Яков Гилинский - Девиантность, преступность, социальный контроль в обществе постмодерна

«Стоицизм – мировоззрение мужественных людей. Не все люди таковы», – возразил Ю. Булычев автору, выступившему с докладом в марте 1990 г. на заседании клуба «Сизиф». Да, конечно. Но ведь я и не претендую на решение проблемы. Моя задача – лишь попытаться высветить ее, представив некий ход авторских рассуждений. И только.

Non sequiter, или Рассудку вопреки

Верую, ибо абсурдно.

И еще несколько «вопреки». Пока и поскольку человек существует – вопреки обреченности и бессмысленности существования, но и именно в силу этой своей обреченности – нелишне помнить, что жизнь каждого – его единственная жизнь. И все, чем обладает человек, – это время собственного существования («Ибо жизнь моя есть день мой – и он именно мой день», – писал В. Розанов.) А отсюда – самоценность каждого мига бытия. Чем бесследнее исчезновение, чем ценнее каждое мгновение существования. И «ценность» индивидуального бытия человеческого определяется не столько его длительностью, сколько наполненностью.

Пока и поскольку человек существует, он сосуществует с себе подобными и «меньшими братьями» (вина наша перед которыми безмерна). Не пора ли оценить принцип veneratio vitae А. Швейцера? И дело не только в альтруизме и гуманизме, но и реализме, и эгоизме: благоговение перед жизнью – любой жизнью, включая свою собственную.

Пока и поскольку человек существует (и сосуществует), не есть ли основа нашего сосуществования – сосочувствие обреченных? Вспомним у Марины Цветаевой:

Еще меня любитеЗа то,Что я умру.

И может быть, тогда – Вопреки всему – будет легче встретить Конец с мудрым пониманием: «Достиг кончины, ради которой родился». (Это уже Аристотель.)

«Исключенность» как глобальная проблема и социальная база преступности, наркотизма, терроризма и иных девиаций[2]

Положение индивида в современном обществе становится центральной, ключевой проблемой.

История криминологической мысли богата утверждениями зависимости состояния, структуры и динамики преступности от социальной структуры общества. Наиболее распространенным было мнение о преступности, как порождении бедности, малообразованности, а основным субъектом преступлений считались представители низших слоев общества, социального «дна» – малоквалифицированные рабочие, безработные, бездомные, алкоголики и т. п. Так постепенно сложилось представление об «опасном классе» («dangerous class»). Этому немало способствовал некритический анализ официальной статистики: большинство так называемых «общеуголовных» или «уличных» (street crime) преступлений совершали представители низших страт[3]. Тогда как очень высокая латентность «беловоротничковой» преступности – экономической, должностной, коррупционной, политической, экологической, а также хорошо известная селективность полиции и уголовной юстиции – не позволяли в полной мере оценить масштабы преступлений представителей высших страт.

Как известно, Э. Сазерленд в 1939 г. впервые вводит в научный оборот понятие преступности «белых воротничков» («white – collar crime»), понимая под ней вначале лишь респектабельную преступность власт ной и деловой элиты[4]. Позднее этот термин распространился на всю должностную и экономическую преступность, независимо от ранга чиновника или бизнесмена. Началось ее активное изучение[5].

Девиантность проявляется через действия, поступки людей. Между тем, все свои действия человек совершает, в конечном счете, ради удовлетворения тех или иных потребностей: биологических или витальных (в пище, питье, в укрытии от неблагоприятных погодных условий, в продолжении рода); социальных (в статусе, престиже, самоутверждении, самореализации и др.); духовных или идеальных (поиск смысла жизни, цели существования, стремление к знанию, творчеству, служению другим людям).

Потребности людей распределены относительно равномерно и имеют тенденцию к возрастанию. А возможности удовлетворения потребностей – различны, неравны. И хотя отчасти степень неравенства зависит от индивидуальных особенностей (ребенок или взрослый, мужчина или женщина, здоровый или инвалид, с высоким интеллектом или не очень), однако главным источником неодинаковых возможностей удовлетворять потребности служит социально – экономическое неравенство, занятие индивидом позиций различного уровня в социальной структуре общества (рабочий или предприниматель, фермер или банкир, школьный учитель или член правительства). Именно от социального статуса и тесно связанного с ним экономического положения (можно говорить о едином социально – экономическом статусе) индивида в решающей степени зависят возможности удовлетворять (более или менее полно) те или иные потребности.

Социальную структуру общества изображают обычно в виде пирамиды, верхнюю, меньшую часть которой составляет «элита» общества (властная, экономическая, финансовая, военная, религиозная и т. п.). Средняя – самая значительная по объему часть – «средний класс». В основании пирамиды, в ее нижней части располагаются низшие слои (малоквалифицированные и неквалифицированные рабочие, сельскохозяйственные наемные работники, так называемый «младший обслуживающий персонал»). За пределами официальной социальной структуры (а иногда в самом ее низу – все зависит от точки зрения исследователя) находятся аутсайдеры, изгои (бездомные, безработные, лица, страдающие алкоголизмом, наркоманией, опустившиеся проститутки и т. п.). Ясно, что чем ближе к верхушке пирамиды располагаются позиция и занимающий ее индивид, тем больше возможностей для удовлетворения потребностей, чем дальше от вершины и ближе к основанию, тем меньше таких возможностей. При этом распределение индивидов по тем или иным социальным позициям («местам») обусловлено, прежде всего, независящими от них (индивидов) факторами – социальным происхождением, принадлежностью к определенному классу, слою, группе, и лишь во вторую очередь – личными способностями, дарованием, талантом.

Со временем кастовая или средневековая жесткость социальной структуры ослабевает, социальная мобильность растет («каждый простой американец может стать президентом»), однако статистически зависимость от социальной принадлежности остается. В современном обществе одним из важнейших дифференцирующих признаков является наличие высшего образования. Как заметил Т. Парсонс, человечество делится на две части: окончивших колледж, и тех, кто его не заканчивал. Между тем, стартовые возможности выпускника российской сельской школы и элитной московской или петербургской гимназии различны, также как стартовые возможности выходца из рабочей или профессорской семьи.

Социально – экономическое неравенство появилось как следствие общественного разделения труда, значение которого для развития общества трудно переоценить. При этом следует отметить ряд обстоятельств.

Во-первых, одним из важнейших критериев развития системы (в нашем случае – общества), повышения уровня ее организованности служит дифференциация, усложнение структуры, повышение разнообразия составляющих ее элементов. Закон необходимого разнообразия У. Эшби действует и в социальном мире. Вообще дифференциация общества как следствие углубляющегося разделения труда есть объективный и в целом прогрессивный процесс. Однако, как все в этом мире, она влечет и негативные последствия.

Неодинаковое положение социальных классов, слоев (страт) и групп в системе общественных отношений, в социальной структуре общества обусловливает и социально – экономическое неравенство, различия (и весьма существенные) в реальных возможностях удовлетворить свои потребности. Это не может не порождать зависть, неудовлетворенность, социальные конфликты, протестные реакции, принимающие форму различных девиаций. «Стратификация является главным, хотя отнюдь не единственным, средоточием структурного конфликта в социальных системах»[6].

Во-вторых, главным в генезисе девиантности, включая преступность, является не сам по себе уровень удовлетворения витальных, социальных и идеальных потребностей, а степень различий, «разрыва» в возможностях их удовлетворения. Зависть, неудовлетворенность, понимание самой возможности жить лучше приходят лишь в сравнении. На это в свое время обратил внимание еще К. Маркс: «Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно также малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины». Более того, «как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или же еще в большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах еще более неуютно, все более неудовлетворенно, все более приниженно»[7]. Так что по – своему правы были наследники Маркса, возводя «железный занавес» вокруг нищего населения СССР и выпуская за его пределы только самых проверенных, надежных, «идейных» или зависимых… Социальная неудовлетворенность, а, следовательно, и попытки ее преодолеть, в том числе – незаконным путем, порождается не столько абсолютными возможностями удовлетворить потребности, сколько относительными – по сравнению с другими социальными слоями, группами, классами. Вот почему в периоды общенациональных потрясений (экономические кризисы, войны), когда большинство населения «уравнивалось» перед лицом общей опасности (ломка «перед лицом смерти всех иерархических перегородок»[8]), наблюдалось снижение уровня преступности и самоубийств[9].