложение, которое Моррис вряд ли получил бы где-либо ещё, так что в начале 2003 года он, наконец, подписал договор. Сайт запустился в апреле, и впервые весь каталог Universal стал доступен для легального платного скачивания.
iTunes Store тут же снискал бешеный успех: в первый же год там было продано более 70 миллионов песен. Но в общем доходе Universal это составило только 1%, при этом само пиратство тоже никуда не делось. Napster уничтожили, но обмен файлами в пиринговых сетях шёл вовсю, более того — выросло новое поколение, представители которого ни разу в жизни не купили ни одного компакт-диска и вообще не понимали, как это — платить за музыку? Для них качать бесплатно — это нормально, платить за что-то — какая-то устаревшая форма власти. Но именно они — будущее музыки и угроза самому существованию моррисовского бизнеса.
Также всё осложнялось непрекращающимися утечками треков до релиза. Любой, кто работал в музыкальном магазине, знает, что самый суматошный день — это вторник, когда на полках появляются новые релизы. Эти вторники — барометры музыкальной индустрии, эквивалент кинопремьеры. Обычно в первый месяц релиза продаётся более половины общего тиража альбома. В прошлом опасность утечки всегда пресекали на корню, теперь же, при наличии пиринговых сетей, любая утечка сразу распространялась по всему миру за пару часов.
Следуя старой бизнес-модели, iTunes выставлял новую музыку по вторникам, но зачастую она уже была доступна в пиринговых сетях в виде пиратского mp3, причём за недели до релиза. Разумеется, это ударяло по продажам, и по какой-то причине, которую Моррис не мог понять, именно «юнивёрсаловские» релизы оказывались самыми «утекающими». В 2002 году появилось подозрение, что кто-то сливает их с охраняемого завода в Северной Каролине. Альбом Скарфейса «The Fix» совершенно точно утёк именно оттуда. С другой стороны, в цепочке от завода к покупателю существовало множество слабых звеньев: магазины, диджеи, складские работники, музыкальные критики и даже водители. За ними за всеми не уследишь.
Насколько серьёзно пиринговый файлообмен влиял на падение продаж CD? Никто не мог ответить толком. Некоторые чудаки вообще ставили под сомнение тот факт, что утечки вредят продажам. Конечно, музыкальная индустрия страдала, но после терактов 11 сентября и лопнувшего пузыря доткомов любой бизнес себя чувствовал плохо. На каждое исследование, профинансированное индустрией и проводимое с целью доказать, насколько острой стала проблема, находилось другое, противоположное, результаты которого показывали, что пиратство и утечки никак не влияют на продажи, а даже, возможно, их подстёгивают. Моррис не опускался до того, чтобы спорить с этой точкой зрения. Ему не нужна была степень доктора экономических наук, чтобы понимать: за то, что и так везде раздаётся бесплатно люди вряд ли будут платить деньги. Ну, и что бы там ни говорили экономисты, оставался один бесспорный момент: сливать музыку и обмениваться файлами — это незаконно.
С контрактом Vivendi Моррис уже мог не беспокоиться о деньгах до конца жизни, но ему хотелось заниматься своими артистами. Сетевые пираты устроили заговор, чтобы уничтожить их образ жизни, нарушая авторские права в беспрецедентных в истории масштабах. Сливать музыку в интернет и обмениваться файлами — это же не какое-то там увлечение или принцип, это — преступление. И Моррис считал, что за это нужно судить. Первый круг слушаний, призванный устранить проблему, не дал результата. Может быть, нужен второй. Моррис с коллегами-шефами музыкального бизнеса обсуждали крайнюю меру: судиться не корпорациями, а подавать в суд на обменивающихся файлами напрямую. К этому решению Морриса склоняла его команда юристов. Зак Хоровиц, операционный директор Universal, обладал опытом в законодательстве индустрии развлечений, и он стал таким юнивёрсаловским «мотором» для подобных исков. Адвокат Харви Геллер, главный защитник Universal, считал, что эти дела он сумеет выиграть. Эти двое — яростные защитники авторского права, для которых подобные суды предоставляли возможность вернуть святость интеллектуальной собственности и при этом немного заработать. Они понимали, что такой ход вызовет шквал критики в прессе, но относились к этому как к неизбежным издержкам с недолгими последствиями. Моррис доверял Хоровицу и Геллеру и прислушивался к их аргументам. Они считали, что самое важное в этом деле — найти прецедент, когда вроде бы безобидный акт обмена файлами привёл к серьёзным последствиям. За файлообмен нужно наказывать, дабы капитализм нормально функционировал и в цифровую эпоху.
В кулуарных обсуждениях шефы лейблов называли этот ряд исков «Проект 'Крышка'». Поскольку из всех лейблов самый крупный доход получала Universal, то она и перечисляла в бюджет RIAA больше всех. К требованиям устроить суды присоединились три лейбла из Большой пятёрки, а именно BMG, EMI и Sony. Глава Warner Music Group Роджер Эймс не соглашался: он считал, что суды над потенциальными покупателями вряд ли приведут к долговременной прибыли. Большинство мелких и независимых, но платящих взносы лейблов, тоже не соглашались. Но самым сильным оппозиционером оказалась, как ни странно, сама глава RIAA. Хилари Розен полагала, что судиться с файлообменщиками — это политика катастрофических последствий, результатом которой будет отчуждение меломанов и пятно на репутации индустрии, пятно, которое придётся смывать десятки лет. В конце 2002 и 2003 года Розен ожесточённо отстаивала свою позицию в спорах с боссами лейблов, и дала понять, что ни при каких обстоятельствах она не будет лицом «Проекта 'Крышка'». Но её победили. 7 сентября 2003 года Розен покинула пост главы RIAA после 16 лет работы. То, что глава их собственной организации увольняется из-за несогласия — это плохой знак, на который мейджоры не обратили никакого внимания. Настал час «Проекта 'Крышка'» — на следующий же день были поданы первые иски. Цель — 261 человек, с которых в сумме RIAA требует возмещения убытков до $150 000 за песню. Хотя Ассоциация публично заявляла, что приравнивает пиратство песен к воровству CD из магазина, в реальности их судебные претензии оказались гораздо серьезней. Ну, это примерно, как магазинного воришку оштрафовать на один миллион долларов.
Антипиратское подразделение RIAA нацелилось на тех. кто выгрузил, загрузил или обменял более 1000 песен. Это нижний порог, идея заключалась в том, чтобы преследовать тех, кто загружает больше, но по техническим причинам всё получилось немного не так. Napster и его клоны давали возможность загружать чью-либо фонотеку по умолчанию. Поскольку продвинутые пользователи всегда отключали эту опцию, то самыми «злостными нарушителями» оказались невежественные новички. Поэтому мир за пределами индустрии воспринял «Проект 'Крышка'» как крайне спорный и порочный. RIAA как будто выбирала обвиняемых совершенно случайно, находя IP-адрес в пиринговых сервисах вроде Kazaa и LimeWire, а потом судебной повесткой требовала у соответствующего интернет-провайдера информации о клиенте. Но даже со всеми этими повестками RIAA, кажется, не очень хорошо знала, с кем она судится. Вызывали матерей-одиночек и семьи, в которых не было компьютера. Вызывали стариков и детей. Безработных и скончавшихся почти год назад. Получило шумную огласку одно скандальное дело: RIAA нацелилась на некую двенадцатилетнюю девочку по имени Брианна ЛаХара, проживавшую в дешёвом муниципальном районе в Нью-Йорке. Помимо прочего, она скачала заглавную песню из телевизионного ситкома «Дела семейные». RIAA не стала поступать как нормальный человек с сердцем, то есть не стала отзывать иск к ребёнку, но вместо этого предложила уладить вопрос с Брианной, если её родители выпишут им чек на 2 000 долларов.
