Нико Штер - Власть научного знания
73
Опираясь на поразительный по своей полноте фактический материал по случаям геноцида и расовым войнам на протяжении всей истории человечества, Катц (Katz, 1994) показывает, что введение категорического подхода к определению еврея делает Холокост уникальным в еврейской истории. Об этом утверждении, как и о других аспектах книги Катца, много спорят, но, как бы то ни было, оно проясняет некоторые моменты, значимые с точки зрения влияния расологии.
74
Следующим логическим шагом было открытие расовых евреев. Те, кто осуществлял расовую политику на бытовом уровне, во время преследования евреев в своей ненависти необязательно задумывались о логической и концептуальной ясности. Вместо этого они часто смешивали естественно-биологические и культурные концепции идентичности. Того, кого нельзя было причислить к «расовым евреям», но кто при этом критиковал нацистский режим, называли «еврейскими большевиками» или «еврейскими приспешниками» (ср. Rosenstrauch, 1988). Многие попросту продолжали использовать традиционные религиозные антисемитские конструкты.
75
дания их действий. Финкельштейн опровергает это мнение, указывая на общепризнанные исследования, со всей очевидностью доказавшие, что для того, чтобы среднестатистические немцы и руководящие деятели согласились с политикой, против которой они в другом случае бы возражали, необходимы были научные и другие рациональные объяснения. Так или иначе, расология существовала и пользовалась широкой поддержкой режима. На самом деле, все не знавшие угрызений совести диктаторы ХХ-го века нуждались в идеологии, оправдывающей их действия своей «научностью».
76
Центр исследований вопросов расовой гигиены и наследственности Управления здравоохранения был основан в 1936 году под руководством д-ра Роберта Риттера для изучения «цыганского вопроса» (Burleigh & Wippermann, 1992: 54).
77
«На строго секретных встречах в Претцше и Дюбене в Саксонии в мае 1941-го года командиры айнзацгрупп и айнзацкомманд получали инструкции относительно своей миссии от Гейдриха, начальника полиции безопасности и службы безопасности, и Штрекенбаха, руководителя отдела персонала RSHA. Там их посвятили в печально известные планы фюрера, о которых идет речь в этой книге. Под предлогом обеспечения политической безопасности завоеванных территорий […] айнзацгруппы должны были беспощадно ликвидировать любое сопротивление национал-социализму, т. е. оппозицию не только настоящего, но также прошлого и будущего. Им предстояло убивать целые группы людей – без перемирия, без следствия, без жалости, слез и раскаяния. Женщины должны были быть убиты вместе со своими мужчинами, дети тоже должны были быть казнены, так как иначе они бы выросли и стали противниками национал-социализма или даже стали бы мстить за своих родителей. Позже, в Берлине, Гейдрих еще раз подчеркивает этот момент в своей речи перед некоторыми командирами айнзацгрупп» (www.lawofwar.org/Einsatzgruppen%2 °Case. htm, последнее обращение 15.03.2010).
78
Еще одно, более раннее выступление Вебера (Weber, 1911) на первом заседании Немецкого социологического общества в 1910 году, где речь также идет о месте понятия расы в социологии и которое явилось реакцией на доклад А. Плётца «О понятиях расы и общества», мы рассмотрим ниже.
79
Джон Грей пишет в Guardian (15.03.2008): «Некоторые самые страшные преступления новейшей истории были совершены режимами, ссылавшимися на санкционирование их действий со стороны науки. И “научный расизм” нацистов, и “диалектический материализм” советской власти сводили невообразимое многообразие человеческой жизни к фатальной простоте научной формулы. В обоих случаях наука была сплошным враньем, однако в то время она казалась правдивой, причем не только подданным преступного режима. Наука может использоваться для антигуманных целей точно так же, как и любое другой человеческий институт. И опасность того, что наука будет использована подобным образом, на самом деле выше ввиду ее огромного авторитета».
80
В начале 1930-х годов Немецкое общество расовой гигиены использовало это понятие вместо понятия «евгеника». В последние годы Веймарской республики понятие евгеники воспринималось близкими к нацизму авторами как «отклонение влево» (см. Graham, 1977: 1139). Обеспокоенная ростом расистских настроений среди исследователей вопросов человеческой наследственности и усилением их контактов с праворадикальными партиями, «группа биологов и антропологов, состоящая из сторонников партии центра, католиков и социал-демократов, попыталась заставить Немецкое общество расовой гигиены сменить название на Немецкое общество евгеники» (Graham, 1977: 1139). Их попытка на символическом уровне остановить расщепление определенных политических ценностей и целей на биологические концепции потерпела неудачу.
81
Эти факты, очевидно, подтолкнули к решениям, принятым в связи с организацией впечатляющей выставки, посвященной расологии, в Мемориальном музее Холокоста в США, где директором по исследовательской работе до 1997 года был Беренбаум.
82
«Теории Дарвина в их приложении к человеческому обществу придали различным утопиям о селективном размножении, известным еще с античных времен, среди прочего, утопиям Платона, Мора и Кампанеллы, некий налет научной обоснованности. Фрэнсис Гальтон (1822–1911) пошел еще дальше, применяя принцип отбора в интересах биологического оздоровления человеческой расы» (Burleigh & Wippermann, 1991: 29). См. также: Marks, 1995.
83
С наибольшим энтузиазмом идеи Гобино были восприняты в Германии. Рихард Вагнер был другом Гобино, и он же вместе со своими единомышленниками в Байройте немало способствовал популяризации расовых теорий Гобино. Отдельные, наиболее влиятельные переводчики его работ внесли в его идеи антисемитскую ноту, которой изначально в них не было (ср. Weingart, Kroll, Bay-ertz, 1988: 94).
84
До первой мировой войны и в период Веймарской республики многие организации в Германии включили расовые теории в свою политическую программу и решительно требовали принятия политических мер, в частности, законов, запрещающих биологическое смешение рас. В исследовании, опубликованном в 1913 году и посвященном так называемым «рехоботским бастерам» – этнической группе потомков готтентотов и буров, в то время проживавших в германской колонии в Юго-Западной Африке (современной Намибии), Ойген Фишер, без каких-либо эмпирических доказательств, приходит к выводу, что смешение рас неизбежно ведет к ухудшению здоровья потомков. Позднее эти выводы часто использовались для оправдания политики, направленной на предотвращение смешения рас. В статье, написанной для «Теории человеческой наследственности», Фишер (Fischer, [1921] 1927: 14) дает понять, что на немецкую нацию смешение рас оказывает особо вредное воздействие, так как «участь, постигшая немецкую нацию в настоящее время», вызвана и упрочена именно различными комбинациями рас и схожа с судьбой греков, «дрожавших перед римскими императорами». По прошествии всего нескольких дней после прихода к власти нацистов Фишер в своей лекции в Кёнигсбергском университете потребовал искоренить «чуждые расы вместе с их наследственными заболеваниями» (см. Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 385).
85
Неоднозначность концепции Ленца бросалась в глаза, сам он, однако, отрицал, что в какой-то момент отказался от положения о существовании «духовных» характеристик. Представление о том, что это и есть подлинные характеристики расы, тесно связано с концепцией «расы как ценностного принципа» (см. Lenz, 1933). Эти духовные свойства расы считаются безусловно существующими и утверждаются практически независимо от научного исследования той или иной расы. На самом деле принцип ценности расы оправдывает как (1) слияние идеологии и науки в данном конкретном случае (ср. Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 102 и далее), так и в целом (2) стратегический союз между научными и вненаучными группами, готовыми внедрять в жизнь политическую программу расологии. Авторы «Журнала социальных исследований», редакция которого к тому времени уже была изгнана за пределы Германии, продолжали выражать надежду на то, что расологию в значении полезной естественной науки можно оградить от расологии в значении чистой идеологии (ср. Landsberg, 1933: 388).
86
В этой связи и не только огромное значение имеет историческое исследование Бенуа Массина (Massin, 1996), в котором он пытается понять, какие интеллектуальные и общественные силы вознесли так высоко Фишера и его школу. Гилман (Gilman, 1996: 77–84) указывает на похожую работу Эндрю Лайона (Lyon, 1974), где рассматривается отчасти более ранний временной период.
